Крепче виски. Слаще колы

Марк навис надо мной, преграждая единственный путь к отступлению собственной рукой, которой уперся в стену.

Серо-голубые глаза смотрели в самую душу, перемалывая её на мелкие кусочки, вызывая дрожь по телу. Последние капли цитрусовой горечи, к сожалению, покинули легкие, и её место стремительно стал занимать аромат пломбира. Слишком сладкий, ужасно приторный запах. Теперь я поняла, почему после разговора с Марком я чувствовала себя грязной. Создавалось ощущение, будто ты весь с ног до головы вымазался, как ребенок в липком мороженом.

Но все-таки он красив. Умен. И нахален.

— Что ты будешь делать с данной информацией? — прошипела я.

— Хочу участвовать, — с легкостью сказал он. — Но об этом не должен знать Павел Александрович.

Рот открылся в немом шоке. Я была растеряна. Обескуражена и, кажется, парализована. Марк надавил указательным пальцем мне на подбородок, помогая захлопнуть рот обратно.

— Зачем тебе это?

— Мне скучно, — пожимая плечами ответил он.

Глаза широко распахнулись от услышанного. Это просто уму непостижимо!

Годы каждодневного абьюза были для него просто игрой, энтузиазм играть в которую все же спал на нет. А тут я сама подкинула ему новый повод для развлечения.

— Тебе следует воспользоваться услугами своей подружки! — выплюнула ему слова прямо в лицо.

Марк склонил голову чуть вбок.

— Ух! Не знал, что ты можешь быть сексуальной, когда ревнуешь.

Я почувствовала, как по шее и щекам поползло тепло смущения.

— Ревность? Не смеши! Если бы я хоть на секунду представила, что смогу тебя ревновать к кому-то, то меня тут же вывернуло бы наизнанку. Как и от запаха твоего одеколона, если ты не отодвинешься! — голос сорвался на крик.

Лицо Марка посуровело, и он впервые сделал то, о чем я его попросила – отступил шаг назад, обеспечивая мне приток свежего воздуха. В этот момент стало страшно, что прямо сейчас он решает, как бы по-изощреннее сдать меня.

— Ты же… ненавидишь меня, — уже спокойным голосом произнесла я на выдохе, пытаясь привести последний, как по мне, весомый аргумент, оставить эту затею.

— Не выношу тебя, — просто сказал Вяземский. — Но это не значит, что ты не до охуения очаровательная, — он прикусил нижнюю губу, продолжая сверлить меня взглядом, как это делал обычно.

Его слова, хоть и сказанные некультурным и вульгарным языком, все же вызвали приятный, но такой предательский трепет внизу живота. Я возненавидела его еще сильнее лишь за то, что он заставил меня почувствовать.

Но я мысленно приказала перестать вести себя как одна из тех слабохарактерных и в целом странных девиц, ошивающихся у раздевалки футбольной команды, которые за один взгляд спортсмена на них, готовы раздвинуть ноги.

— Нет, — твёрдо сказала я, помотав головой. — Можешь болтать обо мне кому хочешь. Пусть меня отчислят. Но играть в твои игры я не собираюсь.

На его лице промелькнуло что-то похожее на разочарование, которое он быстро скрыл за маской безразличия.

— О, ты, видимо, не понимаешь всего масштаба, — язвительно произнес он ухмыляясь. — Да, тебя отчислят с позором. Но не за грязные рассказы, а за связь с преподавателем. А его самого ждет увольнение. Как думаешь, после такого скандала хоть одно уважающее себя учебное заведение возьмет его к себе на работу?

Я снова тону. Только это уже было вязкое болото, где каждый шаг, как игра в рулетку на жизнь, - а вдруг повезет. Но тащить с собой кого-то на дно…Такого я себе позволить не могла.

— Ненавижу… — еле слышно произнесла я, пытаясь сдержать проступающие слезы.

— Ненависть - одно из самых сильных чувств, которое может испытывать человек. Наравне с любовью. Завтра я жду тебя у главного входа перед первой парой, — Марк оторвал руку от стены, наконец освобождая из его капкана.

— Зачем?

— Тебе же не хватало эмоций и впечатлений? — он вновь склонился совсем низко, а его губы приблизились к уху шепча, — поверь, я тебе их обеспечу.

Глава 8

Дыхание затрудняется, стоит только ощутить его в своей ладони. Он… гладкий. Я бы сказала, что приятный на ощупь. Перекладываю в другую руку, с любопытством рассматривая со всех сторон: правильный, вытянутой формы, небольшой, аккуратный размер. И даже цвет не вызывает отторжение.

И это сейчас должно оказаться в моих трусиках.

За 15 минут до…

Уснуть удалось лишь под утро. И те пару часов сна, что мне удалось урвать, были одним нескончаемым кошмаром, где сам дьявол проводит меня под руку по всем кругам ада, насмехаясь на ушко голосом Марка.

Отвратительно. Это слово прекрасно и достаточно красноречиво описывало настроение в это утро, когда я нехотя, нарочито медленно собиралась в университет к первой паре, зная, что перед дверями аудитории меня будет ждать … А я не знала, что меня будет ждать! И это действовало на нервы.

От Марка можно было ожидать чего угодно. Я пыталась мысленно подготовиться к самому худшему, как это советуют психологи. Только загвоздка была в том, что не понятно, где был предел у фантазии Вяземского.

Он выглядел чересчур довольным и определенно выспавшимся, что нельзя было сказать обо мне. Марк стоял, опиравшись плечом о стену, расслабленно скрестив ноги. Стоило ему заметить меня, его лицо зависло ярче начищенного серебра.

— Ты чуть не опоздала к первой паре, — порицательно произнес Марк, шагая на встречу. — На тебя не похоже.

— Оттягивала момент встречи, — буркнула я.

— Зря, — его глаза опасливо сверкнули, замышляя неладное.

С блаженной улыбкой, что демонстрировала все его тридцать два идеально ровных зуба, он напоминал кота в мартовский период, который вдобавок нализался валерианы до отвала и теперь ловил галлюциногенную эйфорию.

— Если ты сейчас же не скажешь, зачем я здесь, — шипела я сквозь зубы.

— У меня для тебя подарок.

Марк быстро снял с плеча рюкзак и достал из него небольшой, почти крохотный белый непрозрачный пакетик без каких-либо надписей. В такие обычно кладут бархатную коробочку с ювелирным украшением. Но это было явным бредом в нашей ситуации.

Мои брови поползли вверх, когда он протянул его мне. Я с опаской брала пакет двумя руками, словно содержимое могло рвануть в любой момент. Под нетерпеливое цоканье я медленно раскрыла его. Понадобилось некоторое время, чтобы понять, на что устремлен мой не моргающий уже с минуту взгляд.