Крик в тумане

Н.Е.Б

Есть женщины — светлое имя Над ними трепещет, как знамя. Мы тайно любуемся ими — Они же смеются над нами!.. *************************************

Г.П.Б

Судьба, она — как поезд дальний — То полустанки, то гул столиц. И вновь сиреною прощальной Экспресс пронзает мильоны лиц. Ах, эти песни мостов таёжных, Перроны, молодость, суета… Всё это было, как миг, Возможно, Но вмиг умчалось — Та-та, та-та… *******************************************

К.Л.М

В жизни есть полюса, В жизни есть полоса, С золотинкой глаза, Голубая слеза. В сердце нету зимы, Нет в душе Колымы, Гордо топаем мы — Веселы и прямы… *************************

Девяностые годы

Московские этюды

В тот день на танке я стоял, Я говорил с народом разным, Я свой ораторский запал Бросал в толпу, как розы в праздник. Пришел ли извергам конец Или с угла зайдут другого? Герба совкового венец Смотрелся на БД терново. Гэкачепистам Белый Дом Казался крепостью желанной, Но совладать с Живым Кольцом Не в силах никакие планы. А я не мог, конечно, знать, Что через два разбойных года Партийно-выборная знать Опять пойдет шутить с народом. Что вновь придется, по беде, Шарахать в лоб, прямой наводкой, По краснобаям из БиДэ, Смердючим от дерьма и водки. О, Русь! Когда же в снежной мгле Дорежешь ты и достреляешь, Дожнешь, допашешь на игле И, распиная, догуляешь?!! 1991-93 гг.

29 февраля 1992 года

____________________________________ Мы — мужские миры, антиподы прекрасных вселенных, Тех, что в безднах просторов так щедро рассеял Господь. Богу вечно ваять из ребра, папе Карлу — строгать из полена, Наше дело — губить и насиловать страстную плоть. Вместо нежной любви в райских ласковых кущах Автоматным огнем прорубаем дорогу в аду Мы — маньяки, шизоиды, психи и циники сущие, С фляжкой спирта у пояса и сигаретой во рту. Боже праведный! Ну и зачем ты нас выдумал, тленных, Злых, распутных, бессовестных, полных дерьма? Не затем ли, чтоб мы устыдились прекрасных вселенных И, сжигая нетленное, тихо сходили с ума? ===============================================

* * *

На коньяке рябина это — вещь! Но лучше полдень на листе кленовом. Настоянный до градуса хмельного Июльский полдень благостен и вещ! Белы тела расхристанных берёз — Сулят искус за сауной асфальта. И было б душно, горько и печально, Когда б не лес с усладой древних грёз. Душа Руси, Орды шальной улус, Владимир-град на Клязьме златопламен! Храм на холме и солнышко над храмом — И днесь, и присно, и вовеки — Русь! ************************************************ 15.07.94 г. по дороге из Москвы во Владимир — чудо!

My beloved Moon…

Без визы перейдя границу В шикарном аэропорту, Я всё ж признал дотошным фрицам Затем свою неправоту. Пивнушки, банки и секс-шопы У них на уровне таком, Что млеет глаз на всю Европу И к горлу подступает ком. Проходят днём переговоры С международными людьми, А ночью Муна, сдвинув штору, В постель ныряет, шер-ами. И на спортивной той кровати Я с нею грешно возлежу. Ночь. Сиськолуние. Проклятье. Лунатик — я, с ума схожу. Луна — в пол-улицы, в полнеба. Луна — со мной, луна — на мне. Я — Нейл Армстронг, шагаю в небыль, Чтоб прилуниться на Луне. *********************************************** Мюнхен, ночь, полнолуние, отель «Италия» (Tanya), 19.11.94 г.

