Крик и шепот

Нам с Кейди хорошо вместе.

Всегда.

— Я люблю тебя, — уверяю я ее, когда дразню ее щелочку набухшей головкой. — Никогда не забывай об этом. Где бы ты ни была. Что бы ты ни делала. Моя любовь никогда не ослабнет.

— Я знаю.

Ее слова умирают в наполненном наслаждением стоне в тот момент, когда я толкаю каждый толстый дюйм моего члена в ее жаждущее тело. Как только я оказываюсь внутри нее, я издаю стон облегчения. Если бы это зависело от меня, мы бы так и жили. Она и я, связанные.

— Скажи это, Кузнечик, — мурлычу я в ее сладкие губы. Мой голос — всего лишь шепот. Как раз такой, какой она любит. — Скажи мне то, что мне необходимо услышать.

— Я тоже люблю тебя, Йео. 

Глава 8

Кейди

Когда-то я прогнала его прочь.

Несмотря на его мольбы.

Несмотря на его слезы.

Несмотря на его почти ярость.

«Прощай, Йео!»

А когда он, блин, заупрямился и почти отказался уходить, я вызвала подкрепление. Боунз и офицер Джо могут быть жестокими, когда нужно. У Йео не было выбора. Кроме как послушать меня.

Теперь он снова у меня в руках.

Снова в моем сердце.

«Больше никаких прощаний, Йео».

Сквозь меня проходит волна возбуждения. От его горячего дыхания на моей обнаженной груди. И любовь с грохотом несется прямо к моему сердцу.

С Йео мой разум спокоен, а душа счастлива. С ним я могу унять все ужасные, отвратительные мысли. Они говорят, что я недостаточно хороша для него.

Но я все равно позволяю ему любить меня.

Как ему хочется.

Обычно.

* * * 

Двенадцать лет назад — за год до смерти моей бабушки и до того, как я осталась с домом и со всеми его демонами, — я разорвала нашу связь. Это было самым трудным в моей жизни. Отрывать каждую частичку себя, которой я была связана с ним.

И все же я делала это. Не делай я этого — Йео умер бы в моем доме.

Несчастным.

Грустным.

Сбитым с толку.

Из-за меня он отгородился от семьи и друзей. И это было очень плохо. Из-за этого его семья терпеть меня не могла. И это разрывало меня на части.

Мой глупый, упрямый мальчик заставил меня поверить, что будет следовать моим приказам. И он следовал… вроде как. Он уехал и получил образование. Теперь как-никак доктор. Но вот он вернулся. И это уже не по плану. И все же сейчас — когда я глажу его прямые черные волосы — я счастлива.

Спокойна.

Я на седьмом небе от счастья.

«Почему он просто не забудет меня?»

«Я доставляю слишком много неприятностей».

Депрессия — часть моей жизни. Она целиком меня поглощает несколько дней подряд. Я часами лежу на кровати, как раньше делала это мама. Прячась от внешнего мира. Скрываясь от своего отражения. Снова и снова прокручивая в голове негативные моменты своей жизни. По мучительному кругу.

Это не то, что я могу с легкостью пережить. Это уничтожает меня.

Но с Йео все это немного слабеет. И мне не хочется вылезать из постели. Это единственное время, когда он со мной. Обнаженный.

Я доставляю слишком много неприятностей.

Моя кожа становится холодной и липкой, когда мои тревожные мысли разбегаются и превращаются в тень. Настоящее сливается с прошлым. И воспоминания, которые я с таким трудом стараюсь забыть, вцепляются в меня и тащат вниз. Все происходит так быстро, что я забываю дышать и, прежде всего, вселить в себя мужество. 

* * * 

— Ты доставляешь слишком много хлопот, — говорит папочка. Его голос холоден как снег, падающий за окном. И я быстро перевожу на него взгляд. Спокойный снегопад предпочтительней его жестоких слов. Когда я не отвечаю, он впивается в мой подбородок своими жесткими пальцами и резко дергает. Он хочет, чтобы я смотрела прямо на него.

В такие дни папочка очень плохой. На самом деле, я уже и не помню, когда в последний раз он был хорошим. Возможно, на мой седьмой день рождения? Он взял меня в «Молочную Хоббита». И там я получила радужный щербет — мой любимый. А затем мы пошли играть в парк.

Мама в тот день болела.

Я знаю, она была больна.

За ночь до этого папочка избил ее.

— Может, мне следует отправить тебя жить к бабушке? Что ты об этом думаешь? — требовательно спрашивает он. Его голос низкий и ворчливый, как у Бутча. Недавно Бутч чуть не укусил меня за палец. Папочка выглядит так, будто он тоже может меня укусить.

— А можно маме тоже поехать? — спрашиваю я, и наворачивающиеся на глаза слезы обжигают их.

Папочка ослабляет хватку на моем подбородке и встает. Я потираю больное место, пока он вышагивает по моей маленькой спальне. Бутч также расхаживает вдоль забора, когда до смерти хочет выбраться на улицу. Иногда мне интересно, хочет ли он перепрыгнуть через него, чтобы поиграть со мной. А иногда — выгляжу ли я как что-то, что ему хочется пожевать.

— Все было в порядке, пока... — папочка осекается и бросает на меня жгучий, полный ненависти взгляд.

Я сглатываю и закусываю губу, чтобы мой подбородок не дрожал.

— Пока что, папочка?

— Это был мальчик, знаешь ли. Мы хотели мальчика.

Я хмурюсь.

— Какой мальчик?

— Малыш, — у него грустный голос, его голова опущена. — Твоя мама потеряла ребенка в прошлом году, и я... и мы... я просто не могу, — он хватает себя за волосы и тянет. Я боюсь, что он вырвет их из головы.

— Папочка, куда делся малыш?

Он резко переводит свой взгляд на меня, и на самый короткий миг его жесткие черты смягчаются.

— Он умер, Кейденс. Ребеночек умер в животе твоей мамочки.

— Ты хочешь, чтобы я жила с бабушкой, чтобы я тоже не умерла?

Он кидается на меня, и я вздрагиваю. Но он садится на кровать рядом со мной и прячет лицо в ладонях. Все его тело трясется, так как он плачет.