Крик в ночи

— Мое имя Виктор Румберг. Здравствуйте, мистер Вандефул!

Тишина в огромном зале стала ощутимой. Скандально нечистоплотный финансист, честолюбивый богач, имя которого у всех на слуху, безропотно ложится в гроб — это ли не сенсация?!

— Прошу вас, господин Румберг!

Все происходило удивительно четко и отлажено: банкир лег в гроб, ассистенты громко заколотили крышку гвоздями и Джо, приблизившись вплотную, воздал руки к небесам:

— Да простит мое кощунство святая церковь!

Гроб стал медленно тускнеть, меркнуть, растворяться в воздухе и… окончательно исчез. Джо выразительно произнес:

— Похоже, мистер Румберг желает выбраться из этого зала? Глядите — он уже под сводом Гарольд Вильсон-холла!!

Взоры зрителей метнулись вверх, где, почти касаясь головой металлических конструкций крыши, на тонкой перекладине, удерживая равновесие, стоял, покачиваясь… Виктор Румберг. Было в этом что-то мистически жуткое, аналогия с вознесением души на небо стала более чем очевидной. Низкий гул прошелся по рядам зрителей. В зале царило явное замешательство…

Неожиданно, это было трудно различимо со зрительских мест, сначала на черном пиджаке Румберга, потом на его лице, на лбу заплясал красный лучик лазерного прицела. Никто не услышал выстрел, только внезапно человек под сводом… сорвался в гудящую бездну зала. Это произошло молниеносно: стук упавшего тела и следом — оглушительная овация. Трюк великого иллюзиониста завершился эффектным низвержением, буквальным падением Виктора Румберга с огромной недосягаемой воображению высоты, где тот возвышался над простыми людьми даже не столько в этом зале, сколько в их повседневной серой жизни.

Крик ужаса зрителей, сидящих в проеме, куда упал мертвец, утонул в общем вопле восторга и ликования…

* * *

На пути в Лондонский аэропорт Хитроу Питер заметил:

— За тобой, Филдин, тянется шлейф смертей… Не смогли уберечь актера ни мы, ни служба охраны. Как теперь смотреть в глаза Джо?

— Знаю, чьих рук работа, — сказал Сомов. — Если они считают, что следующим буду я, то сильно ошибаются.

— Как насчет перехода к нам, в ФБР? — спросил его Питер.

— Не думаю, что для ФБР я стал бы ценным приобретением. Прежде чем решиться на такой шаг, следует позаботиться о семье, — их тоже могут не пощадить.

Проехав еще с полкилометра, Питер заглушил мотор:

— Итак, друзья, наша встреча подходит к концу. Тебе, Филдин, я приготовил новый паспорт, — здесь все чисто, не подкопаешься. Вот, держи… Немного грима — и тебя не узнать. Выбирай, куда полетишь: в Перу или Австралию? На первое время там будет надежная крыша, а через год-другой, если захочешь, помогу пристроиться в шоу-бизнесе. Личная благодарность мистеру Сомову.

— Спасибо, Питер. Мне еще предстоит побыть в Лондоне. Здесь находится Татьяна, девушека Новикова, одна из заблудших овечек нашего депутата…А вы что скажете, полковник??

Он не сразу понял вопрос, — впервые после долгих лет к нему обратились по званию.

— Куда полетишь, бизнесмен? — улыбнулся Питер.

— Куда полечу… — он помедлил с ответом. — В Россию, куда же еще. По паспорту Дмитрия Филдина.

Питер заволновался:

— Может, тебя лучше сразу скинуть в Темзу? Или просто сдать людям Воробьева? Не собираюсь брать на себя еще и твою гибель.

— Полечу в Россию, — твердо сказал Филдин. — Иначе моя жизнь теряет всякий смысл.

— Хоть отдаешь себе отчет, в логово какого зверя собираешься вернуться?! — с досады крикнул Питер. — Ты болен, слаб. Кому и что стремишься доказать?!

— Я полечу только в Россию, в Москву. Извини, Питер.

— Погодите… — Сомов, похоже, что-то надумал. — Пускай летит в Россию. Паспорт Филдина сработает, а Румберга уже нет в живых. В Москве дам надежный адрес — можно перебыть какое-то время. А дальше… сами решайте. Обязательно позвоните моим, весточку передайте. В общем, как говорится, с Богом! Глядишь, еще и встретимся.

— Удачи тебе, — вымолвил Питер. — И здоровья. Можно на два слова?

Выйдя из машины, они закурили. Питер сказал:

— Не подумай, что я филантроп, Филдс. Твой ангел-хранитель…

— Линда Грейвс? Поцелуй ее за меня.

Он кивнул.

— И еще… Объясни, как растворился гроб, в котором ты лежал?

— Я обещал Джо Вандефулу никому не раскрывать этот секрет. Кстати, стоимость трюка приближается к двум миллионам… Возьми восемь тысяч фунтов. (Он протянул деньги Питеру) Передай семье погибшего актера. Кроме денег на самолет больше ничего не осталось.

…Боинг взял курс на Россию, когда вслед за «фордом» Питера, соблюдая приличную дистанцию, двинулся зеленоватый «ситроен».

* * *

Москва изнемогала от необычайной, почти тропической жары. Над городом висел неподвижный удушающий смог. Лишь только к ночи, когда огнедышащий асфальт понемногу остывал, какое-то подобие прохлады заползало в дома измученных летним зноем москвичей.

В квартире Филдина, выходящей окнами во двор, Генрих Швайковский, он же Пеленгас, в который раз перелистывал единственный экземпляр неоконченной рукописи Дмитрия. Ноутбук с дискетами — подарок Полины — наспех оставленный Румбергом в отеле Флориды, вряд ли когда-нибудь обретет бывшего хозяина. Эта рукопись — последнее звено, связывающее автора с его прежней жизнью.

— Что могу сказать… — Швайковский глубокомысленно сдвинул брови, уставившись на листки. — Любопытно. Местами, даже интересно. Не ожидал… Твой полет фантазии, особенно в Части первой, заслуживает похвалы. И юморок такой, я бы отметил, специфический. Смешно. Кое-где проглядывает мой собственный, если не ошибаюсь, портрет.

— Ты уж не серчай.

— И не такое приходилось про себя читать… А вот в Части второй много перегрузов, нагромождений, каких-то длинных рассуждений, недобрых выпадов против духовенства и властей. Конечно, каждый волен думать по-своему. Но… актуально ли это сейчас? Нужно ли, в конце концов, читателю? Вымарать власть предержащих всегда считалось признаком передового взгляда и верного вкуса — в любом случае найдешь сочувствующих. Но — прости, расфилософствовался, — обличая власть, мы расписываемся в собственной импотенции, беспомощности. Или нами движет простая зависть к сильным и удачливым?

— Мною не движет.

— Я говорю вообще… Пожалуй, твоя книга может сгодиться для сценария — много живых диалогов, выразительных картинок. Но уж больно сырой материал, нуждающийся в кропотливой доработке. Другими словами, пока что это текст очень грамотного, очень думающего, очень честного, очень начитанного читателя, но, к сожалению, это все-таки не художественный текст в точном и единственном смысле этого слова, что позволяет говорить о нем как о профессиональной прозе. Что скажешь?

— Возможно. Композитор Пол Маккартни не знаком с нотной грамотой.