Крестоносец: Железная Земля

– Встаньте на колени, шевалье, - вдруг предложил епископ.
– Встаньте на колени, мессир Домаш. Примите мое благословение.

Мы подчинились. Ошер положил ладони мне и роздольцу на темя и произнес скороговоркой:

– Во имя Матери, Пресветлой нашей Воительницы и Хранительницы, властью, дарованной мне, благословляю вас, шевалье де Квинси и вас, байор Якун Домаш. И да будут сердца ваши пламенеющими верой, помыслы ваши чистыми, и путь ваш верным! Несите бремя ваше со смирением и радостью, ибо кто, как не вы, призваны Матерью исполнить Ее волю. Именем святой церкви отпускаю вам прегрешения ваши и радуюсь победам вашим, ибо они прославляют имя Матери и верных служителей Ее! Ступайте, и да приумножатся ваши победы и да будет прославлена вера мечами вашими до скончания времен!

В приемной нас дожидался Джарем. Вид у парня был очень взволнованный.

– Милорд, - Джарем протянул мне маленький свиток бумаги, - вам письмо от сэры Элики Сонин.

– Что?
– Я взял письмо, сломал печать, развернул и прочитал следующее:

"Эвальд, у меня появилась одна идея. Хочу, чтобы ты был рядом со мной. Оставь Домаша в Кале и без промедления приезжай в таверну. Это очень важно. Письмо сожги".

– Когда его доставили?
– спросил я оруженосца, показывая письмо.

– Буквально только что, милорд. Я был во дворе, когда приехал имперский егерь с письмами и спросил, где вы. Я сказал, что я ваш сквайр, и егерь сказал, что привез вам письмо от сэры Элики.

– Что пишет наша шкодница-красавица?
– осведомился роздолец.

– Что-то ты больно бледен, милорд байор, - сказал я. Домаш и впрямь выглядел испуганным.

– Бледен?
– Домаш криво улыбнулся.
– Ой, это верно все оттого, что побывал я пред очами лица духовного. Признаюсь тебе, добрый собрат рыцарь, что с детства трепещу перед пастырями любого сана. Чувствую себя, аки шлюха в храме, волнуюсь шибко и духовное смятение испытываю, особливо на исповеди.

– Тогда почему бы тебе не сходить в корчму и не выпить пару ковшей кумы?

– Хорошая мысль!
– просиял байор.
– А ты?

– Я, пожалуй, пойду, отдохну. Спина у меня разболелась. Да и над словами преподобного поразмыслить надобно.

– Тогда доброй тебе ночи, милостивый государь, и пусть пребудет на тебе милость Матери, - заявил Домаш, поклонился и вышел из приемной.

– Пойдем со мной, Джарем, - велел я.

Мы покинули резиденцию епископа и перешли в крыло замка, где располагались выделенные нам покои. Я вошел первым, велел Джарему сесть на стул.

– Послушай меня, дружище, - начал я и вдруг почувствовал, что волнуюсь, - я хотел бы извиниться перед тобой за то, что не взял тебя с собой в Харем. Прости меня, пожалуйста.

– Милорд, - у Джарема был совершенно огорошенный вид.
– Простить...вас?

– Да, Джарем. Я... вобщем, я не подумал, что ты тоже воин и должен биться наравне со всеми. Я был неправ. Твое место рядом со мной. Отныне ты будешь сопровождать меня везде и всюду. И посему мы отправляемся в путь. Готовь лошадей.

– Сэр, - по лицу парня было видно, что мои слова буквально потрясли его.
– Я не давал вам присяги на верность, поскольку присягал Ордену, но хочу сказать вам: я и раньше был готов умереть за вас, а сейчас почту такую смерть за великую честь!

– Не надо умирать. Ты мне живой нужен, - я решил отбросить условности и по-дружески похлопал Джарема по плечу.
– Ужинать мы не будем. Едем немедленно. И помни, что мое общество может быть опасным.

– Я знаю, милорд. Позволите идти?

– Ступай. И не попадись байору на глаза. Он ничего не должен знать.

Когда он вышел, я поднес к лицу письмо Элики. Да, аромат духов магички сохранился - тот самый, запомнившийся еще по Порсобадо. С некоторым сожалением я бросил свиток в камин и смотрел, как бумага съеживается и чернеет в огне. Интересно, что Элика задумала. Наверняка, что-то важное, если буквально чрез несколько часов после моего отъезда послала мне вдогонку со случайным курьером это письмо. И почему я должен оставить Домаша в Кале? Странно все это, но я уже ничему не удивлялся. Впрочем, Домашу сейчас не до меня, а до утра, если ничего не случится, я успею обернуться туда и обратно - до таверны "Окорок и бутылка" миль двадцать пять от силы.

А может, Элика все же решила отбить меня у Домино?

– Ничего у тебя не выйдет, дорогая, - произнес я, глядя на витраж, изображавший святую Арсению, исцеляющую зачумленного.
– Ничего не выйдет...

***

Была уже глухая ночь, когда мы с Джаремом осадили измотанных скачкой коней у таверны "Окорок и бутылка". Я соскочил с седла и вошел внутрь, велев Джарему позаботиться о лошадях, а после ждать меня в трапезной корчмы.

Таверна была пуста. Видимо, в такое позднее время посетителей здесь не бывало. Хозяин и его жена спали. Разбуженный нашим стуком мальчик-слуга, заспанный и испуганный, начал было кланяться, но я бросил ему монету и велел показать, в какой комнате ночует госпожа Элика. Мальчик ловко поймал монетку и с поклоном предложил идти за ним.

Дверь была открыта, и я, услышав приглашение войти, шагнул в комнату. Элика сидела за столом без дублета, в рубашке с закатанными рукавами, подперев голову руками. Комната была освещена ее магическим жезлом, закрепленным в дощатом полу, и парой дюжин свечей, расставленных повсюду - от каминной полки, до подоконника. На столе перед Эликой красовался странный натюрморт: глиняная чаша с куском сырого мяса в ней, нож, несколько кусков корпии, какие-то флаконы, клочки пергамента с начертанными на них знаками. Углы комнаты тонули во мраке, и еще - сильно пахло какими-то травами.

– Отлично, ты приехал, - сказала мне Элика.
– Не будем терять времени и займемся делом.

– Надеюсь, это важное дело. Я вообще-то планировал выспаться.

– Не получится, никак. Теперь закрой дверь. Нет, на засов. Хорошо. Так, сними оружие, доспешную куртку и фламенант-медальон и садись на стул напротив меня. Надеюсь, этого роздольского быка ты с собой не привез?

– Домаш остался в Кале. Что тут, мать твою, происходит?

– Сейчас все скажу. Сначала освободись от оружия и доспехов.

Мне не понравился ее тон и выражение ее лица. У меня появилась мысль, что Элика немного не в себе. Будто под действием какого-то наркотика. Кажется сильно возбужденной, лицо очень бледное, будто обесцвеченное, глаза горят, как у кошки.

– Нам не нужны свидетели, Эвальд. Я собираюсь сделать то, за что мне грозит лишение всех прав и заточение в Ардессе, - сказала эльфка.
– Но это необходимо, иначе... Словом, делай то, что сказано.

– Ладно, ладно, - сказал я, бросил доспешную куртку на кровать и сел на табурет напротив магички.
– Все, я выполнил твой приказ. Что дальше?