Кристальный пик

Я решила тактично не сообщать Солу, что Сильтан подлый обманщик, и ничего подобного я в жизни ему не говорила. Повезло тому, что он отказался идти с нами на праздник в самый последний момент! Поэтому я только улыбнулась, польщенная чуткостью Сола и его желанием подарить мне несколько часов той счастливой и спокойной жизни, которую мы надеялись обрести, покончив с Красным туманом. Ради этого Солярис был даже готов прислушаться к совету старшего брата, которого величал не иначе, как «змеем» — разве за это он не заслуживал немножко похвалы?

— Спасибо, это очень мило с твоей стороны, — улыбнулась я и, не подавая вида, перехватила его пальцы первой, раз сам сделать это он никак не решался: только касался, но сразу одергивался и убегал на несколько шагов вперед. — Пожалуй, сегодня ты даже удостоишься танца со своей госпожой.

Солярис сжал мои пальцы в ответ — нежно, коротко, чтобы не оцарапать тонкую кожу когтями.

— Надо же, на словах вроде благодаришь, а на деле наказываешь.

Я усмехнулась и пожала плечами. Танца со мной Солярису и впрямь было сегодня не избежать, ведь ах, какая дивная музыка лилась из Столицы рекой!

На улочках, средь телег резчиков, торгующих масками, и прилавков вёльв, распродающих букетики заговоренной вербены, вовсю играли барды и менестрели. Из-за толп ряженных здесь было не протолкнуться: всюду мелькали костюмы из соломы, короны из березовых ветвей, чумазые в сосновом дегте лица, скипидарный запах которого, по преданиям, отпугивал Дикого и прирученные им бедствия — Потоп, Хворь и Голод. У некоторых из макушек торчали собачьи уши, а у других болтались коровьи хвосты, пришитые к штанам. Незамужние девы в этот священный день чаще всего наряжались кроликами Невесты, облепляя шеи и плечи тополиным пухом или цветками хлопка, как мехом. Совершеннолетние юноши же становились лисами и в течение ночи охотились за кроличьими девами, а порой даже дрались за них, точно и впрямь одичали. Немудрено, что Сильтан принял жителей Столицы за нечисть! Все эти атрибуты и впрямь превращали горожан в мави из старинных баллад — духов охотников, слившихся с убитыми ими зверьми, жертву которых они не почтили добрым словом за трапезой.

Ровно на девять дней весь город превращался в неметон под открытым небом, где вместо молитв и песнопений водили хороводы и вкушали различные яства. Так, каждый совершеннолетний житель Столицы, желающий принять участие в гуляниях, должен был принести к общему столу минимум один пивной кувшин и глиняный чан, где мог томиться молодой картофель с только поспевшим редисом или жаркое из петуха. Их запахи, перечные и соленые, мешались в воздухе с пряностью темного эля и сладостью топленого молока.

— Это что, королева Рубин?..

Лишь благодаря всеобщей суматохе и тому, сколь много лиц приобрели вокруг нечеловеческие черты благодаря краскам и украшениям, нам семерым почти удалось добраться до священного тиса незамеченными. Пока закаленные мужи мерились удалью на лугах за дозорными башнями, старцы попивали зерновой спирт из ритонов, а дети играли с шелковыми лентами и грызли «кошачьи» булочки с шафраном, там, под тисом, плясала молодежь под зелеными ветвями. Они исполняли Рогатый танец — одиночное кружение с шестами, увенчанными кукольными головами оленей, что были им партнерами. Единение человеческого и животного, смертного и бессмертного, земного и божественного.

Момент, когда же нас всех заметят, был лишь вопросом времени.

— Королева?.. Быть того не может! Сейчас же война идет, какое ей дело до пирушки простолюдинной.

— Говорю тебе, это она. Посмотри, кто рядом с ней!

— Это же королевский зверь...

— А кто это еще с ними?

— Может, высокородные господа какие пожаловали? Новые ярлы?

— Да нет же, это драконы! Драконы!

Не обращая внимание на побежавший шепоток, я продолжала идти по улицам, будто не замечала, как стремительно редеет и расступается вокруг толпа. Старцы неохотно оторвались от своих ритонов, дети — от шелковых лент и булочек, а лисьи юноши от развивающихся юбок кроличьих девиц. Все смотрели на нас, вытаращив глаза, и мне не оставалось ничего, кроме как смотреть на них в ответ и невозмутимо улыбаться. Казалось, все празднество с ярмаркой застыло, как сама луна, восходящая на оранжевом небосводе, и только музыка жила своей собственной жизнь, не замолкая ни на секунду.

