Кристальный пик

— Ты хочешь, чтобы мы пошли на летний Эсбат вместе? — уточнила я и даже попятилась от Сола.

После того, как мы вернулись из Свадебной рощи, Солярис еще несколько дней был сам не свой. Хоть и не высказывал страха, но определенно его испытывал. Не лег рядом, когда я снова осталась ночевать у него, разбуженная кошмарами об искуроченных стеблях вербены и трупах. Просто сидел всю ночь на подоконнике, погребенным под слоем воска, а с рассветом отправился в зал Руки Совета, чтобы обсудить с Гвидионом письма, приносимые воронами из военных лагерей. Даже этим утром он в первую очередь нагрянул именно к нему, а не ко мне. А теперь Сол предлагает мне... повеселиться?

— Что на тебя нашло? — спросила я в лоб, и Солярис вопросительно накренил голову, поднявшись на ноги. От этого один рукав его рубахи, распоротой Кочевником, соскользнул с плеча, приоткрывая широкую ребристую полосу от ошейника и острые ключицы. Их покрывали мелкие перламутровые чешуйки, спускающиеся к груди. — Ты и веселье — вещи несовместимые! Это такая же истина, как то, что вода мокрая, а огонь горячий. Да ты даже на танец меня ни разу сам не пригласил. А сейчас зовешь пойти на ярмарку? Когда в Круге происходит... такое! Ты испытываешь меня? Или хочешь обмануть?

Я привстала на носочки и шутливо ущипнула Соляриса за щеку. Лишь потому, что он любил мои прикосновения, а обменивались мы ими слишком редко из-за обоюдной занятости, Сол не сразу стряхнул с себя мою руку, а сначала шумно вздохнул и прикрыл глаза.

— Не дури, — сказал он. — Твое присутствие на Летнем Эсбате — хороший политический ход.

— С каких пор ты разбираешься в политике?

— Так сказал не я, а Гвидион. Король Оникс ведь до болезни тоже всегда спускался к жителям Столицы накануне Эсбатов, — произнес Солярис, и в окнах северного крыла замка за его спиной снова замелькали силуэты. Мы с Солярисом не занимались ничем предосудительным, но я все равно смутилась и мягко отстранилась от него на несколько шагов. — Весенний Эсбат ты и так пропустила. Это могут счесть дурным предзнаменованием. В тяжелое время людям как никогда нужны игрища и зрелища. Сначала Красный туман, потом смерть короля, теперь восстания... Твое появление вселит в них надежду. Они решат, коль королева веселится, значит, слухи о беде всего лишь слухи. Это то, что нужно сейчас твоему народу. И нам, кстати говоря, тоже.

Последнее Солярис признал неохотно, отводя глаза. Возможно, он был прав, ведь война для правителя то же самое, что шахматная партия: остается только ждать, когда твой противник сделает следующий ход, а это может занять недели, если не месяцы. Сидеть сложа руки и ждать новостей было даже мучительнее, чем смотреть на усеянное телами поле. Такими темпами я скорее паду жертвой безумия, нежели жертвой стрелы или ножа в спину.

— Раз ты считаешь, что это будет уместно... Хорошо, — сдалась я в конце концов. — Только никакого засилья стражи и горна! Меня и так все заметят. А еще возьмем с собой остальных.

— Остальных?

— Маттиолу, Гектора, Тесею, Сильтана и Мелихор. Трое последних и вовсе никогда на таких празднествах не были. Хочу показать им, что дейрдреанцы не всегда такие мрачные и угрюмые, как те, кого они видят в замке.

С каждым новым именем, что я называла, лицо Соляриса вытягивалось все больше. Но на иные условия я была не согласна: мало того, что мне еще никогда не доводилось присутствовать на городских увеселениях, так я еще должна была убедить своим поведением горожан, что восстания не несут никакой угрозы Кругу, и наш союз с другими туатами по-прежнему процветает. Словом, я должна была веселиться, а как это делается я уже и не помнила, потому и надеялась, что друзья освежат мою память.