Елабуга

Ела бугу от угла! Баловалась, бля, гуляя, Честь свою не берегла, Груди к небу заголяя… Луг, где белый олух Глеб Спит под елью голубою, Лог, где колосится хлеб Надо мной и над тобою. Бледен, счастье тороплю, Глыбы-груди пахнут дынно. Боже, как же я люблю Тя, лежащую картинно! Благо, прядь твоя со лба Убегает чуть, не боле. И опять моя губа Напасется в сладком поле. Лес и травы. Две версты До Елабуги — за бором. А над соснами кресты Осияннейших соборов. Нежу груди-купола В сладком мареве истомы — Видно, дикий мед пила, Что храбра вдали от дома… Слава Богу, сердце жгла! Изголялась, гля, балуя, Тем и Господу мила, Аллилуйя! Аллилуйя!.. ________________________ 1991–1996 гг

Материк

Я — капитан материка, я знаю слово, Которым можно сдвинуть и создать. Плывет земная твердь-первооснова Аки ковчег, чье имя — благодать. Зол океан. Валы в безумном свинге. Я навожу подзорную трубу. Волнуюсь я за розовых фламинго И безнадежно серых марабу. И чувствую напрасность аргументов, Что будет вечен ход земных хлопот. Уходят постепенно континенты В пучину разъяренных зыбких вод. Когда-нибудь устану и изыду, Волна накроет мостик и штурвал. И канет вдруг во мраке Атлантида, Которую для жизни создавал… ________________________________ Март 1996 года #################################

Целина

(отрывок из неоконченной поэмы)

Запев

На брехни снова потянуло — Я начал третий мемуар… Без принужденья, Не под дулом, Не думая про гонорар. Вчерась забёг Сазонов Женька И вдруг, за рюмкой, как загнёт: «Народ желает продолженья, Хотит про мясо знать народ!» Ну, знамо, раз народ желают, — Я прихоть должен ту учесть. И вот сижу, живописаю Про целину, что стала цвесть. Притом помощник Александров — Уже на что учёный хрен — И тот советует пространно Всё изложить, Коснувшись цен. Как я докладывал вам выше (Смотри два первые труда), Я невредим из моря вышел В те незабвенные года. И, конспективно излагая Морской души мужскую суть, Я три момента вспоминаю, — Всё остальное было муть! Так вот, по первому вопросу: История возводит в чин Того безвестного матроса, Что спас меня из злых пучин. Второе. Четко помню Тоньку Из медсанбата. В час ночной. Бывало Лёня в Тоне тонет В штабной палатке продувной… Был фронт. Был чувств накал рутинный. Пел патефон про па-дэ-катр… Приятно вспомнить Антонину: Я был на ней, как Клеопатр! Или, верней, как леопард! И третье, Ясное до жути И видное лишь из Кремля — Не победил бы маршал Жуков, Коли б не Малая Земля, И не мои ему советы По телефону в час ночной, И не дымок от сигареты Над той палаткой продувной, Которым были все согреты — Солдаты, тыл и дом родной… Не будь Иосиф гнусным дедом, Чуть-чуть пообъективней будь, Я б принимал Парад Победы — Вот в чем истории-то суть! Но я не мелочный, Не склочник… На юг бандеровский придя, Индустриальной нашей мощью Наполнил враз я заводья. Ах, ДнепроГЭС, Ах, край казацкий! Ах, сталь, мартены, планы, шлак!.. Мне стало под конец казаться, Что устаю я, как ишак. И чтоб поднять немного тонус Я стал все чаще отмечать Бетонщиц, Кадровичек, Женок Своих коллег, Едри их мать!.. Красавицу из драмтеатра Притом особо отмечал… Приватное, Сугубо, так сказать, кроватное, Кто молод был — тот не скучал! Днепропетровск. Забавно вспомнить — Я там витийствовал, как бог, И возникали, значит, домны В весьма короткий, Сжатый срок. Там, на проспекте Карла Маркса, Я часто лично возникал, И пробегали толпы маршем, Когда я в праздник их скликал. Мне те места вдвойне знакомы, Там, за Днепром, — Днепродзержинск. Теперь там памятничек скромный — Я лично, В сквере, словно джинн… При Кормчем нас судьба мотала — Такое времечко было! Оно же Сталина прибрало, И стало на душе светло… Но здесь — молчок! Конец запеву, Пора за первую главу! Взбодрися, мысль, Беги из хлева, Как гусь на росную траву…

1

Кончался первый год без Сталина. И вот, в начале января, Меня в Москву вдруг кличут, стало быть, Пред очи Генсекретаря! Примчался я из Бессарабии. Вошел. Посажен был в углу. Он, в кресле преющий расслабленно, Мне показался жутко глуп. «Готовь-ка, значит, сидор, Лёха. На юге отдохнул и — хвать! Такая, милый мой, эпоха — Нам надо целину сломать!.. Тебе поручим в Казахстане Покняжить местных остряков. Ты завтра, Коль пораньше встанешь, На самолет и — будь таков! Знай — тамошнее руководство Ну, прямо на змее змея! Зажрались баи. Хлещут водку И игнорируют меня! Задумал я военнопленных В борьбе с казахами не брать… Лети, Лексей, Сзывай там Пленум И всех сымай, Туды их мать!»

