Кровь фюрера

Интерьер был оформлен в стиле «модерн», в квартире было мягкое освещение, современные картины на стенах, а также несколько Рисунков углем в стиле «ню» в дорогих металлических рамках.

Якоб Фишер предъявил девушке свое удостоверение, но та не обратила на него особого внимания, а на Фолькманна она вообще не смотрела.

— Я уже говорила вам по телефону — я рассказала вашим людям все, что знаю.

— Я понимаю, фрау Ворх, но моему коллеге хотелось бы задать вам несколько вопросов. Это не займет много времени.

Фолькманн посмотрел на девушку, ее взгляд выражал равнодушие.

— Вы долго были знакомы с Гербертом Раушером, фрау Ворх?

— Два года.

Фолькманн смотрел ей в глаза.

— Вы когда-нибудь слышали такое имя — Дитер Винтер?

— Нет.

— Вы уверены, что Герберт Раушер не знал этого человека?

Девушка пожала плечами.

— Я не знаю.

Фолькманн назвал ей остальные имена, но девушка лишь равнодушно качала головой.

— Я не была знакома с его друзьями по бизнесу. Из наших общих знакомых он дружил только с несколькими фотографами, чьими услугами он пользовался.

— Вы никогда не слышали, чтобы он упоминал эти имена?

— Нет.

— Пожалуйста, постарайтесь вспомнить, фрау Ворх.

— Я уже говорила. Я никогда этих имен не слышала.

Девушка все время смотрела в глаза Фолькманну, и он понял, что она говорит правду.

— Раушер состоял в какой-нибудь политической группировке?

Девушка удивленно вскинула голову.

— Что вы имеете в виду?

— Он когда-нибудь высказывался о политике?

Девушка нахмурилась, а потом пожала плечами.

— Он часто говорил, что дерьмово было жить при Советах. Вы это имеете в виду?

— Что-нибудь еще?

Девушка улыбнулась, но улыбка тут же сползла с ее губ.

— В основном мы говорили о сексе. О том, сколько денег он заработает. Или какую машину хочет купить. Вот и все.

— Он никогда не позволял себе расистских высказываний?

— Я не понимаю, о чем вы.

— Он никогда не говорил вам, как относится к иммигрантам в этой стране?

Девушка посмотрела на Фишера.

— Что все это значит?

— Пожалуйста, отвечайте на вопрос, фрау Ворх.

Девушка повернулась к Фолькманну.

— Нет.

— У него были какие-нибудь знакомые, друзья или враги с право- или леворадикальными взглядами?

— Что вы имеете в виду?

— Экстремисты. Неонацисты. Террористы.

Девушка рассмеялась, и ее грудь заколыхалась под тоненькой хлопковой футболкой.

— Это что, шутка такая?

— Пожалуйста, отвечайте на вопрос, — сказал Якоб Фишер.

— Герберт с такими людьми не общался.

— А что насчет его родных?

— Это вы о чем?

— Он никогда не говорил о своем прошлом? Родителях? Семье? Девушка пожала плечами.

— Да, конечно, пару раз говорил. Но не много.

— Что же он вам сказал?

— Его мать умерла, когда ему было двадцать лет. А отца он не знал.

— Почему?

Девушка снова пожала плечами.

— Он умер в каком-то лагере.

— В концентрационном лагере?

Девушка нахмурилась.

— Нет. В одном из лагерей в Сибири, куда русские ссылали наших солдат после войны.

— А почему отца Раушера сослали туда?

— Он был нацистом. Каким-то там офицером. Подробнее я не знаю. Герберт говорил об этом всего один раз. И то он был пьяным.

— И что же он сказал?

— Сказал, что его отца ранили в Берлине в конце войны. Его взяли в плен русские и отправили в лагерь в Сибири. И что он был нацистским офицером.

— Вы помните, чтобы он еще что-нибудь говорил о своем отце?

— Нет, я уже все вам рассказала. Он мало говорил о своем прошлом.

— Но вы уверены, что его отец был нацистским офицером? — спросил Фолькманн.

— По крайней мере, так сказал Герберт. — Вздохнув, девушка нетерпеливо взглянула на Фолькманна. — Слушайте, вы еще долго собираетесь задавать мне вопросы?

— Последний вопрос. Вы знаете, почему убили вашего парня?

Девушка покачала головой и раздраженно сказала:

— Понятия не имею. Я это вашим уже сотню раз говорила.

Фолькманн посмотрел на Якоба Фишера и кивнул. Тот встал, собираясь уходить.

— Спасибо за то, что уделили нам внимание, фрау Ворх.

Выпив с Якобом Фишером в баре «Швайцерхофа», он поблагодарил его за помощь, а затем проводил до фойе.

— А что насчет отца Раушера, Джо? Ты не собираешься проверить, кем он был?

— Я не вижу в этом смысла, Якоб. Можно поспрашивать у русских, но я сомневаюсь, что они нам помогут. Я не знаю его звания, да и вообще мало информации о нем, чтобы направить запрос в Берлинский центр документации. Им нужны хотя бы дата рождения и имя, ведь офицеров по фамилии Раушер может быть сотня.

— Как бы то ни было, если что-нибудь раскопаешь, дай мне знать.

— Да, конечно, я позвоню. Еще раз спасибо за помощь, Якоб.

— Был рад увидеться, Джо. Береги себя.

Проводив Фишера, он поднялся к себе в номер и налил в стакан скотча. Встав, он открыл балконную дверь и вышел на балкон.

Все это казалось ему бессмысленным. Если Моника Ворх сказала правду и отец Раушера был нацистским офицером, то Раушер не должен был стать мишенью для людей Винтера. В его образе жизни не было ничего, что свидетельствовало бы о его связи с право- или леворадикальными группировками. Кроме того, когда отца Герберта Раушера взяли в плен русские, Герберт был маленьким мальчиком и, возможно, отца даже не помнил.

Интересно, является ли простым совпадением то, что отец Раушера был нацистом? У многих немцев возраста Раушера родители служили в фашистской армии, так что, скорее всего, это тупиковый путь, нужно разрабатывать другие версии.

Прежде чем раздеться и лечь спать, Фолькманн позвонил Эрике. Он рассказал ей о встрече с Вальтером Массовым и о том, что ему удалось узнать о Раушере. Он услышал, как она разочарованно вздохнула.

— А что насчет той женщины, Гедды Пол? — спросила Эрика.