Красноармеец

Снова снял всю одежду, хоть померил, так и пришлось лежать, загорая нагишом, до наступления темноты. До неё было пять часов. А вставая, как стемнело, оделся, и толкая велик, вышел к дороге, тут метров двести, и дальше покатил верхом на велосипеде. Дрон просто отлично помогал, уходить от неприятеля, ушёл я за зону поисков, немцы это дело не прекращали. Так и катил. Генератор встал, когда горючка закончилась, но успел зарядить дрона до половины заряда батарей. Всю ночь в седле, кроме трёх остановок на отдых, да покушать. Один раз час потратил, в овраге на костре, из досок от ящиков вскипятил два ведра воды, куда бросил заварки и сахара, помешивая. Кстати, пока вода вскипала и чай делал, мои последние запасы с ним, то я все ящики что у немцев взял, вскрыл, разобрал на доски, а содержимое вернул в хранилище. Ящики если не сожгу, потом брошу, место занимают. Вон, почти тридцать кило вышло лишнего веса. Так за эту ночь я до Харькова и доехал. А повезло, колонна мимо шла, нагнала с кормы, разогнался на велосипеде, и догнал замыкающую, и ухватившись за борт, так и держался, а те буксировали меня за собой. И довольно неплохо, за час километров пятьдесят отмахали. Четыре грузовика в колоне, два это наши «ЗИСы», а вот когда показались окраины города, отцепился и ушёл в сторону, там окраина, и проник на территорию, недалеко прошёл от тупика, где сгоревший эшелон стоял, и вот так отряхнув щёткой одежду, двинул в сторону рынка. А что, шёл спокойно, светало, должен уже начать работать. Пусть синяки на лице, но лицо не сильно опухло, вода прохладная речная помогла. Пришлось подождать, ещё комендантский час действовал, я не знал, хорошо увидел, как патруль проверял женщину, но у той пропуск-разрешение было, даже поспал часа четыре в парке, потом двинул на рынок, мне подсказали где это, и вот первым делом гражданскую одежду купил. Да обычного горожанина, с лёгкой курткой и кепкой. Размером побольше, чтобы потом с этим размером проблем не было.

Старую свою одежду продал. Хорошо ушла. А потом закупки, колбас мало, но были, выкупил всё что имелось. Платил германскими марками, настоящими, а не оккупационными фантиками. Так что товар в вещмешок мне быстро складывали. Торговцы тоже понимали разницу. Одного сала закупил около ста килограмм. Копчёного с тридцать кило. Свежее большая часть. Колбас разных, два окорока было слабокопчёных. Приметил рыбку сушёную, с икрой, хороший мастер солил и сушил, перебирал, взвешивал что выбрал, потом в вещмешок, платил, и дальше. Яиц немало купил, молока, сметаны. Причём продавалось большинство из-подполы. Если в городе не голодно, то близко, на прилавке разная мелочь, а что важное под прилавком. Немцы вполне могли пройти и отобрать что им понравилось, сам видел, было такое. Поэтому меня торговцы, а все те из деревень, со своего хозяйства продавали, передавали друг другу как дорого клиента и обслуживали на все сто. Запасы наличности в марках почти все ушли, но и закупился на две тонны. Одного молока триста литров, сметаны пятьдесят. А сыра на тридцать кило, головками, а больше не было, я же говорю, голодно тут. Горожане вещи продавали чтобы что-то купить. Часа три по рынку гулял, пока не покинул его. Деревенской еды накупил, даже квашенная капуста была, сорок кило, мочёные яблоки, остальное доберу у немцев. Нужно выяснить где у них продовольственные склады и заглянуть. Вот так нашёл место лёжки, ждём темноты, и вскоре уснул.

***

– Капитан Одинцов, значит?
– осмотрев меня с ног до головы, спросил пожилой капитан, к которому меня привели двое конвойных. Находился я в тылу наших войск. До передовой километров семьдесят. Вот так попался патрулю и меня отвели в комендатуру. Там представился дежурному. О него уже к коменданту, вот этому капитану.

