Крайняя изба

Первым появился Савельев, затем — директор с Политом Поликарпычем. Отдышались, вставили весла в уключины. Только Дима не появлялся, хоть ему было легче всех плыть — впереди, как-никак, прошли четыре лодки.

— Ты чего там шарашишься? — шипел нетерпеливо Полит Поликарпыч.

— Воды зачерпнул, — выехала низко осевшая лодка Димы. — Выбросать бы чем-то?

Ефим передал ему черпалку, сделанную из консервной банки. Дима принялся вычерпывать воду.

— Небось, согрешил ночью-то? К дояркам втихаря сбегал? — издевался над ним Савельев. — Все у тебя не эдак сегодня.

— Согрешил, согрешил, — похохатывал Дима.

— Мы сегодня выедем, нет? — тихо спросил директор. Так спросил, что все примолкли.

Дима сильнее заработал черпалкой.

11

Наконец все же тронулись.

Впереди бесшумно скользила лодка Ефима. Сзади, нестройной флотилией, не очень-то умело обращаясь с веслами, брызгая, шлепая, скрипя уключинами («смазать не догадался», — досадовал на себя Ефим), двигались остальные. Особенно неровно плыл Дима, он то налетал на чью-нибудь лодку, то далеко отставал, приходилось останавливаться, поджидать — еще потеряется в темноте. Охотники, когда он догнал всех, кляли, материли его почем зря, а Полит Поликарпыч так даже грозился веслом огреть. Однако ничто не помогало, лодка под Димой вела себя дико и своенравно, как необъезженный конь.

«Так мы всю птицу еще до охоты распугаем, — всерьез уж опасался егерь. — Отделаться-ка надо поскорее от увальня этого».

Вокруг и впрямь делалось неспокойно. Слышался встревоженный утиный крик, росла суматоха. Некоторые утки с шумом снимались, взмывали вверх и кружили, невидимые, над озером. Тугой посвист их крыльев горячил охотников. Они поднимали весла, замирали и сидели недвижно, пока утки не плюхались успокоенно где-нибудь в сторонке.

Диму Ефим оставил у вольного водного клина, в левом крыле Сартыкуля, утка здесь часто снижается, но утягивает по-над водой дальше, к середине озера. Место — так себе, как повезет. Но для Димы и этого много. Его вообще нельзя было пускать на Сартыкуль. Путевки нет. Охотничьего билета нет. Не со своим ружьем приехал. Гнать таких следует с озера, а не места им подыскивать.

Егерь помог Диме втиснуть в камыши и замаскировать лодку, наказал не садиться на борта, не стрелять стоя, чтоб в воду не свалиться.

— А ему не помешает… протрезвится хоть, — сказал Полит Поликарпыч.

Охотники облегченно посмеивались. Никто и не думал скрывать, что с радостью оставляют Диму, что всем он надоел до чертиков.

— Смываемся, да? — строил из себя обиженного Дима. — Ладно, сделаю я вам шашлычок вечером… В ножках у меня поваляетесь.

— С тобой не соскучишься, Дима, — хмыкнул директор.

— Можешь досыпать, — пожелал Савельев.

— Смейтесь, смейтесь… Посмотрим еще, кто больше настреляет.

Савельеву и Политу Поликарпычу достались места получше: Савельеву — крепкий камышовый островок с хорошим круговым обзором, разворачивайся только, пали знай туда и сюда; Политу Поликарпычу — широкая заводь, глубокая и спокойная, где утка обычно кормиться любит.

Но самое лучшее место Ефим оставлял директору. Надежное, годами испытанное, добычливое место — мыс, выступающий по центру озера, отчего водная часть Сартыкуля и имеет вид полумесяца; глянешь направо — одно крыло, глянешь влево — другое. Утка и садится, и поднимается, не минуя мыс. Очень удобное для стрельбы место. Кто-кто, а директор уж без добычи не вернется.

