Крещатик № 93 (2021)
Шрифт:
– Да зачем же отговаривать. Раз ты так решил…
Алан начинал понимать. Для человека, как он, отказ от собственной воли и однообразная монастырская жизнь была бы невыносима, но для Хана… Наверное, для него это действительно лучший выход.
– А куда ты денешь деньги? – вспомнил он.
Хан пожал плечами.
– Оплачу жировки, а остаток куда-нибудь пожертвую… Ты ведь не против?
– Я – то что. Деньги твои. Я кстати, крестик твой нашел, – вспомнил Малик.
Хан уставился на него, улыбнулся, накинул на шею.
– Вот уж выручил в очередной раз. Спасибо тебе, Бродяга.
– Да не за что. Тебе помочь чем-нибудь нужно?
– Мне, Бродяга, уже ничего не нужно, – покачал головой Хан. – Спасибо тебе за все и… я думаю, это последняя наша встреча.
«Даже так».
Он кивнул, крепко пожал
– Не скучай, Малик. На все воля Его.
– Да уж не соскучишься. Удачи тебе, Костя.
Во дворе он в последний раз обернулся, уставился в окно квартиры, где жил Константин Хан, художник, медик и непростой судьбы человек. Пнул камешек и зашагал по дворам.
– Бывают же такие истории, – пробормотал он себе под нос.
На тротуаре, завёрнутая в толстое потрёпанное пальто, сидела бабушка. Перед ней на газетках теснились несколько коробок с яблоками и грушами.
– Яблоки поштучно продаёте? – Бродяга указал пальцем на один из ящиков.
– Он тенге [13] , – растопырила она пальцы.
Он поискал в карманах и нашёл двадцатку. Протянул её продавщице, взял с прилавка два блестящих красных яблока, показал ей.
13
Он тенге – Десять тенге. (каз.)
– Рахмет, балам [14] .
Он кивнул и пошёл к скамейке неподалеку, где с руками в карманах спортивки, с тростью на коленях сидел Андрэй.
– Привет, Рэй.
Он резко выгнулся, как пружина, повернул голову. Расслабился.
– Привет, Алан.
– Вытяни руку.
– А?
Бродяга вложил ему в ладонь яблоко, сам сел рядом и вгрызся в своё.
– Как прошло?
– Нормально, – Андрэй протирал фрукт рукавом. – Спина побаливает, да я привык.
14
Рахмет, балам – Спасибо, сынок. (каз.)
– Нравится?
Рэй усмехнулся.
– Не то чтобы у меня был большой выбор… Но да, неплохо.
Бродяга кивнул. Жора порекомендовал Рэя знакомым художникам, и тот уже начинал свыкаться с профессией натурщика.
– Слушай, Алан, – тот посерьёзнел.
– А?
– Если бы не ты, я бы сейчас где-нибудь клянчил милостыню. Бродяга пожал плечами.
– Я рад, что смог помочь.
– Ага, – Андрэй с хрустом откусил кусок яблока, проглотил. – Чё там с Ханом?
Алан вздохнул.
– Он в монастырь ушёл.
– В монастырь? Ха, – он откинулся на спинку, задумчиво захрустел.
Они сидели молча, слушали шум города, наслаждались последним тёплым вечером.
Закипел чайник. Дарина вскочила было со стула, но Жора остановил её.
– Сиди! Я сам выключу.
– Я тебе что, стеклянная теперь? – беззлобно возмутилась она.
– Сиди!
Алан переводил взгляд с одной на другого. Догадавшись, чуть не выронил пиалку из рук.
– Дарина, ты что… беременна?
Они переглянулись. Захохотали.
– Понятно, – Алан откинулся на стуле, улыбнулся. – Поздравляю.
Жора налил кипятка в заварник, обнял жену, поцеловал в щёку. Та зарделась. Вот они, семья, и вот он, вечный свидетель чужого счастья и чужих трагедий. Он поставил недопитый чай на стол.
– Дарина, – тихо сказал он. – Я уезжаю.
– Уезжа-аешь? Снова?
– Да, – кивнул Бродяга. – Я тут уже все дела завершил.
Жарылкасын почесал затылок.
– Уже? Ну, удачи, Алан. Было здорово с тобой свидеться.
– Когда уезжаешь-то?
– На неделе соберусь, – Алан почесал нос.
– Куда поедешь? Когда вернёшься?
– Не знаю. Куда дорога заведёт.
Жора покачал головой.
– Интересный ты человек. Ну, скажешь, как соберёшься.
Бродяга кивнул.
– Скажу.
Некоторые вещи Бродяга доверял случайности. Рассудив, что на востоке делать ему нечего, он вытащил две монетки.
– Выпадет две решки – поеду на юг. Два орла – запад. Две разные – север.
Подбросил
одну, другую, поймал. Убрал руку.– Ясно.
А на следующий день выпал снег. На вокзале, перед старым вагоном, отстояв небольшую очередь, он попрощался с Дариной и Жарылкасыном, с Рэем, шагнул на поставленное вместо подножки ведро и вошёл в вагон.
Костя Хан прийти, к сожалению, не смог.
Он закинул наверх рюкзак, сам расположился на верхней полке, получил бельё, уставился в окно, за которым синело небо. Вытащил из кармана наушники.
Я сделан из такого вещества.Из двух неразрешимых столкновений.Из ярких красок, полных торжества,И чёрных подозрительных сомнений…За окном проплывали дома, машины, люди…Я сделан из находок и потерь,Из правильных идей и заблуждений.Душа моя распахнута, как дверь,И нет в ней ни преград, ни ограждений… [15]15
«Я сделан из такого вещества», Альфа.
От усталости он задремал задолго до того, как за окном исчез город и появилась бескрайняя, припорошенная снегом, искрящаяся звёздами туманная степь.
Я сделан из далёких городов,В которых, может, никогда не буду.Я эти города люблю за то,Что люди в них живут и верят в чудо…Александр Кабанов /Киев/
Кистепёрая птица судьбы