Крик и шепот
Шрифт:
Вздох облегчения — мой единственный ответ. Мое единственное подтверждение, что то, что он делает, — это хорошо. И тут он целует меня. Как будто завтра наступит конец света. Черт, я не возражаю, если это означает, что мы будем целоваться так до этого самого конца света.
Я уже готова умолять его отнести меня наверх, как в прежние времена, но он отстраняется. Его брови сдвинуты вместе, и боль искажает его прекрасное лицо. Оно становится вмиг грустным и хмурым.
— Почему ты не хотела меня видеть? Почему отказывалась со мной разговаривать? — его голос обвиняет. Он сломлен.
Меня
— Тебе не следовало возвращаться, болван.
Он ухмыляется.
Ох, уж этот Йео!
Йео и его идеальная ухмылка.
Ухмылка, за которую он обычно получал от матери увесистый подзатыльник.
— Я всегда возвращаюсь, Кузнечик.
Я не могу не растаять от того, с какой нежностью он произносит мое старое прозвище. Это имя мне дал он, когда мне было всего девять. Когда я по уши влюбилась в десятилетнего мальчика с порванной камерой.
— Ты заслуживаешь лучшего, — делаю я попытку. Но я не слишком-то и стараюсь. Честно говоря, я эгоистка. И я скучала по нему.
Он смеется, и, клянусь богом, моя душа ликует. Все, что касается Йео, оказывает магическое и успокаивающее действие на меня. Спокойное и красивое.
— Я ничего не заслуживаю. Но я сделаю все необходимое, чтобы у меня была ты.
Когда я вздыхаю, он прижимает меня к себе. Его губы на моей макушке. Йео прижимается к ней губами и тихо говорит:
— Я собираюсь вернуть наши отношения. Сегодня начинается процесс по исправлению всего. Навсегда, моя милая Кейденс.
В один миг он все изменил. Моя жизнь обрела покой и безмятежность. Йео эффективно не подпускал ко мне Нормана. Этих придурков, Паскаля и Кеннета, и близко не было видно, когда я была с Йео. Он защищал меня от плохих людей в моей жизни и любил в ней хороших. Мы стали командой. И никто не мог одолеть нас. Пока я не поставила точку в наших отношениях.
— Это кажется нереальным, — смеюсь я сквозь выступившие на глаза слезы. Он подталкивает меня к дверному проему и прижимается губами к моим губам. Я чувствую его возбуждение у своего живота.
— А это тебе кажется реальным? Потому что для меня это чертовски реально.
Я встаю на цыпочки и запрокидываю голову назад. Мой рот уже скучает по его губам. У меня практически текут слюни при виде его.
— Поцелуй меня еще раз.
Йео накрывает мои губы своими губами и при этом что-то шепчет.
— Я буду целовать тебя снова и снова, и снова — до скончания века.
Я хнычу, когда его язык пробирается в мой рот. Его настойчивость и моя потребность делают поцелуй жадным и наполненным страстью. Мы могли бы целоваться так вечно, но в его кармане громко звенит телефон. Йео стонет и неохотно достает его, чтобы ответить.
— Что? — его раздражение очевидно. Я бросаю взгляд на его брюки и не могу сдержать улыбку при виде его члена, напрягшегося под тканью.
«Боже, как же я скучала по нему».
Йео бросает взгляд на меня и подмигивает. Одно лишь это действие вызывает трепет во всем теле и прогоняет прочь подавленное настроение. Оно частенько овладевает мной, но быстро
исчезает, оставляя после себя лишь сверкающие следы Йео. Когда он рядом, мой разум полон надежд и почти чертовски свободен.Йео — мой наркотик.
Я охотно подставлю ему свою самую большую вену.
Чтобы он ввел в меня свою жизнь.
Я закусываю нижнюю губу. Йео жалуется, как я поняла, Дину, который на другом конце линии. Ко мне снова возвращается беспокойство. Растет напряжение. Усиливается волнение. Когда дело касается лишь Йео и меня, забыть обо всем остальном легко. Но повышенный голос его брата в телефоне — неприятная реальность — напоминание о том, что есть не только мы.
Его семья.
Моя...
Слишком много людей стремилось разлучить нас. Когда мы как никогда хотели быть вместе. И именно это, прежде всего, заставило меня оттолкнуть его.
— Мы скоро будем. Пусть папа выпьет коктейль и успокоится, черт возьми, — резко бросает Йео.
Я подскакиваю от его тона. Заметив это, он тут же смягчается и тянется ко мне. Конечно же, я хватаю его за руку. Как я могу не сделать это? Он проводит большим пальцем по тыльной стороне моей руки, пока шипит что-то своему брату. А потом отключается.
— Нам просто нужно появиться там и все, Кузнечик. Они хотят знать мои намерения прямо сейчас. А потом мы будем делать все, что захотим, хорошо? Не позволяй моему отцу расстраивать тебя. Пожалуйста, — уговаривает меня Йео тихим голосом и притягивает к себе.
Я знаю — он хочет, чтобы я успокоилась. Но мой мозг начинает работать сверхурочно. В моей голове один за другим проигрываются возможные сценарии наихудшего завершения этого ужина. Во всех вариантах его отец — с багровым от гнева и презрения лицом — кричит, что я не достаточно хороша для его сына. Он говорил это прежде. И я без тени сомнения знаю, что он скажет это снова.
— Шшш, — бормочет мне в волосы Йео. — Мы пройдем через это вместе, хорошо? Не зацикливайся. Ты нужна мне.
Двенадцать лет — это слишком большой срок. Разве можно так долго обходиться без того, кого любишь всем сердцем? А с Йео? Все вмиг нахлынуло на меня.
Любовь.
Воспоминания.
Секс. Смех. Дружба.
Мы.
Часть моего сердца всегда принадлежит Йео. Я никогда не позволяю ему покидать меня. Несмотря на все мои физические попытки. И если верить словам Боунза и Агаты, то он — тоже. В глубине души я знаю, что он никогда не уйдет. В моем сердце тлеет призрачная надежда. И не важно, что говорит мой разум, — это верное решение.
Я принадлежу Йео с того момента, как он появился на лужайке моей бабушки. С большими карими глазами и кривой улыбкой. Меня на клеточном уровне успокаивает знание — яркая точка в огромной схеме — что никто не сможет разлучить нас.
Я сдержанно киваю и отстраняюсь от него.
Наклеиваю улыбку.
Для него.
— Я здесь. С тобой. Я не буду беспокоиться о том, что не смогу контролировать.
Я так устала. Мне пришлось быть сильной так долго. Пришлось воздвигать стены, которые вовсе не хотелось строить. А Йео все равно через них пробьется.