Кристальный пик

— Я не знаю, где он.

— Так уж и не знаешь?

Правда кольнула изнутри, как та железная булавка, за которую Хагалаз взялась следом и принялась вертеть в руках, поддевая и распутывая нити куделя. Решив не испытывать ее терпение, я медленно развернула карту туата Дану и придавила ее края пустыми посудами, чтобы она не свернулась на столе, когда Хагалаз, не отрываясь от прялки, перегнулась к ней.

— Все ты знаешь, принцесса, — ощерилась она, оказавшись ко мне так близко, что я невольно вдохнула ее горький земляной запах. В груди заныло, будто вместе с ним я вдохнула в себя сейд. — В Надлунный мир тебе нужно, вот куда.

— Я не готова снова умирать ради этого.

— А кто сказал, что умирать нужно? Да, это способ попасть в сид самый простой, но есть еще один, и о нем тебе тоже должно быть известно. Туат Дану стоит на границе трех миров: человеческого, драконьего и божественного. Недаром Дейрдре изначально собиралась основаться там, пока ее не опередили. Выходов из сида во всем Круге полным-полном, а вот вход лишь один. Некоторые случайно его находят в период Эсбатов, о чем потом жалеют до скончания дней, а уж если специально искать... Ума здесь большого не нужно — только упрямство.

«Нера, моя прекрасная Нера... Она сильно изменилась после того, как мы нанесли визит ярлу Дану вовремя летнего Эсбата».

Еще показывая Тесее карту Круга, я вспоминала, сколь разные сказки любили дети из разных туатов. Так, в Керидвене особую любовь заслужила сказка посохе Вечных Зим, который якобы до сих пор лежит где-то в пещерах, поломанный, и ждет, когда его отыщут да починят. В Немайне же часто рассказывали о дочери Медвежьего Стража, воительнице и матери всех берсерков, а в Дейрдре — о любви одинокой полукровки с духом ветра и о принцессе, которую сторожит свирепый дракон. А вот в Дану обожали сказки про колодец, ведущий в Надлунный мир, упав в которой можно было нахвататься как несчастий, так и несметных богатств.

Но это по-прежнему были всего лишь сказки. И пускай моя мама тоже повстречала Совиного Принца в Дану, этого было недостаточно, чтобы снова бросать свой дом и нестись туда сломя голову. Потому я и продолжала ждать донесений разведчиков, отчаянно молясь, чтобы мне больше не пришлось умирать, отправляться на другой конец света или чем-то жертвовать. Ведь даже Великая королева Дейрдре никогда не покидала своего туата, пока не явила на свет того, кто мог его унаследовать и защитить. Как же тогда посмею покинуть его я, вдобавок еще и в разгар войны?

— А это, что ли, не война?! — фыркнула Хагалаз. Я даже не заметила, как озвучила все свои мысли вслух, на что она нещадно ткнула в меня булавкой, будто хотела пронзить насквозь. — Раз говоришь, что и мать твоя попала в сид через Дану, значит, я права. Вход один, запомни!

— Но ты сказала, он открыт только в период Эсбата, я правильно услышала? — уточнила я, тоже уткнувшись в карту. Территория Дану занимала весь пергамент от края до края, но я и так прекрасно помнила, сколь долог и сложен путь до него от Дейрдре — буквально через весь континент. — У нас всего семь дней в запасе, и то если мы выдвинемся уже этим утром. Нам не успеть.

— Успеем, — встрял Солярис внезапно, оторвавшись от своей миски. В глазах его, золотых, как тесьма на моих родовых гобеленах, плескалась уверенность, но сколь бы заразной она не была, я не могла ей поддаться. Ведь то, что заявлял Сол, противоречило всякому здравому смыслу: — Если будем лететь без ночлега, то прибудем в Луг как раз к седьмому дню. Дайре ведь местный, вдобавок еще и ярл. Если согласится подсобить, мы вход в сид быстро найдем.

— Ты что, на голову приземлился во время последнего полета? — вырвалось у меня непроизвольно, и Хагалаз хихикнула, накручивая кудель на заскрипевшее колесо. — Помереть хочешь, что ли?! Да мы когда две недели с остановками летели ты и то весь изнемог!

