Крики солнца

Была пару раз, но она не против. Ей там нравится.

Стремительно стемнело, и поднялся ветер. На чёрной бахроме волн серебрились звёзды; в темноте какие-то девушки с визгами покидали своё убежище на валунах у воды. Их рваные джинсы издали напоминали хвосты русалок - весёлых русалок, кричащих по-неаполитански. Бледно-зелёный, розовый, жёлтый свет лился из отелей и ресторанов, заполняя набережную; официанты спешно уносили зонтики и складные столы, спасая их от разбушевавшегося ветра. Индус в вязаной шапке подходил то к одной, то к другой парочке, предлагая синие розы. Подошёл, улыбаясь, и к ним; извинившись (зачем?..), Чезаре прервал разговор и вежливо отправил индуса восвояси. Точнее, так она предположила, потому что ни слова не поняла: это был не итальянский, не диалект и даже не английский.

– Хинди, - догадалась она через несколько шагов.
– Ты обратился к нему на хинди.

– Да, - Чезаре улыбался.
– Начинал учить его немного, потом забросил. Я люблю Индию. Хотел бы увидеть её... Но Россию - сильнее, конечно, - прибавил он по-русски, словно опомнившись.

Она покачала головой.

– Русский, хинди... А что ещё?

– Японский. И пенджаби. Но там я знаю только пару слов. И японский, к сожалению, скоро пришлось оставить, - он улыбнулся шире, увидев её лицо.
– На этом моменте все обычно просят что-нибудь сказать. Странно, что ты молчишь.

Было крайне трудно сопротивляться, и она улыбнулась в ответ.

– Просто сама ненавижу, когда так делают. Но скажи, если хочешь.

Чезаре представился по-японски. Звучало красиво, странно и отчего-то печально - как стук дождя по стеклу.

Вывеска очередного ресторана на набережной гласила: "I re di Napoli". Забавно, но на удивление уместно: несмотря на хлещущий в лицо ветер, который насквозь продувал рёбра и призывал плотнее запахнуть куртку, она чувствовала себя хозяйкой камней на набережной, и залива, и очертаний дремлющего Везувия.

И мягкого, успокоительно-волнующего голоса Чезаре. Так мог бы говорить император с советниками - предупредительно, но с полным знанием собственного превосходства. Никому не отдавая предпочтения.

– Почему ты так смотришь?
– чуть погодя спросил он.
– Думаешь, что я сумасшедший?

– Почему сразу сумасшедший? Может быть, полиглот, - они прошли ещё немного.
– Я маловато знаю об Индии, но читала индийские мифы. Это... завораживает.

– Как всех европоцентристов, - слегка подсмеиваясь, но не обидно, отметил Чезаре.
– Да, в детстве у меня была книга индийских сказок. Большая, - как истинный неаполитанец, он показал руками, насколько большая - вопреки темноте.
– С картинками. Я любил их рассматривать - все эти боги с синей кожей или с восьмью руками... Просто вау. А какие сказки тебе нравятся?

– Тебе её подарили?

Ей не хотелось пока углубляться в тему сказок: придётся ведь тогда каяться и в фэнтези (а Чезаре не похож на человека, который в детстве прятал под подушкой "Властелина Колец" и мастерил самодельные луки), и в своих потугах на творчество - а это всё-таки слишком личное. Они же видятся второй раз. Просто смешно.

– Да, мама принесла с работы.

– Твоя мама библиотекарь?

– Нет, - он не напрягся, как напрягались многие её знакомые мужского пола при вопросе о матери, но и не пустился в подробные рассказы.
– Швея.

– У тебя большая семья?

– Не очень. Мать, отчим и два брата, - Чезаре вздохнул.
– Старших.

Именно как в сказках, подумала она, но не стала это озвучивать.

По её просьбе Чезаре вкратце поведал о себе - на осторожном, "для чужих", варианте итальянского. Получалось нечто спокойно-сдержанное, но чреватое внутренними бурями. Как весь он.

– А почему ты до сих пор учишься?
– осмелилась спросить она: по её подсчётам выходило, что Чезаре старше всех своих однокурсников.
– Если не секрет.

Реакция походила на вчерашний случай. Чезаре потемнел лицом, но (она чувствовала) не отталкивая её, как сделал бы Т. Просто оставаясь наедине с каким-то скелетом из пыльного внутреннего шкафа. Итальянского шкафа, конечно же.

– Не секрет, просто были проблемы дома. Полгода я там не жил и не учился в университете, потому что работал, - объяснил он на подчёркнуто правильном русском.
– Так что взял дополнительный год.

Тон Чезаре, в принципе, располагал к дальнейшим расспросам, но она на них не отважилась. За скупым и бессодержательным словом "проблемы" угадывалась боль. А она всегда чуяла боль: натаскалась на неё, точно гончая.

– Теперь твоя очередь, - объявил Чезаре, переходя на итальянский. Она поймала себя на том, что ей всё приятнее его слушать; было неловко думать об этом. Неловко думать вот так о ком бы то ни было, даже в теории. Ей.
– Расскажи о себе.

Она замялась.

– Хм. Это обязательно?

– Нет, но я хочу послушать.

– У меня нет ничего интересного.

– Трудно поверить, - он осторожно приобнял её за плечи.
– Ты дрожишь. Холодно?

Она высвободилась, хоть и без особого желания.

– Ничего страшного. Просто ветер.

– Может, caffХ? Или перекусить?

– Нет-нет!
– она постаралась подавить ком в горле и приступ паники.
– Спасибо, всё в порядке. Я не голодна.

Чезаре одарил её крайне скептичным взглядом, но не стал возражать.

– Ну, так что там скучного и неинтересного?.. Внимание, дамы и господа!
– гнусаво провозгласил он, изображая, видимо, рупор. Парень и девушка у спуска к воде хором вздрогнули и прекратили целоваться, услышав этот славяноязычный призыв.
– Слово предоставляется гражданке России, магистру филологии, знатоку иностранных языков...
– (он не отреагировал на её раздосадованное шипение), - ...которая обожает Италию, хотя обожать тут можно только еду и архитектуру, и только иногда ошибается в артиклях...

– Что мне сделать, чтобы ты закончил?
– спокойно осведомилась она: как минимум каждый третий прохожий на них оборачивался, а её разбирал глупый смех.

– Начать рассказывать о себе. Я не закончу, пока ты не начнёшь, - с интонацией ласкового палача сказал Чезаре и набрал в грудь воздуха. Она завела руку за спину, притворяясь, что намерена дать ему особый полиглотский подзатыльник, а он вдруг перехватил её запястье. Не больно, но крепко.

Почему-то это смутило: в голову полезли все слухи о репутации неаполитанских парней, о темпераменте итальянцев в целом, о славе Калиостро и Казановы... С другой стороны, странно опасаться рядом с Чезаре, таким добропорядочным на вид. Она чуть отстранилась и стала рассказывать.

Чернота волн и неба сгущалась, в воздухе плыл запах соли; какой-то мужчина с фотокамерой и седой прядью в чёлке курил, окаймляя взглядом залив, и казался живым мертвецом в призрачном свете отелей. Чезаре шёл и слушал её молча; шаги его были чёткими, как у военного, и входили в противоречие с очевидно дорогой обувью. Она отстранённо подумала, что профиль у него будто бы ещё породистее и строже, чем был вчера, - а потом, уже не отстранённо, испугалась от того, как быстро эта породистость расплывается...