Кровь фюрера

— Попробую. Но ты поосторожнее, амиго.

Развернувшись, Санчес закатился поглубже в кусты, не обращая внимания на боль, раздирающую бедро. Он физически ощущал, как улетают драгоценные секунды, и знал, что может не успеть остановить головорезов. Он быстро пополз на животе по колючей поросли, шипя сквозь зубы от боли. Он выполз из кустов через десять метров, прячась за стволом эвкалипта. Пытаясь уловить хоть мельчайшее движение в темноте.

Ничего.

Чтобы задержать Либера и его сообщников, надо было действовать быстро.

Внезапно краем глаза он заметил движение слева и услышал шуршание в кустах. Присмотревшись, он увидел очертания фигуры, ползущей в зарослях, освещенной лунным светом. Охранник медлил, словно пытаясь решить, стоит ли рисковать — выползать на лужайку. Санчес стал медленно продвигаться вперед, остановившись в десятке метров от охранника. Повернувшись, тот изумленно посмотрел на Санчеса.

В этот момент Санчес вскинул дробовик и выстрелил. Пуля ударила охранника в грудь, его отбросило назад, в кусты. Послышался его приглушенный вскрик. И тут Санчес услышал вой сирен. Повернувшись, он быстро вернулся к Гонсалесу, не обращая внимания на ужасную боль в бедре, и опустился на землю рядом с ним. При свете, падающем из окон дома, он увидел капельки пота, блестевшие на лбу Гонсалеса. Его лицо было искажено от боли, а над правым локтем расползалось темное пятно — место попадания пули.

— Твоя рука…

— Ничего. Кость не задета. Стареем мы, амиго. Надо всегда принимать меры предосторожности. Подстрелил ублюдка?

Санчес кивнул и быстро осмотрел предплечье Гонсалеса. Пуля пробила мышцы, скользнув по кости. Рана несерьезная, но очень болезненная.

Пытаясь подняться, Гонсалес спросил:

— А остальные?

Санчес посмотрел на машину, изрешеченную пулями, увидел разбитые стекла, покореженный металл с аккуратными дырочками от пуль. Сердце выскакивало из груди, в желудке нарастала тошнота, а в голове молотками стучал гнев. Он уже знал, что их ждет.

Даже при плохом освещении он отчетливо видел тела. На переднем сиденье лежал Хуалес: голова неестественно повернута в сторону, рот открыт, развороченная пулями окровавленная грудь, вся верхняя часть туловища залита кровью. Санчес поднес к его рту руку и почувствовал слабое дыхание. Стараясь все делать быстро, он пробрался к задней дверце, постанывая от боли. В отношении Кавалеса сомнений не было: верх его черепа был раздроблен, а на месте когда-то красивого лица было кровавое месиво, кровь стекала ему на пиджак. Санчес глубоко вздохнул, кипя от ярости, пытаясь сдержать тошноту. Ненависть завладевала его существом. Ему хотелось ворваться в дом вслед за Либером и всех убить.

Услышав шорох за спиной, он обернулся. Гонсалес встал, опираясь на машину. Он неотрывно смотрел на тела погибших.

— Хуалес еще жив. Посмотри, не сможешь ли ты ему помочь, — сказал Санчес.

— Ты куда, Велларес?

Но Санчес его уже не слышал. Он шел к особняку, сжимая обеими руками дробовик. Он слышал, что полицейские машины подъезжают по гравиевой дорожке. Приближался вой сирен. Он обернулся и посмотрел на Гонсалеса.

— Я за ними, Эдуардо. Скажи своим.

Он услышал голос Гонсалеса за своей спиной.

— Ты с ума сошел? Погоди… Велларес… Мои люди уже подъезжают…

Санчес не отозвался. Он не сводил глаз с двери веранды и темной комнаты за ней. Крепко сжимая дробовик, он шел к особняку.

18:08

Они быстро пробирались через комнаты, Крюгер пытался контролировать ситуацию, прикрывая отход.

Каждая пора кожи источала пот. Он вспоминал план бегства: быстро добраться до гаража, пройдя через лужайку, — это, конечно, проблема, на открытом пространстве они слишком уязвимы — потом проехать по узкой незаметной дорожке по парку до безопасного места. Все решает скорость.

Главное — двигаться.

Пять комнат до выхода на лужайку — начала пути бегства. Они были уже в третьей комнате. До гаража — не больше двух минут. Но все шло уже не по плану. Крюгер выругался. Старик Гальдер создавал проблемы. Он двигался слишком медленно. У него уже окаменели суставы.

Он приказал Либеру и Брандту нести старика, и теперь они двигались быстрее, а щуплое тело Гальдера моталось в воздухе между двумя здоровяками.

Беспокойно оглядываясь, Шмидт сжимал в правой руке «Магнум 357». Дом был освещен, как рождественская елка. Слишком много света. Крюгер выключал свет в каждой комнате, через которую они пробегали. Это могло задержать преследователей.

Внезапно в комнате появился дворецкий с бледным от ужаса лицом и расширенными зрачками. Все остановились и вздрогнули.

Тот не успел даже дернуться, как Шмидт поднял «магнум» и выстрелил. Выстрел эхом прозвучал во всем доме, пуля отбросила дворецкого к стене. На белом пиджаке начало увеличиваться красное пятно.

Крюгер выругался. Выстрел «магнума» насторожит и тех, кто идет за ними.

Они обошли скрючившееся тело.

Шмидт теперь шел впереди. Он открыл следующую дверь и быстро вошел в комнату, держа оружие наготове. Еще одна дверь — и они очутились в кухне. Нержавеющая сталь, медь, темное дерево. Дверь вела наружу, в сад, и там было темно. Через окно Крюгер окинул взглядом огромную, залитую серебристым светом лужайку.

Они будут там слишком уязвимы. Слишком открыты. До гаража бежать минуту. Может, чуть больше — он не один. Полторы минуты, возможно. Он услышал стоны старика Гальдера, но проигнорировал их. Они уже почти выбрались. У них все получится.

Главное — двигаться.

Дойдя до двери, ведущей из кухни в сад, Шмидт медленно ее открыл, посмотрел налево и направо, на лужайку, залитую лунным светом, а потом, повернувшись, кивнул: все чисто.

Шмидт вышел первым, а все остальные — за ним. Старик Гальдер стонал и задыхался. Крюгер опять выругался. «В этого старого ублюдка надо всадить пулю, он их тормозит», — подумал Крюгер.

Они начали пересекать лужайку.

Последним выходил Крюгер, он увидел, как за дверью кто-то включил свет, и помедлил.

Он услышал шум в глубине дома, слабый, но явный. Дверь открылась?

На этот раз он оставил свет включенным и пошел за остальными.

Через несколько секунд он уже передвигался по лужайке спиной вперед, прикрывая отход. Он держал наготове вальтер и вдруг увидел, как открывается дверь кухни. Видно было плохо, но он все же заметил движение. Каждая мышца его тела была напряжена. Он обливался потом.

Все остальные были впереди, метрах в двадцати от него. Они быстро пересекали лужайку, замедлял их движение старик Гальдер — Либер и Брандт, запыхавшись, тащили этого старого ублюдка. Еще сорок метров. Дыхание бегущих становилось все прерывистее, сердца выскакивали из груди.

Крюгер специально оставил в кухне свет включенным, зная, что это на несколько секунд задержит преследователей: яркий свет после темноты предыдущих комнат.

А вот Крюгер их увидит. Увидит и мгновенно среагирует.