Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Красные и белые. На краю океана
Шрифт:

Колчаковцы появились на лесной просеке, растянувшись нескончаемой цепочкой, Нестор решил пропустить их на Лену и, когда последний солдат сошел на речной лед, открыл пулеметный огонь.

Все перемешалось у белых: лошади давили солдат, сани, переплетаясь оглоблями, двигались живой стеной по скользкому льду. Лена покрылась убитыми, снег покраснел от крови, лед стал проламываться, увлекая в глубину людей и животных.

Нестор бросился в атаку. Фигура его мелькала всюду, звучный голос гремел, воодушевляя партизан.

Последние полки белых перестали существовать.

...Май. Двадцатый год. Войска

атамана Семенова, поддержанные японскими интервентами, перешли в наступление. Под напором превосходящих сил противника части Народно-революционной армии стали отступать от Читы на Верхнеудинск.

На помощь из Иркутска был послал отряд Каландарашвили.

В середине мая у станции Гонгот произошло сражение, окончившееся поражением семеновцев и японцев. Потеряв восемьсот солдат, противник бежал. Через несколько дней Нестор вынудил японцев заключить перемирие и отвести войска на восток.

В гонготском бою он показал себя находчивым, решительным командиром, проявил отчаянную храбрость. Рискуя жизнью, бросался он в самые опасные места и был тяжело ранен. Бойцы вынесли его на руках в укромное место, командование отрядом принял Асатиани.

После гонготской победы отряд расположился в забайкальских казачьих станицах на отдых. «Жили мы дружно, помогали населению косить сено, убирать хлеб, строили избы для стариков, для сирот»,— с удовольствием подумал Строд.

Был на исходе август, когда японцы нарушили перемирие. По их требованию барон Унгерн начал свой мрачный поход в Монголию с целью отрезать Сибирь от Забайкалья.

Главком Уборевич двинул навстречу барону партизанскую группу Катерухина, в состав которой вошел и отряд Каланда-рашвили. Строд и Асатиани командовали Таежным и Кавказским полками каландарашвилевцев.

«Не знаю, что тогда было труднее — бои с головорезами Ун-герна или путь через тайгу. Мы шли по топям, по лесным завалам, переправлялись через бесчисленные потоки, от ненастной погоды испортились запасы муки, иссякла соль. Мы ели мясо, посыпая его порохом, страдали от ран, сильнее страданий физических были душевные. Барон Унгерн оставлял в станицах следы ужасающего разбоя. Мы находили обугленные черепа и кости мирных жителей, трупы женщин с отрезанными грудями, выколотыми глазами. Ненависть обжигала наши сердца, ярость наша становилась оружием». Строд невольно поежился от воспоминаний.

...На пограничной полосе, около станицы Каринской, партизаны столкнулись с бандами Унгерна. Главный удар по унгер-новцам нанесли каландарашвилевцы, и от этого удара разбежались бандиты барона. «Нестора тогда не было с нами, он формировал новые воинские части из корейских крестьян, но имя его воодушевляло нас. Он стал не только вожаком партизан, но и знаменем их. Вот так, от боя к бою, очищал он сёбя от анархических замашек, на моих глазах превратился в коммуниста, и воинская дисциплина становилась его первой заповедью»,— продолжал размышлять Строд.

Приказом Иеронима Уборевича командующим революционными корейскими войсками был назначен Нестор Каландара-швили. Реввоенсовет вызвал его в Москву для отчета о формировании корейских частей.

«Вскоре я получил от Нестора телеграмму: «Готовьте наших орлов к новому походу». Прошло девяносто дней, а мы с ним уже отмахали три тысячи верст. До Якутска подать рукой, а там новые походы и последние бои за революцию»,—

заключил Строд.

Метель разыгралась вовсю, изнуренные лошади остановились. Нестор заворочался, вылез из кошевки, к нему подошли Асатиани и якут-кучер.

— Почему стали? — спросил Нестор.

— Дорогу перемело, не видно ни зги,— ответил Асатиани.

— Далеко до почтовой станции? — обратился Нестор к якуту.

— До поселения Покровского остался один кес,— сказал кучер.

— Сколько это по-русски?

— Семь верст,— объяснил Строд.

— Семь верст до небес, и все лесом,— хмуро усмехнулся Нестор, обирая с бороды снеговую куржавину.

В сельце Покровском Нестор приказал собрать жителей на сходку. Среди собравшихся были и якуты — лазутчики из штаба мятежников, но никто не догадывался об их присутствии.

Нестор выступил с речью. Позванивая кавалерийской саблей, он ходил около стола и говорил о Ленине, о борьбе красных и белых, о близкой победе, черные влажные глаза его сияли, черные волосы взметывались над желтым лбом.

— Я пришел вернуть похищенную у вас свободу. Я верну ее даже ценой собственной жизни. Если останусь в живых, буду счастлив вашим счастьем, если погибну, вспомните обо мне как о верном сыне революции,— закончил он и вдруг выдернул из ножен саблю.

Все вздрогнули от провизжавшей стальной струи, он же подбросил саблю, поймал ее на кончики пальцев, поцеловал и рассмеялся. Обитатели тайги рассмеялись ответно: они обожали эффектные сцены.

Во время собрания телеграфист подал Нестору телеграмму. Он никому не показал ее, но предупредил Строда:

— Приготовься к немедленному выступлению. Якутск в опасности, мятежники усиливают натиск. Уйми бандитов, я со штабом еду следом за тобой.

Строд подчинился его приказу без расспросов, головной эшелон выступил на двое суток раньще.

В тридцати верстах от Якутска Лена образует Табагинскую протоку. Под крутыми обрывами протоки петляет тракт, с обоих берегов хорошо следить за путником, едущим в Якутск или из Якутска. В чащобе охотники настроили вежи, в одной из таких веж морозной ночью сидели два офицера. Нервно покуривая, они прислушивались к каждому шороху и, хотя, кроме них, никого не было, разговаривали полушепотом.

— Лазутчик из Покровского был? — спрашивал Семен Михайлов, командир отряда ротмистра Николаева — организатора засады.

— Еще утром. Он видел, как телеграфист подал Каландара-швили телеграмму, а тот приказал Строду спешить в Якутск.

— Сработала наша приманка. Когда Строд проехал Та-багу?

— Сегодня в полдень.

— Он не заметил ничего подозрительного? '

— Мы вели себя как мыши.

— і Строд шел с пулеметами?

— Я насчитал шесть.

Офицеры помолчали с минуту.

— Строд давно отдыхает в Якутске,— сказал Михайлов.

Он уже не сможет помочь своему Деду. А что думает наш корнет?

— Уничтожение Каландарашвили и его штаба Коробейников считает решающим делом. Тогда Якутск окажется у его ног, думает корнет.

— Это он так и говорит?

— Именно он, а не я.

— Сопливец, оседлавший счастливый случай,—сплюнул и вытер плевок Николаев. — Ведь мы даже не знаем, что станем делать, когда покорим Якутск.

— А лотом что?

— А потом? Тише! Кто-то идет...

Поделиться с друзьями: