Красные огурцы

Степан Трофимович все рассчитал точно. Укол реланиума ввел его в полусонное состояние, он сквозь дрему, как бы со стороны наблюдал и погрузку своего тела в ладью, и отплытие в Валгаллу. Когда реланиум отпустил, ладья была уже далеко. Он попил водички, пробормотал «Слава науке» и взялся за весла.

Вернувшись домой, изобретатель пообедал жареной картошкой с опятами, переоделся, сложил в рюкзак палатку, спальный мешок, плащ-палатку, горелку на сухом спирте, консервы, бинокль, смену белья и телефон. Вышел на крыльцо, запер избу, сверился по навигатору с координатами, присланными Дуней, и отправился в путь.

Он волновался за начитанную внучку, так мало знавшую людей и жизнь. И невзирая на ее протесты настоял, что будет идти следом и приглядывать за ходом эксперимента, не вмешиваясь в него.

К вечеру он добрался до шахты «Беломухинская», поставил палатку и, рассудив, что сможет в толпе молодых безумцев незаметно подобраться поближе, отправился на дискотеку. Степана Трофимовича снедало беспокойство. Ему казалось, что Дуню могут обидеть эти загадочные для нее существа под названием «люди». Он забрался на дерево, с которого хорошо просматривалась вся танцплощадка, и, укутавшись в плащ-палатку, видел и Дуню, и Антона, и все перипетии эксперимента. Дуня здорово притворялась пьяной, объект нервничал.

На рассвете дедушка не выдержал и сходил в вип-лаундж. Объект и Дуня спали, обнявшись. Степан Трофимович подивился, на какие жертвы женщины рода Коробкиных готовы идти ради науки. Прялка лежала рядом в целости и сохранности. Успокоившись, он вернулся к себе в палатку и тоже лег спать.

29

Антону всю ночь снились какие-то трубы и провода, а под утро приснился и сам изобретатель Коробкин — он стоял в розовом вип-лаунже в саване цвета хаки и укоризненно качал головой. За ночь гнездо подтопило, грязь втопталась в искусственный мех, попахивало туалетом. Проснувшись, Антон некоторое время оглядывал все это великолепие, потом приподнялся на локте и увидел Дуню. Чумазая, опухшая и босая, в безумной шапке, она прекрасно вписывалась в этот постапокалиптический интерьер.

— Как самочувствие, тусовщица? — хрипло пробулькал Антон.

— Плохо, — мрачно ответила Дуня.

Она вертела в руках квадратную картонку. Антон встал на четвереньки и подполз посмотреть — это было их фото для светской хроники. Судя по фото, миссия энергетического наследника вчера была с треском провалена. Вместо того чтобы беречь юную внучку, как было указано в завещании, наследник притащил ее в какой-то вертеп, напоил, обрядил, как космическую проститутку, да еще сфотографировал в такой позе, что юбка задралась до пупка, являя миру белые трусы.

Антон вздохнул, встал и пошел посмотреть, что происходит снаружи, и, может быть, раздобыть что-нибудь на завтрак.

Заброшенная шахта «Беломухинская» в последние годы представляла собой печальное зрелище. Ржавые рельсы, кучи никому не нужного каменного угля, выбитые стекла огромных окон, развалившиеся кирпичные стены и огрызки проводов, срезанных собирателями цветного металла. Шахта была свидетелем и участником драматических коллизий страны, документом эпохи, гордо и трагически предъявлявшей свою мумию современникам. Но то, что с ней сделали московские рейверы за одну ночь, нельзя было назвать иначе как надругательством. К мумии подключили ток, нарисовали перламутровую улыбку на окаменевших губах, обрядили в перья, заставили плясать, а потом бросили в этом трагикомичном виде обратно в саркофаг. Настил на пустыре перед складом размяк и поломался, флажки, буклеты, пустые бутылки, фантики и окурки покрывали всю территорию опустошенного промышленного объекта. Шины разворотили заросшие было травкой куски земли, в лужах плавала брошенная обувь вперемешку с испражнениями. Осквернение помойки, акт чистого искусства.

Как ни странно, на сцене все еще трудился диджей, бодрое техно разносилось по серо-сырым окрестностям. Последние сумасшедшие перетаптывались на танцполе с закрытыми глазами, вздымая руки к равнодушному небу. Вид их был страшен.

