Крепостной шпион

— Глупость какая. Зачем Серёже убивать Наталью Андреевну? Он человек нервный, задумчивый, может быть, и вспыльчивый, но я знаю, он был влюблён в княгиню и даже сделал много дурного по просьбам.

— А он и не убивал, — Удуев подошёл и закрыл дверь. — Убил другой человек, но человек этот также член вашего Общества.

Бурса молчал, и после недолгой паузы Удуев пояснил:

— Аглая Ивановна Трипольская, — он опять помолчал, раскуривая поданную хозяином трубку. И как хитро всё сделала. В бане подменила верёвочку нательного креста княгини. Не знаю уж, как ей это удалось, а верёвочка-то необычная. С виду совсем такой же шёлковый шнурочек, только мокрый. Так вот, когда такая верёвочка окончательно просыхает, а случается это часа через три-четыре, то сжимается вдесятеро. Если она на шею надета а жертва спит, моментально задушит насмерть. Фокус, надо сказать, известный. Таким образом убили в Шотландии одну высокопоставленную особу.

— И зачем же Вы мне всё это рассказываете? — также раскуривая трубку, спросил Бурса. — Вы считаете стоило меня будить ради того, чтобы рассказать о случайной гибели очень красивой женщины, и тут же, как я понимаю, совершенно беспочвенно, обвинить в убийстве другую красавицу.

— Увы, не беспочвенно. Я точно знаю и могу это доказать. Аглая Ивановна повинна в смерти княгини.

— А мотив?

— Помилуйте, Константин Эммануилович, мотив на лицо. Остаётся поражаться, как при подобном мотиве Наталья Андреевна была столь неосторожна.

— И всё-таки, зачем же Вы подняли меня в столь ранний час?

— Вы хотите, чтобы я арестовал и допросил Аглаю Ивановну? Мне казалось, что это не совсем в Ваших интересах, а точнее сказать не совсем в интересах вашего тайного общества.

— Неужели в наше время вот так сразу по косвенному подозрению можно взять под стражу человека? У Вас же нет доказательств, только предположения и фантастические домыслы, — возмутился Бурса. — Кроме того, она женщина. А коли и убила, разве Аглая Ивановна совершила нечто против монархии? Разве она повинна в заговоре, в покушении на августейшую персону, в подстрекательстве к бунту?

— Вы правы, Ваше превосходительство, — вздохнул Удуев. — Помните в прошлом месяце в ведомостях писали: двое мещан отравили грузинского князя. Знаете, чем дело кончилось?

— Плетьми, — зло сказал Бурса. — Плетьми. Нашли бутылочку с ядом и всыпали по сотне плетей каждому.

— А потом нашёлся истинный виновник, — добавил Удуев. — Бывает, дело семейное. Будем считать, что это дело именно государственной важности, — Михаил Валентинович в эту минуту не смотрел на хозяина кабинета. — Сейчас я поеду домой и лягу спать. Вы знаете, я ведь, так же как и Вы, Константин Эммануилович лёг поздно, не выспался. А после обеда возьму несколько жандармов и арестую госпожу Трипольскую. В нашем ведомстве её вина легко будет доказана. Вы, надеюсь, правильно поняли меня?

— Спасибо, что предупредили. Спасибо.

Стук колёс ещё не утих на пустой улице, а Бурса уже положил перед собою чистый лист бумаги и обмакнул перо в чернильницу. Ещё через пять минут письмо было готово и сложено. Заклеив конверт, Бурса крупно написал на нём: «Генриху Пашкевичу лично в руки».

Очнулся Генрих от того, что сиделка с силой трясла его за плечо.

— Что случилось?

Он открыл глаза. Было ещё раннее утро, светло, но солнце ещё не поднялось над крышами, только лёгкое зарево на востоке.

— Что случилось? — опять повторил он, ощутив неладное.

Без слова девушка протянула конверт. Генрих разорвал конверт, прочёл. Содержание записки оказалось столь неожиданным, что он прочёл ещё раз: «Это не ошибка, письмо адресовано именно Вам. Хотя оно и не подписано, я надеюсь Вы сможете понять от кого оно. Настоятельная просьба по прочтении тотчас сожгите листок. Суть вопроса в следующем: коли Вам, Генрих, не безразлична судьба Аглаи Ивановы, то поспешите. Не позже, как после обеда, Аглая Ивановна, вероятно, будет арестована и водворена в крепость. Откуда её уж никак не вызволить. Поторопитесь, мой друг, жизнь девушки исключительно в Ваших руках. С глубочайшим уважением и надеждой, Ваш общий друг».

Листок ещё догорал в камине, а Генрих уже успел на половину одеться. Голова немного кружилась от резких движений.

— Да куда же, Вы? Куда? — почти заплакала сиделка. — Вы же и шагу по улице не пройдёте, а ещё сабля. Слабый Вы ещё.

Но увещевания не помогли. Пашкевич желал получить объяснения, он жаждал объяснений.

«Ясно, письмо от Бурсы, — размышлял он, всё более и более распаляясь. — Но какого чёрта Его превосходительство, Константин Эммануилович, обращается с подобной просьбой ко мне? Я что член «Пятиугольника»? Я им ничем более не обязан».

Солнце уже поднялось над крышами, когда его экипаж остановился возле парадного входа дома на Конюшенной. Пашкевич взбежал по ступеням и, оторвав резким движением шнурок у звонка, и со всей силы ударил в дверь.

Но пришлось подождать. Очень нескоро дверь растворил заспанный старый слуга.

— Его превосходительство почивают ещё. Ну куда же, куда же Вы?

Слуга попытался задержать полковника, но тот, не замечая его, прошёл внутрь, и через минуту оказался перед дверью спальни. Сдержав руку, Пашкевич постучал.

— Входи, Генрих.

Бурса сидел на постели, одетый в халат и ночной колпак. Глаза Константина Эммануиловича были красными, по всей вероятности, он уснул совсем недавно, а теперь был разбужен.

— Милостивый государь… — начал было Пашкевич, но осёкся под его взглядом.

— Дурак я, — сказал Бурса, — старый дурак. Мог бы догадаться о твоей реакции. Погоди, — остановил он следующую гневную реплику Пашкевича, — погоди не перебивай. Послушай меня. Мы можем договориться. Если Аглаю Ивановну возьмут в крепость, это совсем не в интересах нашего Общества. Подключить кого-то из действующих членов, даже используя Нижний список, я не могу. Так что одна надежда на тебя, Генрих.

Он перевёл дыхание, но полковник не перебил, стоял молча в ожидании.

— Я обещаю, что сделаю всё возможное для возвращения тебя в члены «Пятиугольника», — проговорил медленно Бурса.

— Хорошо, — сказал Генрих. — Я сделаю, как Вы хотите, но объясните мне только, что она совершила, в чём её обвиняют.

Бурса вздохнул, закрыл усталые глаза, и весь как бы обмяк.

— Сегодня ночью Аглая Ивановна помогла умереть княгине Наталье Андреевне. Вам достаточно?

— Более чем. Каким временем мы располагаем?

— До полудня.

— Я всё сделаю.

Пашкевич демонстративно щёлкнул сапогами и вышел. Через минуту он сидел уже в своём экипаже. Ещё через 5 минут от сильной тряски у него закружилась голова и, не сказав вознице точного адреса, полковник потерял сознание и повалился набок.

Очнулся полковник от того, что ему в лицо брызнули водой.

— Домой бы надо, барин, на квартиру.

Огромная седая борода кучера почему-то насмешила Генриха. У возницы были наивные голубые глаза.