Кратер Циолковский

– Да я…

– Нет, ты молчи! Слушай, что говорю…

Он походил по комнате, потом легким прыжком удобно уселся на подоконнике, заговорил более миролюбиво.

– Когда-то такие, как ты, беспризорниками становились, с голоду помирали. Останется парнишка сиротой и можно считать, что пропал. А ты на готовеньком жил, о куске хлеба не думал. Государство о тебе заботилось, народ. Народ, понял? В сто раз больше сделаешь, в тысячу - все равно останешься в неоплатном долгу. А то - сам!

– Я же понимаю это, дядя. Я совсем другое хотел сказать.

– Мало вы думаете о своем долге, вот что! Запомни: о собственных заслугах меньше всего распространяйся. По математике что у тебя?

– Пятерка, - улыбнулся Андрей.

– Давно когда-то слышал я умные слова. Человек - это дробь. В знаменателе - то, что он думает о себе, а в числителе - что о нем думают другие. Вот и делай вывод…

Андрей хотел пошутить по этому поводу, но, взглянув на серьезное лицо Сергея Степановича, не решился.

– То-то. А самое главное - потом не забывай об этом. Зашевелятся тщеславные мыслишки, так ты их сокращай, сокращай. Пусть знаменатель к нулю стремятся…

– Пойдем, дядя, в кафе, - предложил Андрей.
– Недалеко, на нашем же этаже. А то я даже чаем не могу тебя угостить.

Сергей Степанович посмотрел на свой старинный штурманский хронометр.

– Не могу, братец. Через час опять улетаю. Так что остается только пожелать тебе всего наилучшего. Жениться-то еще не надумал?

– Я, дядя, на девушек и смотреть боюсь, - пошутил Андрей.
– Еще загляжусь на какую - и весь режим тогда пропал…

– А вот это ты зря! С меня пример не бери! Я просто неудачник. А хорошая подруга…

– Дядя, на эту тему распространяться не будем, - жестко сказал Андрей.

– Ладно, могу помолчать. Только запомни: космонавты тоже люди. А Маркс недаром любил изречение «homo sum…» Ой, Андрейка, не получится из тебя монах…

– Дядя!

– Молчу, молчу. А впрочем - можно и в кафе заглянуть. Успею! Кто знает, когда мы с тобой снова увидимся…

В этом разговоре не было ничего особенного. Но он жил в памяти Андрея рядом с самыми дорогими воспоминаниями. Через месяц после встречи с дядей Андрей развернул еще пахнущие типографской краской страницы вечернего выпуска газеты, и в глаза ему бросилась фотография в черной рамке. Смуглый бритоголовый человек в строгой форме пилота смотрел на него внимательно и чуть насмешливо. «При исполнении служебных обязанностей трагически… - забились в руках косые строчки текста, - замечательный полярный летчик…»

– Дядя… - растерянно прошептал Андрей.
– Как же ты так, дядя?

«Такая уж наша профессия!
– вспомнил он.
– Да, недаром говорил когда-то Сергей Степанович, что летчику просто несолидно умирать своей смертью…»

Андрей совсем не думал о том, что он выбрал еще более опасную профессию. Но это было закономерно. Когда солдат падает в бою, его товарищи продолжают атаку. Им просто некогда думать о смерти. Самое главное - вперед. Через трудности, через опасности - вперед. Только так завоевывается победа.

Небесные братья

Оранжевый пятнистый жучок, деловито перебирая угольно-черными лапками, полз по травинке вверх. Тонкий стебелек гнулся под его тяжестью. Костров подставил палец, и жучок перебрался к нему на руку.

– Божья коровка, полети на небо… - нараспев заговорил Костров.

Жучок повернулся на суставе согнутого пальца, выпустил рыжие крылья и растаял в веселой голубизне хорошего летнего дня.

Костров проводил его взглядом, беззаботно засмеялся, легко опрокинулся на спину.

– Смешно, - сказал Чумак.

– Про божью коровку? Помню, был совсем мальчонкой - так пел.

– Смешно, - упрямо повторил Чумак.

– Леша, не порти мне настроение. Всем известно, что ты лишен чувства юмора, чувства лирики и всего прочего. Поэтому не мешай людям, которые тонко понимают природу и ценят поэзию.

Чумак демонстративно зевнул.

– Удивляюсь, - сказал Костров, - как это некоторые товарищи ухитряются притворяться безразличными ко всему на свете. Чувства даны человеку не для того, чтобы прятать их.

– Допустим.

– В таком случае надо не бросать ехидные реплики, а поддержать друга. Скажем, обсудить с ним красоту солнца и неба, травы и речки. Подходит такая повестка дня?

– Старо.

– Я же тебе серьезно говорю!

– И я серьезно. Прочитай-ка лучше Тургенева или Паустовского.

– Это же не то, Леша! Нам с тобой надо видеть землю совсем не так, как даже самый лучший писатель. Когда я первый раз полетел в космос, то несколько дней после возвращения места не мог найти. Смотрю и удивляюсь все время. Рыжий муравей, шмель на клевере, сосны, ручей… Это же все просто чудо! Разве можно жить без этого? И кажется, любую букашку готов расцеловать… Земля, настоящая Земля!

– Ты слишком сентиментален, Сережа. А в нашей профессии это противопоказано.

– Ерунда! Если мне по-настоящему дорога Земля, я невозможное сделаю, чтобы только вернуться на нее. Когда на Луне я думал про все, что нас сейчас окружает, чувствовал себя только сильнее. И извини, братец, не верю я тебе. Ты только любишь казаться сухарем, а на самом деле чувствуешь то же самое.

– Если тебе нравится так думать - пожалуйста.

Сергей демонстративно отвернулся. Но через минуту не выдержал, опять начал спор.

Андрей Соколов усмехнулся. Неужели Костров не понимает, что Чумак просто разыгрывает его? Какие они оба еще, в сущности, мальчишки!

Сам Андрей не принимал участия в разговоре. Он не любил спорить по пустякам. К тому же рядом с этими плечистыми хлопцами, вид которых просто кричал о цветущей молодости, он чувствовал себя пожилым человеком. Каждый из них совершил лишь по два-три космических полета. А он на Луну собирается в двенадцатый раз. К тому же нынешняя экспедиция по сравнению с первыми, в которых он участвовал, - просто прогулка. Сейчас построен Луноград, летишь, словно в командировку в другой город. Попали бы они тогда…