Кровь фюрера

Политик подошел к шкафу и вытащил папку. Порывшись в кипе бумаг, он вернулся к столу и сел. Отодвинув недоеденный сэндвич, он разложил документы на столе.

— Это письма, — объяснил Массов. — Очень неприятные письма. Это копии. Оригиналы — в полиции. Но это ничего не дает. Они этих людей никогда не находят.

Выбрав одно письмо, Массов протянул его Фолькманну. Это была копия письма, которое составили, наклеив буквы, вырезанные из газет.

Вверху страницы была всего одна-единственная строчка: «ЖИДОЛЮБ. МЫ ЗА ТОБОЙ СЛЕДИМ».

Фолькманн отложил письмо, и Массов передал ему другое.

На этот раз на листе была тоже всего лишь одна строчка, но написанная от руки — большими жирными буквами:

— «ПРОЧЬ ИММИГРАНТОВ! МАССОВ, ТЫ ТРУП!»

— Это еще не самые страшные угрозы. — Массов улыбнулся. — Говорят, это результат моей позиции. — Политик указал на окно. — Район, который я представляю, герр Фолькманн, населен в основном иммигрантами, как вы, должно быть, знаете. Турки. Поляки. Славяне. Азиаты. Греки. Африканцы. Я стараюсь помочь им, чем могу. Но, как и в любой стране, здесь есть люди, которые считают, что таких, как мои подопечные, следует отправлять обратно, откуда бы ни приехали они или их родители. Для них не имеет значения, что эти люди родились здесь, что они такие же достойные граждане этой страны, как и остальные. — Массов покачал головой. — Это происходит в любой стране, герр Фолькманн. Франция. Германия. Англия. Италия. Несомненно, если бы дать волю экстремистам и расистам, они бы и таких как я выдворили из страны вместе с иммигрантами. — Массов пожал плечами. — Время от времени всякие головорезы, которые называют себя «истинными немцами», швыряют в меня «коктейль Молотова» или пытаются взорвать здание. Но я к этому привык. Мои сотрудники — преданные и порядочные люди. Я не хочу сказать, что это нас не беспокоит, но мы занимаемся своим делом, что бы ни происходило вокруг.

Указав на письма, Фолькманн спросил:

— Кто те люди, которые присылают вам это?

— Наверно, такие, как этот ваш Винтер. Экстремисты. Неонацисты. Иммигрантофобы. Мизантропы. Психи. — Массов вздохнул. — Я думаю, что перечислил все возможные варианты.

— Вы когда-нибудь слышали о человеке по имени Вольфганг Любш?

Массов нахмурился.

— Это тот террорист?

— Да.

— Да, я о нем слышал.

— Вы хорошо знакомы?

Массов удивленно приподнял брови, а потом, улыбнувшись, осторожно сказал:

— Герр Фолькманн, этот человек разыскивается, ему выдвинуто обвинение в терроризме. Много лет назад, когда он был студентом, я познакомился с ним в Гамбурге во время предвыборной кампании. Он мне не друг, если вы на это намекаете. И эту тему я обсуждать не склонен.

— А что насчет угрозы убийства, о которой я говорил?

— В смысле?

— Как вы думаете, кто мог за этим стоять?

— Не знаю, герр Фолькманн, не знаю. Может быть, какой-то психопат. Я, собственно, об этом уже говорил. Я же сказал вам, что получаю очень много писем с угрозами. — Массов улыбнулся. — На самом деле, если бы угрозы прекратились, мне пришлось бы волноваться по поводу того, что я стал импонировать расистам и фанатикам. Вот это действительно могло бы меня напугать.

— Но почему эти люди хотят вашей смерти?

— Потому что для экстремистов и расистов такие как я — будто заноза в пальце.

— Почему?

Массов встал и подошел к окну. Солнце осветило его лицо, заставив прищуриться. Он серьезно посмотрел на Фолькманна. В ярком свете одежда Массова казалась еще более потрепанной, а на большом добром лице проявились морщины.