Так вместе мы приступили к с борам на летний Эсбат. Те заняли у меня куда меньше времени, чем подготовка к сейму или Вознесению. Оно было и неудивительно: я не хотела сильно выряжаться туда, где шелк, привезенный из Ши, уже считался непотребной роскошью, а самыми искусными украшениями были серебряные заколки. Мне хотелось стать частью народа, и для этого лучше было вызывать уважение, а не зависть. Потому я остановилась на хангероке из грубоватой бязи, расшитой золотистой плетенкой и выкрашенный в абрикосово-оранжевый цвет — такого цвета в летний Эсбат, как в самый длинный день в году, было небо до самой полуночи.

Оставив волосы распущенными, я заплела в косу лишь рубиново-красные локоны, куда Тесея после продела несколько таких же ярких красных бусин — с ними моя коса походила всего лишь изощренное украшение, а не на проклятую отметину.

— Мы идем смотреть на человеков! В этот раз на живых, розовых и свежих. Танцевать с человеками, пить и есть с человеками, — мурлыкала Мелихор на песенный мотив себе под нос, пока Маттиола, сидя на табурете посреди купальни, старательно расписывала ее лицо традиционными узорами Дейрдре алого цвета, какими уже расписала лицо мое. — Эй, ты собираешься до самой смерти ее прятать, энарьят? У драконов и рога бывают, и гребни порой на спине торчат. Чего стесняться? Очень даже симпатичная культяпка!

Я не сразу поняла, о чем говорит Мелихор, но затем Маттиола вдруг отложила баночку с кошенильными червецами* и выхватила у меня ажурную перчатку, в которой я собиралась спрятать костяную руку.

— Тут я полностью солидарна с Хорой, — заявила она. — Разве берсерки прячут свои шрамы и увечья? Они гордятся ими! И ты гордись.

Я могла бы поспорить с этим, сказав, что я отнюдь не берсерк, и что на Эсбате будет полно детей, которых моя рука может напугать до полусмерти, но не стала. Маттиола не только меня подбивала ослабить те тиски, в которые правители зажимали себя с детства, но и сама заметно раскрепостилась: праздничное платье ее оголяло плечи и колени почти так же, как наряды Сердца. Очевидно, их общение с Вельгаром возымело обоюдный эффект.

Еще полчаса мы уговаривали Мелихор одеться: так и не взяв в толк, зачем людям нужно основное платье, она чуть не вышла на улицу в нательном*. В конце концов все было улажено, и хлопоты остались позади вместе с замком и лязгающей герсой, за которой раскинулся широкий проезжий тракт.

«Я, конечно, не Мидир, помешанный на покушениях, но королева без охраны пугает люд не меньше, чем во главе целой армии», заметил Гвидион веско перед нашим уходом, поэтому нам все-таки пришлось взять с собой десять хускарлов. Те замыкали шествие, пока мы, отказавшись от лошадей, — во многом ради Сола, который плохо держался в седле и вряд ли оказался бы рад вывалиться из него на глазах у тысячи зевак, — спускались с холма в низину, где пестрили крыши и навесы городских домов.

К тому моменту, как мы пересекли черту города, как раз наступил вечер, и жара немного поутихла. Свежий ветер, колышущий поля и лесные степи, еще на половине пути донес до нас аромат жженного сахара, каштанов и баранок из заварного теста — идеально круглых, как луна, появление которой ознаменовало официальное начало Эсбата. Недаром каждый год и каждый сезон примстав* сдвигал его дату на несколько дней — все праздники Колеса года должны быть привязаны к полнолунию, как дитя привязано к матери пуповиной, а вся живое на земле — к четырем богам.

Возглавляя вереницу, мы с Солярисом шествовали рука об руку, но не касались друг друга. Я почувствовала, как он прижался к моему плечу, лишь когда впереди показались первые ярмарочные палатки.

— На самом деле это была идея Сильтана, — признался он неожиданно, и кончики его ушей забавно порозовели, почти в цвет рубахи: каким-то образом он снова оделся в один тон с моим нарядом. — Сильтан сказал, ты хотела пойти на ярмарку, и предложил мне сводить тебя, чтобы «привнести в твою жизнь немного меда и света, дабы в ней было хоть что-то увлекательное кроме редких встреч с ним». А воля драгоценной госпожи всегда должна исполняться, так что...