У барных стоек перетаптывались выжившие, Антон подошел поближе. К алкогольному репертуару прибавились чай, кофе, йогурты и печенье. Он купил пару бутылок жидкого йогурта, большой стакан кофе, пачку печенья и собрался с этой добычей улизнуть обратно в свою сырую розовую нору.

— Антоха! — окликнул его Кирилл. — Ну ты как, брат?

— Чума! — хрипло ответил Антон и для убедительности показал оттопыренный большой палец.

— С погодой, конечно, не повезло, в целом угар.

— Согласен, — кивнул Антон. — Отожгли!

— Ваще жара! — согласился Кирилл. — Вечером афтепа-ти в «Фисташковом самурае», приходите.

Дуня раньше никогда не напивалась и сейчас переживала все стадии первого похмелья, включая легендарное обещание самой себе больше никогда в жизни не выпить ни капли алкоголя. Физический упадок усугублялся моральным. Эксперимент провалился. Пора признаться: если Антон когда-нибудь и испытывал к ней теплые чувства, то разве что в вечер знакомства. А дальше все пошло наперекосяк. Особенно стыдно было вспоминать вчерашнюю дискотеку, последние попытки вызвать его ревность, проделанные уже назло. Назло самой себе. К счастью, подробности растворились в пьяном дыму… Но как не хотелось возвращаться домой! Дед, конечно, начнет: «А я ведь говорил! А я предупреждал!» Дуня отбила деду сообщение: «Доброе утро! Все идет хорошо» — и тяжело вздохнула. Голова трещала, как будто кто-то лупил ее изнутри дедушкиным молотком на резиновой ручке. О том, чтобы спланировать дальнейшие действия, не могло быть и речи. Ну и отлично. Раз эксперимент закончен, можно наконец побыть самой собой. Дуню несколько утомило вчерашнее притворство.

Явился Антон. Дуня молча приняла йогурт и выпила его, все так же сидя на полу и остекленело глядя в стену. От печенья она отказалась, трагически помотав головой.

Антон ел с аппетитом и два раза переспросил, точно ли она не хочет, а то он сейчас все съест. Дуня точно не хотела не только печенья, но и, судя по ее виду, жить дальше. Но у ее молодого организма, видимо, были свои планы, и он заставил хозяйку встать, научиться заново переставлять ноги и дойти на них до туалета.

— Так плохо мне никогда не было, — сообщила она, вернувшись.

— Это тебя еще вырвало, — радостно поведал Антон. — А так было бы еще хуже.

Дуня застонала и закрыла лицо ладонью. Антону захотелось отвезти ее в свою уютную квартиру, где можно принять душ, переодеться, нормально поесть и поспать. Но в квартиру было нельзя. Разве что найти гостиницу…

— Поедем, что ли? — нерешительно предложил он.

Дуня обреченно кивнула.

Трактор полз по мокрому шоссе. Дождь перестал, поля зеленели сквозь голубой туман, как на картинах Моне. На Дуню было жалко смотреть, она молчала, подрагивая от холода, и только морщилась, когда трактор подпрыгивал на ухабах.

— Ты пей, пей водичку-то, — посоветовал Антон.

Дуня отстраненно глядела перед собой.

— Похмелье, оно же абстинентный синдром, — это прежде всего обезвоживание организма, — завел Антон поучительную речь. — На расщепление алкалоидов уходит жидкость, потом тебя тошнило, это тоже потеря жидкости…

В стремлении развлечь мрачную собеседницу Антон рассказал все, что знал о похмельном синдроме и сложных взаимоотношениях человека и алкоголя. А знал он, как оказалось, немало. Вот что значит широкий кругозор, мысленно похвалил он себя. Дуня, очевидно, тоже находилась под большим впечатлением от его познаний, потому что не проронила в ответ ни слова.

Некоторое время они ехали в молчании, и Антон, посчитав, что с его стороны было бы нечестно не поделиться с Дуней житейским опытом, рассказал, что самый правильной стратегией является не бороться с похмельем, а предотвращать его с помощью нескольких простых приемов. Ответом все так же было холодное молчание.

— Тебе неинтересно? — спросил Антон. — Я, между прочим, дельные вещи говорю.

— Помолчи, а… — ответила Дуня.

— Вообще-то некрасиво так говорить, к твоему сведению.