Крепостная

Вызывало улыбку, что более крепостной я была там, а не здесь. Обязательства, беспокойство за детей, страх, что не подниму их одна, полностью лишали меня возможности найти в себе хоть какие-то зачатки творчества. Да, массаж меня воодушевлял. Радость оттого, что приношу пользу людям, наверное, не была взращённой государством, потому что шла от сердца.

Мерное тиканье часов в гостиной, капель из остатков снежного запаса на северной стороне крыши. Утренний крик петухов из-за открывающейся двери загона, ставший с наступлением тепла более уверенным. Все это еще больше подстегивало меня, поддерживало.

Но больше всего радовала моя нынешняя работа. Подносы на продажу были почти готовы. Между делом я занималась шкатулками. Кое-что из поделок с сыновьями и дочерью Веры, ставшей моей невесткой, я перенесла в мои работы!

Соль, благо помола здесь не было никакого, и кристаллы, созданные природой, идеально выполняли роль самоцветов. Подкрашенные цветной водой, они становились то рубинами, то изумрудами. На одной из крышек из слоев кристаллов соли с разными оттенками зеленого я создала что-то вроде каменного цветка, а из поддающейся уже мне стружки – ящерку. И вуа-ля, шкатулка на тему сказок Бажова готова!

Николаша достал мне металлической стружки, дешевой краски под «золото» и «серебро». И шкатулки мои начали выглядеть дороже. Судя по тому, как замирает от всего этого цыганского блеска Глаша, я понимала, что могу стать источником для тех, кто собирает приданое дочерям.

Двадцать подносов были полностью закончены к середине мая. Кроме них я подготовила десять деревянных шкатулочек «а-ля яйца Фаберже». Да простит меня этот чудесный мастер, но, вероятно, простому люду в доме тоже хотелось изысков.

Благодаря тому, что размером они были не как у великого мастера, а могли вместить стакан крупы, люди простые в них смогут хранить украшения, а можно даже подарить в ней деньги.

Квадратные шкатулки мною засвечены не были нигде. Их я готовила явить пред светлыми, но не видными нам очами Бохая, как раз сразу после продажи подносов. Чтобы не расслаблял свои тощие ноги от напряжения. И не думал, как бы меня обмануть, отдав купленные подносы своему кустарщику на перерисовку.

Лучше пусть постоянно варит в своей голове, что эдакой прелести в моем царстве-государстве еще с лихвой.

Лак этого времени мог бы разочаровать даже обычного человека, а не то, что мастера из моего более продвинутого прошлого. Очень плотный, уходящий в желтизну, он даже не ложился, а наваливался на изделие и выглядел как янтарь.

Плюсы этого лака были в том, что погрузить в него можно было столько слоев, сколько хочешь, и получить внутри этого «янтаря» совершенно изумительные узоры.

Когда-то, листая в интернете картинки талантливых людей, занимающихся эпоксидной смолой, я считала, что всему свое время, и такую красоту нельзя было бы создать в прошлом. Отчасти я была права, поскольку прозрачность «эпоксидки» идеальна, а мой нынешний лак тяжел в работе, дорог и прихотлив. Но редкость моих поделок позволяла лить его слоями. Теперь я полностью была уверена в том, что это окупится!

Осип замирал у меня за спиной, когда я покрывала очередную шкатулку последним слоем лака. Детали под ним должны были быть тончайшими, чтобы не пришлось лить лака слишком много.

— Надюша, это ведь не на нашем рынке продавать! Это надо везти в Оренбург, а еще лучше в Петербург! – шептал мой муж, и я чувствовала, что он не нахваливает просто так. Он знал толк в дереве, в деревянных изделиях, любовно начищал их и проверял тонким скальпелем, насколько поднимаются ворсинки. А если не нравилось, принимался работать еще усерднее.

— Скажете тоже, барин…

— Наденька, ну хватит уже меня барином звать. Не мужем, так уж Осипом зови. Можно и без отчества. Мы тут в мастерской, знаешь ли, простые самые люди. Без званий и каких-либо отличий!

— Ну нет уж. Коли не барином, то по отчеству надо, ба… Осип Германыч. Субординация, да и старше вы меня раза в два. Мой комплимент не был специальным, потому что мозг мой не привык еще, что мне и двадцати нет. А сказать, что старше раза в три, язык не поворачивался.

— Больше чем в три, лиса ты хитрая! – довольный барин цокал языком и звал пить чай.

В солнечные деньки под навесом у мастерской столом становилась любая груда из досок или широкий чурак. Чай мы пили в обед на улице, чтобы дать глазам отдых на весеннем солнышке. Да и привыкать к нему надо было после длинной зимы.

Я хохотала вместе со всеми над неловким Николашкой, потом нашла под сенями кошку с котятами и захотела забрать в мастерскую. Хорошо, Осип сразу свел брови и предупредил, что когда эти котята окажутся на столах, если сами не испортят мои рисунки, то шерсть их будет из лака торчать стоймя.

Кошку я трогать не стала, а одного рыжего, как ржа, котенка забрала в усадьбу. Осип не заругал, и даже впускал его в свою комнату вечером на часок, чтобы тот «прогрел» ему грудь. Уж больно полюбил котейка возлежать на барине.

Назвали озорника Васькой. Да, и тогда коты были «васьками» и «мурками». Я предложила «рыжик», но все глянули на меня, как на дурную.

С нетерпением ожидая ярмарки и первого своего капитала, я потирала руки, словно муха, усевшаяся на чашку с вареньем. Видимо, свои «лапки» потирал и плохо спал от скорого капитала мой «друг и соратник» Бохай. Вечером, приехав домой, я узнала, что китаец приходил днем, искал «доблый балысня бальсые гласа».

Я строго-настрого запретила разглашать адрес мастерской и велела Глаше, коли придет, заставить ждать или вечером прийти.

И следующим вечером он встречал нас у ворот, нетерпеливо переступая кривыми, будто всю жизнь ездил верхом, ножками.

— Говолить плисоль, балысня, - не дождавшись, когда я выйду из коляски, заявил Бохай.

Осип знал историю про китайца, которого изловила Нюрка. В усадьбе ее знали все. Обросла она уже такими небылицами, что представляли нас с подругой чуть ли не героинями вестерна.

— Говори, Бохай. Соскучился по подносам? – я проводила Осипа в дом и осталась разговаривать с моим первым бизнес-партнером.

— Тосьна готова поднос? Двасать? – уточнил он.

— Готовы. И прямо в первый день ярмарки я тебе их принесу! – пообещала я.

— Я накопиль тлиста сесть сетыле…

— Триста шестьдесят четыре? Рубля? С трудом разобрала я его слова.

— Да, да, - он часто закивал, отчего стал похожим на игрушку, которые ставят в автомобилях. Я сдержала улыбку.

— Ну отлично. Тогда до встречи, - я хотела домой. Гланя должна была натопить баню. А потом, уложив Осипа, мы должны были посидеть с моими подругами в кухне за чаем со специальной Нюриной настойкой, которую та капала в чай исключительно «для светлой кожи».