2

Я вышел злой. В душе — смятенье. За что такая маята? И вот лечу по направленью Аула Гросс-Алма-Ата. Весьма невидный городишко — Базар, Арбузы, Жёлтый лист… Подумалось, что здесь мне крышка, Что сдохну здесь под ветра свист.

3

Не помню, как я очутился, У домика, где в час войны, В эвакуации ютился Курдюк моей родной жены. Зайти бы, Выставить бутылку На стол хмельного коньяку И пожелать бы в тосте пылком Сто лет казаху-старику… Но не зашел. Раздумал. Шустро Бутылку выжрет борода. Мне ж с рюмки станет только грустно — Командировочных не густо Никита выдавал тогда. Иду — базар. Знать, был он рядом. Я стал, в рядах ходя, вникать. Базар, Он опытному взгляду Мог многое повествовать! Хоть 25 годков минуло, Но стыдно, братцы, вспоминать — С базара пустотой пахнуло, Как будто здесь промчалась рать. Винцом отвратным так разило, Что потянуло на коньяк. Под тополем сидел верзила. Без ног. Небритый. Банабак. Послал меня он за Арал. Короче, выступил негоже. Я встрепенулся. Возжелал Заехать в фронтовую рожу… Но (но!) лишь плюнул против ветра, Ругнул его в три этажа И, придержав шляпо из фетра, Пошел задать всем мандража… …………………………………………… 1977 год

Сказка про Роню-воителя и Лёку-долгожителя

Знамо, что за океаном — Дядя Сэм с большим карманом, А у него подрос племяш — Так про него рассказец наш… Время шло и, наконец, Оперился тот юнец — Жизнь прожил кинокартинно И под старость, нагл и глуп, Стал политиком, скотина, Против нас копает вглубь. В то же время в снежном мраке Расцветающей страны После крупной с Фрицем драки Свои мужали пацаны. Анкел Джо, сходя в могилу, Мысленно перекрестясь, Завещал сынкам постылым Бдить диктаторскую власть. Мы недолго горевали, Погрустили хо-р-ро-шо! Потом позорно вынимали Из мавзолея анкла Джо. Точней, Никита-Кукурузник… (На что проворным падлом слыл, Однако как-то раз под гузно Тремя друзьями поддан был.) На то и партия, чтоб скоро Текла история. И вот Один из трех исчез как Моро, Другой — совсем наоборот. А третий… Я, как долгожитель, Тащу телегу за троих. Со мною, братцы, не шутите, Не понимаю шуток — псих! На Малой был, видать, контужен И до конца войны дремал, Пока Большую Землю Жуков Мужицкой грудью прикрывал. Но рок неумолим. Разрядку Я долго-долго возводил. Всё по кирпичику, внакладку, Хитрил, но чуть перемудрил… И вызвал злобу дяди Сэма И племяша, который Рон. Теперь бы ногу сунуть в стремя И в ствол загнать, как встарь, патрон… Но возраст… Силы на исходе… В Афганистане пьет Бабрак… И Ярузельского в народе Зовут почтительно: — Дурак… Но как же, все-таки, сразиться?.. И вот уже сверкают блицы И на свежайшие страницы Суперругательство ложится! Хнычу, Рональда хуля, Я — долгожитель из Кремля!.. Трепещите, мистер Рональд, Укрепляйте оборону! И отвечает Рон, дурной, Психологической войной, И ведет, на всё готовый, На коммунизьм поход крестовый… Не знает, видно, этот франт, Кто мира подлинный гарант… Всё равно дадим по роже И отправим к предкам вниз — На то он лучше и моложе, Наш перезрелый соцьялизьм. Не спрячешься и в каземате, Ворюга, гомик и прохвост! Возьму тебя я, маразматик, С собою завтра на погост!.. 1983 год