— Вы вообще представляете себе, как относятся к иммигрантам в этой стране, герр Фолькманн? В Германии пять миллионов иммигрантов. Во Франции и Италии существует та же проблема. Но меня беспокоит Германия. Многие из этих людей приехали сюда в послевоенное время, когда не хватало рабочих рук, а местные жители не хотели выполнять грязную работу. Иммигранты приехали сюда трудиться, и выполняли ту работу, которую отказывались выполнять немцы. Они пустили тут корни, обзавелись семьями и жили себе спокойно. Сейчас они составляют семь процентов населения. Это больше, чем в Германии было евреев до войны. Но, в отличие от большинства евреев того времени, многие иммигранты живут за чертой бедности. Раньше эти люди были нужны. А сейчас немцы из восточного блока и этнические немцы, недавно приехавшие в страну, хотят выполнять эту работу. Согласно немецкому законодательству все потенциальные работники равны, но на самом деле все обстоит иначе. Зарплата иммигрантов ниже средней, а уровень безработицы среди них достигает 25 %. Они живут в самых настоящих гетто, в иммигрантских общежитиях. Таким образом, проблема очень серьезная. Но особенно опасна реакция Германии на это. Когда расисты и неонацисты прибегают к насилию, это вызывает не только возмущение. Раздаются призывы ограничить количество иностранцев, переезжающих в эту страну. Словно виноваты в происшедшем жертвы, а не те, кто творит насилие. — Массов нахмурился. — Итак, когда совершаются террористические акты, политики говорят, что полиция бессильна. Но в то время, когда террористы бесчинствуют в стране, полицейские охраняют почти каждого важного бизнесмена и чиновника. — Массов подставил лицо свету, а потом опять посмотрел на Фолькманна. — Когда вы выйдете из этого здания, герр Фолькманн, прогуляйтесь по Кройцбергу. Посмотрите, как живут эти люди. Присмотритесь к лицам этих людей. Присмотритесь повнимательнее. Эти люди напуганы. Они боятся бритоголовых подонков, которые нападают на их дома. Боятся будущего. То, что вы увидите там, снаружи, герр Фолькманн, — это пороховая бочка, достаточно искры, чтобы произошла катастрофа. Потому что однажды эти люди объединятся и постоят за себя. И тогда у всех будут большие неприятности. Вся эта чертова страна погрузится в хаос. — Массов удрученно покачал головой. — Иногда я спрашиваю себя, изменилось ли хоть что-нибудь за последние пятьдесят лет?

— Что вы имеете в виду, герр Массов?

Массов взял свежую зубочистку и, внимательно ее осмотрев, сунул в уголок рта.

— Перед войной у нацистов был лозунг: «Judenfrei». Свободная от евреев. Сейчас этот лозунг звучит как «Ausl"anderfrei»: свободная от иностранцев. На сегодняшний день в Германии почти не осталось евреев, но новыми козлами отпущения могут стать иммигранты. Они у многих вызывают те же чувства. И причины этому те же. Так как эти люди не арийцы — у них не светлые волосы и не голубые глаза, — они не считаются немцами. — Массов уселся поудобнее. — Приведу вам пример. Ультраправая партия Deutsche Volksunion^[42] однажды использовала простой антииммигрантский слоган на выборах в федеральной земле Бремен. «Лодка переполнена», заявили они. И в результате получили шесть мест в парламенте.

Массов медленно откинулся на спинку кресла.

— Простите, герр Фолькманн. Вы ведь не об этом пришли поговорить. Вы спросили насчет этого Винтера, а я начал читать вам лекцию о проблемах Германии.

— Герр Массов, вы абсолютно уверены, что никогда не слышали о Дитере Винтере?

Массов покачал головой.

— Нет, не слышал.

Фолькманн встал, и Массов протянул ему руку.

— Желаю успехов в вашем расследовании. Всего доброго, герр Фолькманн.

Он прогулялся по Кройцбергу до станции метро.

Светило солнце, воздух был чистым и холодным. Район представлял собой оживленный лабиринт улиц, заполненных людьми. По пути до станции метро он последовал совету Массова. Речь Массова показалась ему слишком пафосной, вполне в стиле политиканов. Кройцберг всегда был рабочим районом, еще с довоенных времен. Иммигрантские дома здесь были ободранными, их никто не ремонтировал.

Недалеко от метро он купил у турка кебаб, и пока ожидал поезд на станции, заметил, что все стены исписаны расистскими призывами. Кое-где виднелись поспешно нарисованные свастики.

У людей на платформе были такие же испуганные карие глаза, как и у его отца, и на мгновение Фолькманн вспомнил лица на старых черно-белых фотографиях из гетто в Варшаве и Кракове.

Он отогнал эту мысль — к станции подходил поезд.

В полдень он вернулся в гостиницу, где ему сообщили, что десять минут назад звонил Якоб Фишер, который оставил контактный телефон. Фолькманн решил сразу же позвонить ему.

— Я нашел девушку, Джо.

— Где она?

— Она в Берлине. Но теперь она весси^[43]. Я взял ее адрес у одного детектива из полиции нравов. Она живет с каким-то продюсером, который снимает порнофильмы.

— У тебя есть номер ее телефона, Якоб?

— Да, конечно. Я с ней уже созвонился. Она сказала, что не хочет говорить об убийстве Раушера. Я попытался объяснить ей, что мог бы вызвать ее в полицию и заставить пройти обычную рутинную процедуру. Я сказал, что это не займет у нее много времени — всего лишь небольшая дружеская беседа.

— И что она ответила?

— Она с нами поговорит. Она придет домой около восьми, а ее парня сегодня не будет. Давай я заеду за тобой в полдевятого.

— Да, конечно. Я буду в фойе.

Квартира девушки находилась в южной части города, в районе Фриденау. Они вышли из лифта на четвертом этаже, и Фишер позвонил в дверь.

Девушка оказалась очень красивой, лет тридцати, с длинными светлыми волосами. На ней были узкие черные спортивные брюки, туфли на платформе, а белая футболка была заправлена в брюки, что подчеркивало ее высокую грудь. Фигура у нее была роскошной, и Фолькманн невольно залюбовался ею, идя следом за девушкой в комнату.