Сегодня вечер восьмого июня было. В Харькове я на два дня задержался. Для начала увёл у немцев новенький советский мотоцикл «Л-300», чёрного цвета, выпуск сорок второго, потом на складе ГСМ, поискав, подобрал топливо для мотоцикла, шесть канистр и седьмая с моторным маслом, как раз для него, и три канистры для моего генератора, тут немного другая марка. Как раз немецкий бензин подходит лучше всего. Потом в мастерских в городе, найдя нужную резину, самую такую похожую на ту, что в мембранах была, и в мастерских всё сделал, так что проверил «Глок», когда выяснил где немцы держат готовую продукцию своего мясного заводика. Тут забивают скот, что населения отбирают, коптят колбаски или делают сосиски, и отправляют на передовую. Вот я тонну готовой продукции и увёл, тут же сто кило сливочного масла и пять маргарина. Собственно, всё, хранилище полное. Так что покинул Харьков и добирался до этого городка, передовую удалось пересечь без проблем. В дороге дважды устраивал готовку. Мне нужны готовые горячие блюда. Помните те вёдра, что я купил в Подольске? Там хозяйка квартиры мне готовила и в них заливала. Они при мне. Боец один отмыл их в речке, я позволил соскоблить что что на стенках осталось. Отмыл так, что блестят. Варить в эмалированной посуде над костром я не хотел, в обычных жестяных это делал. Да и сготовил всего четыре блюда. Полное ведро домашней лапши с курицей. Бульон замечательный вышел. Потом мясную похлёбку, две банки тушёнки в ведро вывалил. Плов, благо смог купить большую редкость, специи для него. Ну и отвратил в молоке рис, да, это молочная рисовая каша. Мне это блюдо очень нравилось. А вот то, что было ещё два ведра чая и один с какао, то это так, не блюда, а напитки. Так что небольшой запасец есть.

Стоял я в форме командира, лицо в жёлтых синяках, документов нет, так что и направили к коменданту. А то я дикие истории рассказываю.

– Повторите всё сначала, - попросил тот.

– По просьбе командующего Шестой общевойсковое армии генерал-лейтенанта Городнянского, помогал выводить окружённые части. Я разведчик, мне это по плечу. Под конец работ, вышел в одиночку в странной части, подозреваю немцев, но одетых в советскую форму. Те не поверили моим документам, начали избивать, требовали признаться в том, что немецкий диверсант. Или вообще ряженый. Отказались отправлять запросы выше по инстанции. Там бы подтвердили мою личность. Избивали дважды, прошу отметить это особо, и зафиксировать побои на моём теле, я буду подавать заявление в следственную часть нашей армии. Ночью очнулся потому что дуло, пахло свежей кровью. Дверь, где задержанных содержали, была открыта. Я решил бежать. Убили бы меня там за время допросов. Побег удался. Это произошло второго июня. С тех пор шёл в тыл, добыл форму по своего размеру, меня ограбили при задержании, всё сняли, пока не решил, что стоит выйти на контакт, поэтому вышел к вашему патрулю. Прошу сделать запрос в штаб Шестой армии, насчёт меня. Это всё.

– Хм, капитан…

– Гвардии капитан, попрошу, - поправил я того.

– Видно будет какой ты гвардеец, - явно принял какое-то решение капитан, и велел конвойным.
– В одиночку его пока. И покормите там, тем что с ужина осталось, может и не врёт.

Вот так меня отвели в камеру, ремень сняли, карманы пусты были, потом действительно перенесли кружку обжигающе горячего круто заваренного чая, две половинки варёного яйца, хлеб с салом, половинку солёного огурца и салата нарезанного, но немного. Похоже похватали что было, и принесли. А чай не сладкий, подсластил из своих запасов. Так и поел. А там и уснул на нарах.

Сутки ожидания и снова кабинет коменданта. Тут уже чай на столе, печенье. Хороший признак.

– Подтвердили твою личность. Уже выехали, опознают. Документов-то нет. Кстати, ты знаешь, что командарм Шестой погиб?

– Да ты что? И как?

– Авиация постаралась. Бомбили штаб сильно.

– Плохо, справный командарм был. А на его место кто?

– Ну мне откуда знать? Что слышал, то и сказал. Про твою бригаду ничего не знаю. Пока в камере посидишь, а как опознают, там дальше решим.

– А медосмотр пройти, мне нужно снять карту избиения, для заведения дела.

– Оно тебе надо? Ну перестарались парни, думали диверсанта поймали. Прости и забудь.

– Не забуду. Я слово себе дал, что доведу это дело до конца. Из принципа.

– Ну-ну.

Меня отвели обратно в камеру, медосмотра не было, а утром следующего дня, было десятое июня, вывели из камеры и в кабинет. Там двое, комендант и смутно знакомый командир, тоже капитан. Тот несколько секунд всматривался в меня, пока не совсем уверенно сказал:

– Вроде Одинцов. В синяках весь. Не поймёшь.

– Я тебя видел у Городничего. Ты там со скуластым майором чаи гонял.

– А, ну это Одинцов, - сразу подтвердил тот.