— Я уверен, что справлюсь в этот раз, Рубин. Я учусь и крепну с годами точно так же, как и ты. Может, я и не быстрее Сильтана, но я выносливее. Если у нас есть всего семь дней, значит, долетим за семь дней. Неважно, чего мне это будет стоить.

«Важно, еще как важно!», хотелось закричать мне, ведь не только на моем теле прошлое оставило шрамы. Солярис трижды был закован в цепи из черного серебра. Он тонул в Кипящем море, раненный хведрунгом. Дрался с собственным отцом. Падал с неба столько раз, что в нем наверняка не осталось ни единой кости, которая не была бы хоть единожды сломана. Неудивительно, что после всего этого он не видит ничего страшного в том, чтобы снова встретиться со смертью лицом к лицу. Но удивительно то, как он до сих пор не понимает, почему я не могу этого допустить!

Мы бы наверняка поссорились, — я уже встала со скамьи и сложила на животе руки, сердито глядя на Сола сверху-вниз, — но тут Хагалаз вдруг оставила прялку и ткнула булавкой в кожаный узелок, лежащий под столом. Оттуда, спрятанная впопыхах, торчала не только тисовая ветвь, но и краешек хлебной буханки.

— А что у вас тут еще лежит в мешочке, а?

По ее лицу, выкрашенному золой, поползла змеиная улыбка. Судя по всему, она уже знала ответ и спрашивала исключительно для того, чтобы мы не забыли с ее мешочком расстаться.

— Дары тебе принесла, — пробормотала я, усевшись обратно и прижав пальцы к потяжелевшему лбу. — Всякие яства из замка. Ореховый рулет с глазурью, рыбный пирог, чарку вина с нардом...

— И труп богини туда же засунула? Вот молодец, — приподняла брови Хагалаз, но прежде, чем я успела раскраснеться за свою недальновидность, махнула рукой. — А, и не такое ела! Давай сюда. Я ужас как давно не вкушала пищу, приготовленную мастерской рукой! Ох, как много тут всего, — Она подтянула к себе узелок под столом, подцепив его босой ногой, и принялась расхваливать меня, разрезая булавкой шнурок. — Щедрая ты душенька, принцесса, щедрая! Ах, так и быть, еще одну пользу вам принесу, уж больно нравитесь вы мне оба. Хочешь собственными глазами взглянуть ан чужака, который лики себе ваши присвоил? Хочешь воспользоваться вашей с ним связью так же бессовестно, как ею пользуется он?

Я встрепенулась. Сол, безразлично плескающийся ложкой в супе, тоже. Но если меня предложение Хагалаз заставило восхищенно вздохнуть, то Солярис ахнул от ужаса.

— У них есть связь? — Сол опередил меня с вопросом.

Хагалаз спрятала узелок за кухонную стенку, будто я могла передумать и отобрать его, и принялась снимать с верхних шкафчиков деревянные коробочки, похожие на те, в которых обычно хранились серные черенки и свечи. Но в хижине было одинаково светло что ночью, что днем: снаружи ее озаряли кварцевые и стеклянные амулеты, вобравшие в себя солнце за долгие летние часы, а внутри белое пламя было до того ярким, что его свет пробирался даже в узкие щели меж половицами. И действительно: оказывается, в коробочках лежали не черенки со свечами, а разноцветные нити. Выбрав самую длинную из них, светло-синюю, как морской простор, Хагалаз натянула ее на прялку, предварительно сняв с той кудель.

— Конечно, есть, — ответила она, чертя своей железной булавкой какие-то знаки по воздуху над веретеном, на которое принялась натягиваться синяя нить. — Как, по-твоему, он знает все о Рубин и о тебе? Ее мысли, чувства и вспоминания... Они делят это на двоих, покуда он хранит в себе половину ее души.

«Половину ту забрал себе туман — то был его обман...».

Я впилась пальцами себе в ребра, будто могла нащупать свою душу и проверить, так ли это на самом деле. Хагалаз предупреждала меня, что душа моя расколется в момент смерти, а Совиный Принц — что Красный туман присвоил ее себе, проведя нас всех. Но, вернувшись к жизни, я ничем не отличалась от себя прошлой — вполне себе целая и уж точно не бездушная. Потому я и решила, что слова Принца, должно быть, были метафорой, олицетворением той жертвы, на которую мне пришлось пойти ради спасения... Ведь у нас все получилось — Красный туман благополучно исчез.