Красные огурцы

— Так что сам виноват.

Глава продолжал кивать, размышляя о замечательном балансе сил, сложившемся в районе, и о том, как бы сохранить этот баланс. Асланчик, конечно, стал резковат, но все же был здравым пацаном и незаменимым помощником в диалогах с застройщиками бывших территорий гнездования серых чаек.

— Картина ясна, — Борщ откинулся в кресле и сложил руки на своем округлом животе. — Будем разговаривать.

С этими словами он достал телефон и набрал номер Аслана. Через полчаса ответственный за физкультуру явился в кабинет с бейсбольной битой под мышкой.

— Что, Асланчик, бейсбол развиваешь? — улыбнулся подполковник Кувалдин.

— Развиваю, да, — меланхолично ответил Бешеный. — Такую команду собрал — хоть на чемпионат ехай.

— Насчет твоих бейсболистов, — перешел к делу Борщ. — Что это было вчера?

Аслан почувствовал приближение стресса и сжал биту. Подполковник Кувалдин напрягся.

— Нет, серьезно, ты на хрена эту штуку с собой таскаешь? Нервируешь людей.

— Мне так спокойнее, — ответил Аслан.

— У нас тут не парк культуры в Орехово-Зуево, у нас благополучный район, чего уж так нервничать.

— Работа такая, — сквозь зубы ответил Аслан. Он понял, что пора призывать на помощь хрустальный дворец.

— Так вот, насчет утра, Аслан. Твоя версия событий? — строго спросил Борщ.

— Беспредел!

— Поподробнее.

Аслан закрыл глаза и начал гладить биту. Борщ с Кувалдиным переглянулись, Кувалдин повертел пальцем у виска. Дворец блеснул минаретами, спокойствие, сосредоточенное в этом блике, начало разливаться по хрустальному пейзажу…

— Эй, джигит! — Подполковник тронул Аслана за плечо. — Лицо попроще сделай и ответь на вопрос, тебя начальник спрашивает.

С беззвучным звоном дворец рассыпался, на его месте возникла чернота, бешеная яростная чернота.

— Беспредел! — завопил Аслан, вскакивая. — Какой-то салапед мусорской положил пять моих пацанов ваще на! В меня шмалял, джип пробил! Такая версия событий, что не по понятиям! Если хачик, то щемить можно? Да, начальник? Так?!

Кувалдин тоже вскочил и навис над Асланом.

— Да кто тебя щемит, темнило? Сам щемишься!

— Коллеги, тише, тише, сядьте, — миролюбиво произнес Борщ. — У нас есть проблема, и мы ее решим. Как решали все наши проблемы до сих пор.

Коллеги, кидая друг на друга испепеляющие взгляды, сели.

— По версии очевидцев, Аслан, твои пацаны устроили крошилово. А капитан Иванов действовал в целях самообороны. — Глава района, пресекая возражения, поднял вверх толстый пальчик. — Я не хочу вникать в ваши разборки, главное, что никто из мирных жителей не пострадал, заявлений в органы не поступало. Поэтому есть такая идея…

И Константин Анатольевич вкратце изложил интерпретацию событий, которая так всех устраивала. Выходило, что Аслан не только потерял своих бейсболистов, не только не получал никакой компенсации, но и должен был завтра собственноручно награждать за это каких-то мифических спецназовцев. Он покинул кабинет главы района в ярости, справиться с которой хрустальному дворцу было не под силу. От избытка чувств он расколотил Битой Спокойствия стенд под названием «Серые чайки — хозяева Красных Огурцов!», висевший на входе в здание администрации. А увидев над стендом камеру наблюдения, расколотил и ее. Вернувшись домой, он наорал на Сусанну, разом вернув ее в привычный мир боли и страданий. От благодарности она даже обняла его перед тем, как поднять крик о загубленной жизни. Перед мысленным взором Аслана вместо хрустального дворца теперь стояло лицо виновника всех его бед и унижений — лицо дизайнера Опушкина.

