Красный цветок
Шрифт:
Верила ли я ему?
Миа*рон был психом и садистом.
Могло ли быть так, чтобы Эллоис*сент флиртовал по приказу любимой тетушки? Конечно, могло. Но...
В памяти вставали, - одна за другой, - сцены на балконе, на балу, на корабле. То, как юноша закрывал меня собственным телом от львов; как осмелился пойти наперекор Заку. Наши ссоры. Единственная ночь.
Мы оба ещё слишком юны для подобного лицемерия. Влюбленность Эллоис*сентра такая же подлинная, живая, как и моя.
Не трудно догадаться, зачем Миа*рону необходимо
– Возможно, ты прав, - медленно роняя слова, проговорила я.
– Чеар*рэ мерзавцы и стяжатели. Но они хотя бы брали на себя труд прикрывать неблаговидность поступков и мыслей. Жаль, что ты себя подобными нюансами не затруднял. Я не стану больше убивать. Ни ради тебя, ни ради Хант*Руама. Даже ради собственной жизни. Чтобы ты не сказал, чтобы ни сделал - это ничего не изменит.
Лицо Миарона вдруг просветлело, озаренное торжеством, несколько меня озаботившим.
– Верно. Приятных слов, Рыжая Куколка.
Миа*рон удалился. Двери сомкнулись за его спиной.
Я осталась наедине с немым и бесполезным божеством. Не зная, радоваться или печалиться обретенному одиночеству.
Обхватив колени руками, не видя, глядела на мерцающие язычки пламени.
Сердце сжималось при мысли о гибели Зако*Лара. Почему я скорблю о нем, моем не состоявшемся убийце?
***
Разбудил резкий характерный рывок. Даже не открывая глаз, я знала, что Миа*рон рядом. Ну, кому ещё придет в голову так жестоко вырывать меня из объятий сна?
– Очень миленько, - проворчала я.
– Продирай глаза. Да поживей! Мне необходимо кое в чем убедиться.
– Это в чем же?
– зевая и потягиваясь, спросила я.
– В том, что ты на самом деле способна открыть эти пресловутые Врата.
Сон прошел мгновенно. Я даже не делала попыток вырваться.
– Что ты сказал?
Зачем я об этом переспрашивала? Прекрасно ведь слышала все с первого раза.
– Я должен убедиться в том, что подозрения Зака были правильными. Ты ведь помнишь текст, моя Смертоносная прелесть? Я весьма на это рассчитываю. И не смей мне морочить голову отрицаниями! Я не забыл о том, какая у тебя отличная память. Давай, не стой столбом, - не статуя. Шевелись, Слепой Ткач явись по твою душу!
В голове проносились обрывки мыслей.
Двуликие, и когда только закончится история с этими проклятыми Вратами!?
'Агиар махи*ар джосс ралир*тон', - Миа*рон вытянул руку. Яркий свет распространился от ладони. Стена начала таять.
– Что происходит?
– спросила я.
– Вперед.
Я охотно не стала бы его слушать. Но что делать с фактом: он на целых две с половиной головы выше? Игнорировать это бесполезно.
Через несколько мгновений я стояла на знакомом постаменте. В окружении беснующейся, бьющейся в экстазе, озверелой толпы. Они тянулись к нам,
выкидывая скрюченные пальцы. Остро пахло кровью, алкоголем, кровью, экскрементами. В одном углу совокуплялись. В другом убивали. Все содрогалось в немыслимых конвульсиях.– Литу*эль! Царица Тьмы! Коснись меня! Прокляни меня! Возьми меня! Меня! Меня!
Выкрики сливались в оглушительный рев.
Миа*рон отозвался рыканием. Мускулистые руки покрывались шерстью, кости перетекали из одного состояния в другое. Он силился удержать человеческую форму, но она соскальзывала с него, крошилась, терялась.
Велика ли была ему человечность или мала, не мне судить. Но то, что не по размеру, - это очевидно.
– Посмотри наверх, рыжая ведьма!
Я посмотрела.
Обнаженное тело Эллоис*Сента раскачивалось на острых железных крюках, вошедших в спину и вышедших из-под ребер.
Юноша, раскачиваясь на жутких качелях, выглядел безвольной куклой. Хвала Двуликим!
– он был без сознания.
Рев толпы отдалился, продолжая оттенять жуткую сцену мрачным речетотивом:
– Ткач! Ткач! Ткач!
– Явись, Ужас, Зло и Тьма!
– Мать Тьмы! Литу*эль! Да придет твой Проклятый Супруг!
– Не нравится?
– насмешливо рычал Зверь.
– То, как он выглядит? А мне вся эта картина по вкусу! Аппетитная! Хочешь, чтобы он жил? Сделаешь то, как я скажу.
– Нет, - прошептав, покачала я головой.
– Что ты сказала?
– Нет!
Мягко переступая, Миа*рон приближался. Как любой хищник, кругами.
– Даже так?
– ухмыльнулся он.
Наверху зазвенела цепь. Глухой сдавленный крик, оборвавшийся хрипом, не заставил поднять глаза. Я по-прежнему не сводила их со Зверя.
– Ты согласна платить его мучениями за свое упрямство?
– вкрадчиво поинтересовался Миа*рон.
Я покачала головой:
– У меня нет выбора.
– Есть.
– То, что есть, это - не выбор.
'Тьма! Тьма! Тьма', - злым аккомпанементом звучали снизу крики утратившей разум толпы.
– Тебя возбуждает его боль, а? Моя прелестная куколка? Так же, как она возбуждает меня? Кровь, боль, смерть? И надвигающийся неизвестный ужас - не самая ли сладкая приправа к страсти? Представь, как твои когти пробивают его хрупкую плоть! Как шелестят шелковые внутренности, орошая теплой кровью?
Отвращение, внушаемое описываемой им картиной, было совершенно искренним.
– Чужая боль, чужая плоть, чужая страсть, - шептал он.
И был он по-своему красив. И по-настоящему безобразен.
Цепи пронзительно заскрипели. Тело Эллоис*Сента рухнуло между нами, распростершись неподвижной куклой.
Миа*рон легко подхватил юношу на руки, зарываясь руками в его мягкие длинные пряди, пробегая чувственными длинными пальцами по запрокинутой назад, беззащитной шее, мягко сжимая безвольно поникнувшие плечи.
Ласкал его, как ласкают женщин - не спеша, со смущающей интимностью.