После этого комендант вышел, а меня усадили на стул. Этот капитан из следственной части армии, он достал из планшетки бумаги, и сказал:

– Мне приказали провести предварительный опрос, дальше будут работать следственные органы фронта.

– Не понял, а что я натворил?

– Вам вменяют в вину убийство семи бойцов и командиров, после выхода из окружения. Есть свидетели.

– Не виновен, всё лжа, облагать хотят Дважды Героя.

– Все следственные мероприятия уже проведены в селе. Убийство начальника разведки Кривцова, вам тоже вменяют.

– Это кто?

– Майор, что приказал воздействовать на вас физически.

– Не я. Я сразу покинул село, и меня там не было.

– У вас снайперская подготовка, сорок семь подтверждённых. Последний убитый вами немец у Харькова. В голову, та даже лопнула. Ничего не напоминает?

– Нет.

– Вы ведёте хороший счёт. Вам не трудно было их уничтожить с такого расстояния.

Не совсем понял, как триста метров стали большим расстоянием. Там мало-мальски и неплохой стрелок попадёт, но решил не перебивать. Только уточнил:

– Кто стал командармом Шестой?

– Бабкин.

– Ах этот. Он накомандует.

– Да, неприязнь у вас между собой известная. Как вы его отчитали при всех за план по прямому прорыву. Если бы за вас не заступился комбриг… А потери действительно были огромные… Он и приказал тщательно разобраться.

– Слили.

На это тот не ответил, и начал задавать вопросы. В общем, я держался той линии что обдумал, и с неё не сходил. А медосмотр так и не провели, скоты. Часов пять мы пробыли в комендатуре, я так и стоял на своём. Потом под охраной в грузовике и покатили в сторону Воронежа. Штаб фронта там разместился. Пока ехали, я сидел на лавке у кабины, конвойные у кормы, то размышлял. Ну то что слили, печально, но ожидаемо. Я вспомнил слова следователя, что сейчас сидел в кабине машины, они и вызвали вспышку моего интереса. А сказал тот, что моих документов и бумажку-вездеход не нашли, скорее всего они были у старшего особиста дивизии, который и пропал при моём присутствии. Теперь стало ясно почему немцы у передовой так нервничали и нагнали войск для прочёсывания, наблюдатели на холмах, патрули. Они нашли в кармане одного из убитых мои документы, и «Ахтунг, Одинцов!» А все немцы знали кто такой Одинцов. Сам листал их газеты. М-да, надо было по их карманам и планшеткам пошарить, но кто ж знал? Там папка на столе лежала в хате, думал там всё. А тут вон оно что. Зря побрезговал это сделать. Впрочем, что сделано то сделано. Дальше будет решать трибунал. Меня серьёзно так подводят к этому делу. Бабкин уже не решает, только приказ отдал, тут следственные органы штаба фронта работать будут. А там видно станет. Или отпустят за недостаточностью улик, потому как выбить из меня признание не получится, если буду на грани, перестреляю всех их и уйду, уже навсегда. Проще новую личность сделать, благо лицо моё в газетах не мелькало, и жить ею, чем калекой стать.

***

Строй заключённых, где в конце ряда стоял и я, а что рост невысокий, не первым же, был выровнен начальником лагеря. Тот придирчиво изучил строй, и кивнул вербовщику. Была середина сентября сорок второго, я уже два месяца как отбываю срок. Пять лет дали, за убийство часового. А у землянки. Остальное прицепить не смогли, по косвенным уликам да, но и только, а вот часовой точно мой. Хотя я это всё также не признавал и кричал на суде, что не виновен. Два гада из других сидельцев выступили свидетелями. Видели или нет, не знаю, может и врали, но как я выбрался, убил часового, на светлом фоне неба это им было видно, и сбежал, описали довольно достоверно. Остальные задержанные остались на месте. Да это они крик и подняли, отчего тревога поднялась. Я надеялся разбегутся, а они нет, считали, что с ними разберутся, и отправят дальше по своим частям служить. Вот такая засада. Выбить признания попытки были, но осторожные. Знали, что может быть с ними, два примера на глазах. Майора и особистов. По совокупности мне пятнадцать лет давали, хорошо к расстрелу не приговорили, но учитывая награды, то что спас немало народу из окружения, об этом помянули, скостили срок до пяти лет. Ну и понятно, наград я лишён, это официально, так-то те все в хранилище, звания тоже. И вот отбыл отбывать в казанский ИТК. Заключённые здесь отбывали срок работая на фабрике. Лётные костюмы, унты шили, те самые рукавицы из беличьего меха. Вот шлемофоны уже не наша работа. В общем, у нас занимались летней и зимней формой одежды для лётчиков-высотников. Для дальней бомбардировочной.