К этому-то мыску и направлял свою лодку Ефим. Он спешил, времени оставалось мало, считанные минуты. Вокруг уж начинало сереть, чернота вверху разбавлялась, рассасывалась, звезды над головой тончали, тонули в светлеющей бездне. Восток на глазах алел, наливался соком, и на фоне разрастающейся зари уж смутно мелькали иногда тени потревоженных уток.

Метались они низко и неровно, как летучие мыши. Шипящий, нагнетающийся звук вдруг возникал в воздухе и тотчас пропадал, отдаляясь, охотники порой не успевали даже головами крутнуть.

Скоро, скоро заговорят, запоют над округой ружья всех марок и калибров, забьется, заколотит в груди охотничье сердце!

Наткнувшись в темноте на стенку глухих камышовых зарослей, Ефим и директор свернули, некоторое время плыли, огибая выступ. Егерь намеревался высадить Геннадия Семеновича на острие мыска.

— Здесь, пожалуй, и остановимся, — придержал он вскоре лодку. — Самый подходящий пост!

— Дальше валяйте, занято, — раздалось из недр камыша, — расшлепались на все озеро.

Было это так неожиданно, что егерь с директором испуганно замерли, будто карманники на месте преступления.

— Кто это? — тихо спросил директор.

Ошарашенный Ефим слова поначалу не мог сказать. Вчера он не придал особого значения намерению Таськи. Поерепенится-поерепенится, мол, парень и остынет. Не насмелится заплыть на озеро, побоится Ефима — егерь все-таки, власть, хочешь не хочешь, а считайся. Ан нет, посмел. И еще как посмел — лучшее место занял.

— Вот безголовый, на своем настаивает, — обрел наконец дар речи Ефим.

— Кто это? — повторил директор.

— Да Протасий. Ну вчера… помните?

— Ясно, — вспомнил директор. — Самовольничает, значит? Геройствует?

— Он у меня погеройствует. Он у меня… — разворачивал лодку Ефим.

— Погоди, Евсеич. Не шебутись… Может, это самое, спустим ему на первый раз, — дипломатично предложил директор. — Пусть убирается подобру-поздорову. Только чтоб на озеро ни ногой больше.

— Чуешь, Протасий? — подхватил Ефим. — Уезжай, покамест не поздно.

— И не подумаю, не надейтесь, — отозвался парень. — Я всегда охотничаю на Сартыкуле. С чего я должен?..

— Верно, — послышалось чуть подальше. — Мы спокон веку у воды… Жись возле озера доживаем. А нас выдворять сдумали.

«Как? И Еремка здесь? — опешил Ефим. — Они что? Сговорились, черти! Под монастырь меня хотят подвести? С должности выжить?»

— Это еще кто такой? Что здесь за балаган, Евсеич? — властно потребовал отчета директор.

Позор-то какой, стыдобушка! Ефим был готов сквозь землю провалиться. Егерь называется. Браконьеры ему в глаза смеются.

— Слышь, Еремей, — крикнул Ефим. — А ты-то, старый, на чо надеешься? У Таськи хоть охотничий есть…

— Косатую подшибить надеюсь! — хорохорился дед. — И ты не указ мне. Ты еще мамкину сиську сосал, а я уж охотничал, берданку имел!

— Я твою берданку об угол трахну, иначе заговоришь… И оштрафую вдобавок. Никакой твоей пенсии расплатиться не хватит!

— Постыдился бы, на старика-то нападать, — снова подал голос Таська. — Много он дичи возьмет? Он и патронов-то нашел… три всего. Ты лучше настоящих браконьеров лови.

Верно, не в Еремке ведь дело. Еремку, в крайнем случае, можно и на буксир взять, утянуть просто-напросто с озера. А вот как с Таськой быть? Того ведь на прицеп не посадишь. Он сам тебя упрет куда хочешь. Здоровый, лешак.