Крик и шепот
Шрифт:
Я для него плесень. Разрастающаяся и гниющая. Перекрашивающая его сверкающие части в черное, посредством болезни, также известной как «я». Когда ты женщина, страдающая от депрессии и посттравматического стрессового расстройства, среди прочих других расстройств, ты убеждаешься, что ты — бооольшааая проблема. Что ты — источник его ночных кошмаров. Ты — черная чума, которая только заражает все вокруг.
И мой бедный сладкий мальчик становился больным. Он был слишком влюблен. Его отец возненавидел меня за это и разочаровался в собственном сыне. Я не могла видеть,
Ему не пришлось делать выбор, потому что я все решила за него. Он не будет выбирать за меня ни воздух, ни еду, ни воду. Вот почему он не может остаться.
Я его заразила, но еще не поздно отступить.
Еще можно все исправить.
Именно так я и сделала.
В животе снова урчит, и я нервно осматриваюсь в поисках тети Сьюзи. Я ни за что не пойду в «Уолмарт». Это место кишит людьми, и от него у меня мурашки по телу. Я не переношу, когда они настороженно сканируют меня глазами. Когда женщины в этом городе толпами окружают меня и носятся со мной, как стадо несносных гусынь. Словно это их долг, потому что они когда-то знали мою бабушку. Я терпеть не могу, когда они пытаются выяснить, почему же я чудовище. И когда смотрят на меня, то видят его — Нормана — человека, сделавшего отвратительные вещи с собственной плотью и кровью.
Они переворачивают мой заботливо построенный мир вверх ногами. И теперь здесь правят безумие и хаос. Все это будет происходить до тех пор, пока я не стану умолять о постели и спокойствии. И он единственный, у кого в руках мое кровоточащее сердце.
Мне нужна тишина.
Мне нужен порядок.
Передышка от криков.
Моя вселенная предлагает мне мимолетные мгновения счастья, когда мне удается унять оглушительный хаос в моем мирке. Я могу выжить только с шепотом.
Решив, что «Уолмарт» — очень плохая идея, я запираю парадную дверь и избавляюсь от дьявольской грязи Нормана. Агата будет распекать меня за то, что я за ним убираю, но я в любом случае это делаю. Мое право — избавить свой дом от следов.
Как только воздух начинает пахнуть Фибризом (прим. марка освежителя воздуха) — у нас сорок семь банок благодаря одному из тех купонов, которые так тщательно собирает тетя Сьюзи — я иду в гостиную к пианино. Пианино — это мой способ сбежать от боли. В музыке я нахожу утешение — ритм, который замедляет биение моего чувствительного сердца, угрожающего вырваться из груди и убежать по улице.
Я поднимаю окно, чтобы впустить немного живительной прохлады. Нужно выветрить вонь от сигаретного дыма, которым насквозь пропитан воздух вокруг меня. Кондиционер опять сломан, но с деньгами туго. Боунз оставил для меня записку вчера, что все уладит, но я все еще мучаюсь и надрываю свою задницу. Обычно он не из тех, кто доводит дело до конца. В отличие от него, я не могу разгуливать без рубашки круглые сутки. Нужно выяснить, знает ли Агата кого-то, кто сможет недорого починить эту рухлядь.
Сегодня у меня болит сердце. Но мне нужно прийти в себя до занятий на фортепиано с Кирой — они будут
позже — сегодня днем. Ей девять, и она усердно работает, чтобы выучить все песни из книги для начинающих. Эта девочка — заядлый ученик. Она довольно решительна для своего возраста. Когда у меня плохое настроение, она сразу это чувствует, и «У Мэри был ягненок» (прим. стихотворение из цикла «Сказки матушки Гусыни», положенное на музыку) становится интенсивной и мрачной. Поэтому я стараюсь одаривать ее улыбкой и излучать счастье.Во всяком случае, до определенного момента...
Я скатываюсь на старую деревянную скамейку. Мои оголенные бедра, выглядывающие из-под обрезанных джинсовых шорт, мгновенно прилипают к поверхности. Стянув резинку с запястья, я собираю свои длинные волосы в хвост и неаккуратно скручиваю их. Они довольно влажные у корней, поэтому их так приятно убрать с шеи. С благоговением я касаюсь кончиками пальцев потертых клавиш, еще сохранивших цвет слоновой кости. Давным-давно бабушка научила меня играть. А в результате это стало настоящей терапией — моим единственным способом — бегством.
Теперь это еще и мой дополнительный доход. Несколько смелых родителей платят мне за занятия с их детьми. Они единственные в городе понимают, что я не злой человек — все остальные утверждают, что я злая.
Успокоив свои мысли, я начинаю порхать пальцами по клавишам. Легко ложащиеся на слух звуки из «Тайного письма» наполняют дом. Я играю произведение не по памяти, а от души. Музыка — это отсрочка моей боли и грусти. Прямой доступ к душе женщины, которая коротает жизнь, пытаясь забыть о несправедливости, допущенной против нее.
Только я не могу забыть.
Не тогда, когда Норман все еще поблизости.
Не тогда, когда пустая комната мамы вызывает слезы.
Не тогда, когда любовь всей моей жизни живет в другом городе вдали от меня.
Но когда я играю на фортепиано — даже если недолго — я обо всем забываю. Я могу заставить замолчать эти крики. Превратить их в шепот. Позволить музыке заполнить мою душу и утопить кошмары прошлого.
Когда я играю — я довольна.
Даже если ненадолго.
Глава 2
Йео
Тугой комок беспокойства, скручивающий мое сердце, наконец, ослабляет свою хватку. Двенадцать лет — это долго, чтобы держать часть себя в тисках.
Кейденс Маршалл — целый мир для меня с тех пор, как мне исполнилось десять. А теперь — и каждый выбор. Каждое решение. Каждая мысль, посещающая мою голову... связана с ней. Так было всегда и всегда так будет.
Я люблю ее.
Просто и ясно.
Нельзя погасить пылающее пламя любви. Родственные души просто так не расстаются. Двадцать лет никак не изменили моих чувств к ней. Время, когда мы не были вместе, — прошло.
Больше не надо прятаться.
Больше не надо избегать.
Не надо больше отрицать наши сложные отношения.
И я собираюсь сделать это прямо сейчас.
«Она выгнала тебя, Йео!»
Но это был толчок — и мне он был необходим. Она права. Я не мог помочь ей с образованием, домом или деньгами. Но и не мог ее ненавидеть. Не мог зацикливаться на том, как и почему она решила меня прогнать. Я предпочел бежать в противоположном направлении — к тому, что рано или поздно сведет нас вместе.