Нос у Мелихор дергался, как у зверька, когда она, вытянув шею, попыталась принюхаться к накрытым столам, где вместо тарелок лежали большие ломти хлеба, которые тоже потом съедались. Кочевник жадно опустошал бурдюк, которым уже успел разжиться где-то по пути, не обращая внимания на Тесею, тянущую их с Гектором к беззубой торговке любовными амулетами. Последний бросал на Матти заискивающие взгляды, но та упорно делала вид, что ничего не замечает, слишком увлеченная красотами вокруг.

— Не отходи далеко, — шепнул мне Солярис, как всегда напряженный в обществе других людей. Он недоверчиво всматривался в лица прохожих, и то, что человеческими они не выглядели вовсе, будто угнетало его лишь больше. Пальцы так сильно сдавили мою ладонь, что оставили бледные выемки от когтей на тыльной ее стороне.

Шествуя настороженно и в тишине, мы остановились на краю главной площади, в центре которой, как в центре каждого поселения, цвело священное древо. Это было идеальное место, чтобы, наконец, остановиться и поприветствовать свой народ. В конце концов, они все видели меня впервые в жизни. Следовало сказать хоть что-то, чтобы разбить оковы той растерянности, с которой на меня взирали сотни людских глаз.

Но затем они все вдруг закрылись. Люди начали кланяться.

— Драгоценная госпожа!

Чей-то крик, поднявший за собой и другие голоса, поразил меня и застал врасплох. Я думала, толпа пребывает в ужасе от моего появления, как от дочери тирана, залившего весь континент кровью, но ошиблась — толпа благоговела. И стоило людям поверить, что это и вправду я, и я настоящая, как все вокруг снова пришло в движение. Солярис порывисто схватил меня под локоть, готовый бежать, но люди схватились вовсе не за копья и вилы — они схватились за цветочные венки и украшения из оленьих рогов. Уже в следующую секунду те оказались у меня на голове, и на нос посыпалась пыльца одуванчиков с медуницей.

— Да хранит вас поцелуй Кроличьей Невесты, драгоценная госпожа!

— Попробуйте наш слоенный пирог с вишней, госпожа!

— Какую песнь бардам спеть в вашу честь, госпожа?

В большинстве туатов, только заслышав имя Оникса, крестьяне добавляли «Кровавый король!», начинали плеваться и вспоминали Дикого. Но туат Дейрдре был моим домом — здесь мой род славили, как свой собственный. Он всегда был особенным под стать королеве, основавшей его. Край людей верных, необузданных нравом, почитающим богов и те дары, что они им ниспослали. Такие же дети Великой королевы, как и я, пусть и по духу, а не по крови. Храбрые китобои, искусные кузнецы, мудрые вёльвы и могучие хускарлы — все они были здесь, тянули ко мне руки, салютовали и пели, приняв меня на своем торжестве со всем радушием. Не как королеву, а как гостью из далеких краев, которую долго ждали.

Я улыбнулась, но улыбка эта быстро померкла от осознания, сколь велика моя ответственность перед всеми этими людьми. Возможно, к ним подбиралась очередная напасть, а я даже не знала, как защитить их от нее.

Каждый, мимо кого я проходила, пытался вручить мне свой дар, будь то спелое яблоко или корзинка полевых цветов, которые обычно приносили в дар высоким кострам на закате, вымаливая у богов богатый урожай по осени . В конце концов их у меня накопилось так много, что те посыпались из рук, и большую часть пришлось отдать хускарлам. Разодетые лисами юноши зубоскалили, толкались, чтобы подобраться поближе, кроличьи девы перешептывались, обсуждая мой наряд и мою прическу, а перемазанные в карамели и жимолости дети тянули меня за юбку. Где-то слышалось не то изумленное, не то завороженное «Костяная принцесса!». Моя изувеченная рука и впрямь ничуть не пугала их, а только интриговала. Мелихор с Солом юркая ребятня тоже обступила полукругом, миновав хускарлов, и принялась беззастенчиво трогать и разглядывать.