28

Нет ничего прекраснее, чем быть на одной волне с толпой веселых людей в приятном месте. Но и нет ничего ужаснее, чем быть на другой волне по отношению к толпе веселых людей, пусть даже и в приятном месте. Хотя, если ты заранее не убедил себя, что заброшенная шахта «Беломухинская» — это приятное место, то угольная пыль, грязь, сырость и дождь могут заставить в этом усомниться. Чем большие обороты набирал опен-эйр, чем бесшабашнее становились танцы, чем сильнее моросил дождь, тем мрачнее становился Антон. Он выпил виски, но это не помогло. В сложившихся обстоятельствах не было и речи о том, чтобы влиться в общее веселье, и спасительный выход — взять и пойти домой — тоже не присутствовал в сегодняшней программе. Антон сходил в вип-лаундж, там на полу, покрытом искусственным розовым мехом, обнимались парочки и лежали по углам индивидуалисты, не рассчитавшие своих сил. Закипавшая мизантропия гнала его вон из випа, на улицу, где дождь придавал происходящему дополнительный привкус безумия, хотя диджей Пингвин и угольная шахта и так неплохо справлялись. Белые наряды — балахоны, комбинезоны, платья, космические штаны и совсем непонятные мешки, выступавшие в роли одежды, быстро перестали быть белыми. Холод начинал красться по не успевшим разгорячиться спинам. А много ли надо уставшему городскому жителю с его не первой свежести гедонизмом, чтобы сойти с дистанции в погоне за счастьем? Первые разочарованные начали покидать танцпол, лепились у барной стойки и самым пошлым образом искали укрытие от дождя.

Антон заметил Дуню в компании модных юношей наркоманского вида — ей надели киберпанковскую шапку с рогами и светящимися трубочками и белые меховые наколенники, она пила коктейль и смеялась, он не стал подходить. Ближе к полуночи надежды на то, что дождь перестанет, окончательно размокли, веселое безумие плавно превращалось в унылое безумие. Два раза выключалось электричество, из темноты доносились пьяные крики, в поле зрения начали появляться грязные плачущие девушки без обуви. В лесу слышался рев буксующих автомобилей. Музыка замолкала и принималась играть снова, но на танцполе осталась всего пара десятков людей, которым в принципе музыка была уже не нужна.

Под козырьком, где пристроился Антон, сидели несостоявшиеся весельчаки в грязных нарядах. Они обнимали себя за коленки, дрожали и тихо переговаривались охрипшими голосами. К нему подбежал мокрый, но не сломленный Кирилл, похожий на капитана корабля, попавшего в шторм, и попросил помочь вытянуть машину одного важного гостя. Антон был рад вырваться из круга ненависти к себе, наркоманам и дождю, по которому он мысленно ходил, и ринулся в пучину спасательной операции. В свете фар он пристегивал тросы, трактор плевался струями жидкой грязи из-под колес прямо на модных владельцев застрявших машин, так тщательно подошедших к соблюдению белого дресс-кода.

Часа в три начало светать, он пошел греться в вип-зону и по дороге наткнулся на Дуню. В ней боролись две степени опьянения: высокая — когда она совершала порывистые движения конечностями, и крайне высокая — когда она закрывала глаза и покачивалась. Вторая постепенно побеждала. Дуня отбивалась от юноши с вытаращенными глазами во флуоресцентной футболке. Увидев Антона, она молниеносно сдала позиции и стала усердно целовать юношу в светящееся плечо.

Антон потянул Дуню за локоть. Она издала сердитое междометие, загородилась от своего энергетического опекуна юношей и, заново прицелившись, присосалась к его губам.

— Дуня, тебе хватит, — строго сказал Антон.

— Нет, не хватит… Это… только начало! — ответила Дуня, пытаясь делать два дела одновременно — презрительно щуриться и стоять на ногах. — Я вот за него замуж… Возьмешь меня, ты?

Поскольку юноша с самого начала не переставал судорожно трясти головой в такт музыке, это движение можно было расценить и как начало эпилептического припадка, и как согласие. Дуня выбрала второй вариант.

— Вот видишь! Он возьмет. Так что иди, Антон. Я пристроилась!

— Дуня, пойдем, тебе пора.

— А ты мне кто? Что ты раскомандовался?

— Все, хватит!

Антон легко выдернул Дуню из объятий припадочного жениха и потащил сквозь толпу. На входе в вип-зону их поймал Кирилл.

— О, Антоха! Давай вас сфотографируем для светской хроники!

Не успел Антон обдумать это лестное предложение, как ему в глаза два раза выстрелила вспышка, и, совершенно ослепший, он на ощупь добрался до вип-лаунджа и повалился вместе с Дуней на лежанку из розовых шкур. Какое-то время она брыкалась и испускала гневные местоимения в разных падежных формах — «Ты!», «Мне!», «Тебя!», потом затихла, потом ей стало плохо. Антон водил ее в кусты, держал ее волосы и приговаривал: «Дура ты, дура!» В четыре часа, когда стальное холодное небо уже блестело сквозь сосны, он соорудил из пледов гнездо в вип-зоне и уснул в обнимку с отключившейся Дуней, прялкой «Россия Великая» и корзинкой с миллионом.