Крик и шепот

— Привет, грызун, — его игривость — фарс.

Я вижу грусть в его глазах. Возможно, страх.

— Кейди в порядке?

Боунз бросает на меня сердитый взгляд и взбирается на стол. Он свешивает ноги с края рядом со мной и выжидающе смотрит на меня. Затем проводит пальцами по свежим насечкам, вырезанным на деревянной поверхности.

— Кейди всегда плохо, когда приходит Норман.

Меня пронзает гнев, и я бросаю на него быстрый взгляд.

— Он обидел ее?

Боунз пожимает плечами.

— Не так, как он делал это в прошлом. Но он ее до смерти пугает.

Я бросаю взгляд через плечо, чтобы понять, слышала ли Рут его ругательство. Рут звенит чем-то на кухне, и я полагаю, что она ничего не слышала. Иначе Боунз уже сидел бы здесь с куском мыла в зубах.

— Как мы от него избавимся? — спрашиваю я, и во мне закипает гнев. — Я его ненавижу.

Боунз рассеянно тычет в мою сторону пальцем босой ноги.

— Я не знаю.

Мы оба погружены в мысли. Слишком глубоко для одиннадцатилетнего и двенадцатилетнего ребенка. Рут приходит с двумя тарелками. Одна — с высокой горкой «Читос» — для Боунза, другая — с куском пирога.

— Кейди в порядке? — спрашиваю я ее.

Ее улыбка гаснет, и она ставит тарелки на стол. Она гладит меня по макушке и целует Боунза в лоб.

— Она будет в порядке. Вы меня извините, но я прилягу. Чувствую себя сегодня немного измотанной.

Когда она уходит, я провожу ногтем по букве Н, вырезанной на столе. Почему Рут позволяет ему обижать Кейди? Неужели он сделал недостаточно за свою жизнь?

Я поднимаю глаза и встречаюсь с яростным взглядом Боунза.

— Мы должны от него избавиться.

— Я мог бы заколоть его, — предлагает Боунз. Он молниеносным движением вырывает вилку у меня из рук и театрально прижимает ее к большой вене на моей шее.

Я забираю у него вилку и качаю головой.

— Ты не можешь его ни заколоть, ни задушить, ни зарезать, ни застрелить, ни что-то еще. Мы должны быть умными в этом деле, Боунз.

Он закидывает один чипс себе в рот и громко хрустит, пока думает. Крошки сыпятся на его голый торс. Рут следовало бы заставить его помыться. Он весь грязный.

— Точно, умными. Дай мне над этим подумать.

— Не упоминай об этом при Кейди, — говорю я ему, понизив голос. — Мы сами разберемся с этой проблемой. Вместе мы сможем что-нибудь придумать.

— Да, да, — он соскальзывает со стола и пальцем, испачканным сыром, мажет мою щеку. — Ты грязный, грызун.

Я закатываю глаза и с силой ударяю себя по щеке тыльной стороной руки.

— Я серьезно, Боунз. И ничего без меня не делай.

Меня совсем не убеждает его ворчание в знак одобрения. Меня тут же охватывает беспокойство.

Я должен что-нибудь придумать.

И быстро.

Боунз не совсем правильно все делает.

И, видимо, это абсолютно верно. 

Глава 12

Йео

Наши дни

Ее стройная нога — на приборной панели. Теплый ветерок врывается через люк в крыше моего автомобиля. И этого вполне достаточно, чтобы отвлечь меня прямо перед знаком остановки. Когда Кейди взвизгивает и указывает на знак, мимо которого мы проехали, я вздыхаю и съезжаю на обочину дороги.

— Прости, — говорю я и скольжу взглядом по ее гладкому бедру до коротко обрезанных шортиков, а затем вверх по ее телу к лицу. — Ты опять отвлекаешь меня.

Ее ярко-розовые губы изгибаются в милой улыбке. Щеки покрываются румянцем. И она так пялится на меня, что будоражит мой член в сотый раз с тех пор, как я вернулся домой.

— Прости.

— Не думай меняться, Кузнечик. Ты абсолютно идеальна, — улыбаюсь я ей.

Ее глаза темнеют, и она отводит взгляд от моих глаз, чтобы посмотреть на реку.

— Хочешь посмотреть, теплая ли еще вода?

Вряд ли я сейчас одет для того, что, насколько я знаю, обязательно закончится бурным сексом на траве. Но Кейди счастлива, расслаблена и полна надежд. А я готов испачкать любую одежду, которая есть на мне, только чтобы она оставалась в таком же радужном настроении.

— Я думал, что ты никогда не спросишь.

Мы выбираемся из машины, и я ловлю ее за запястье, прежде чем она уйдет слишком далеко от меня. Кейди смотрит через плечо, и в ее глазах прыгают смешинки.

— Иди сюда, — бормочу я и притягиваю ее к себе. Она идеально умещается у меня на груди. Я скучал по тому, чтобы держать ее так. С ее губ срывается слабый вздох удовлетворения. — Я хочу сделать тебя счастливой, — шепчу я ей.

Кейди обнимает меня за талию.

— Ты уже делаешь меня счастливой.

Она вскидывает голову, и я тону во взгляде ее кристально-чистых голубых глаз. Я запускаю пальцы в ее растрёпанные волосы и замираю. Желаю поцеловать ее идеальные губы, но стою в нерешительности, склонившись в нескольких дюймах от ее рта. Короткий стон желания, который издает Кейди, заставляет меня улыбнуться.

— Тебе говорил кто-нибудь, какая ты удивительная? — спрашиваю я, слегка прикасаясь губами к ее мягким губам.

Кейди тихо смеется, хватая меня за рубашку.

— Ты. Всегда. Ты единственный, — ее глаза проникаются грустью.

— Все они слепые, — говорю я ей и прижимаюсь своим носом к ее носу. — Иногда я жадный. Я рад, что я единственный, кто видит тебя. Если бы все они видели, какая ты идеальная, они бы захотели отобрать тебя у меня.

Ее дыхание становится прерывистым и касается моих губ. Я прижимаюсь к ее губам в нежном поцелуе. Когда я собираюсь перевести дыхание, Кейди приоткрывает губы, предлагая мне свой сладкий язык. Я не колеблюсь и целую рот, о котором никогда не перестаю думать. Она на вкус как мороженое, мед и вишня. Сладкая, сочная и манящая. На этот раз я единственный, кто стонет, когда я усиливаю наш поцелуй и сплетаю наши языки. Ее ладони поднимаются по моей груди вверх и ложатся мне на плечи. Мы с трудом разрываем поцелуй. Я прижимаюсь лбом ко лбу Кейди, просто получая удовольствие от ее вкуса. Вдыхаю ее уникальный аромат, который никогда не покидает меня.

— Тогда я рада, что они слепые, — говорит Кейди голосом, полным света и любви.

Я одариваю ее кривой ухмылкой.

— А если они все же увидят тебя однажды… — я дразню ее собственническим рыком. — На этот случай у меня есть Боунз, который выколет им глаза. Он, безусловно, сделает это. Я ведь прав?

Кейди отстраняется и смеется всю дорогу до нашего тайного места. До того самого места, к которому мы ходили, когда были подростками. Старое заброшенное здание у воды все еще представляет собой груду лежащего в беспорядке металла и заросли сорняков. Нам не составляет труда припарковаться на пустынной дороге. В заборе все еще есть дыра, так что мы быстро пролезаем через нее, пока нас не заметили прохожие.