Кровь и честь

«Ваша династия приходит в упадок».

Тут Джордан подумал вдруг, а правильно ли он поступил, показав рубин мессиру Гэвэйну? Рыцарь, в этом нет никакого сомнения, человек хороший, но ведь он связан клятвой верности Виктору, который — уверенность Джордана в этом все возрастала — не стоил такого отношения.

В гостиной все заговорщики, затаив дыхание, смотрели, как актер протянул засиявший мрачным светом рубин стоявшему напротив камина Виктору, который зажал камень в кулаке и улыбнулся широкой, но недоброй улыбкой. Хетер, глаза которой светились от счастья и гордости, приникла к плечу принца. У Родрика тоже улучшилось настроение, и даже Аргент улыбнулся раза два или три. Мессир Гэвэйн стоял на страже возле двери, и хотя рыцарь внимательно наблюдал за всем, что происходило в комнате, лицо его ничего не выражало. По дороге сюда Гэвэйн захотел проведать свою жену, ему пришлось настоять на своем, так как Родрик спешил и не желал терять времени. Граф и рыцарь едва не повздорили.

Наконец Виктор вернулся в кресло, а Хетер села на подлокотник, обвив рукой плечи возлюбленного. Остальные придвинули поближе свои кресла, и принц произнес заклинание.

Воздух перед заговорщиками засветился, став как бы осязаемым, и в комнате появился король Малькольм, которого Джордан в отличие от всех прочих удостоился чести видеть впервые. Актер стал внимательно разглядывать покойного редгартского правителя, оказавшегося высоким и мускулистым человеком в парадных королевских одеждах. Лицо его, обрамленное уже тронутыми сединой, но все еще довольно густыми и волнистыми волосами, казалось, подобно лицам Луи и Доминика, вырезанным из кости, а пронзительные глаза были серебристо-серыми, как у госпожи Габриэллы. Король плотно сжал тонкие губы. Весь вид Малькольма говорил о том, что он собирается сказать нечто очень важное. Голос монарха звучал спокойно и уверенно:

— Если вы слушаете меня сейчас, значит, я мертв. Не знаю, кто или что стало причиной моей смерти, но пребываю в глубочайшей уверенности, что двор охвачен все нарастающей паникой. Вы уже знаете, что пропали корона и печать. Я приказал спрятать их. Я предполагаю, что ты, Вильям, как регент тоже находишься здесь. Прости за то, что из-за меня оказался в таком положении, но, надеюсь, ты понимаешь: так было надо. Согласно обычаю, я должен объявить наследником одного из моих сыновей, но я пришел к выводу, что ни один из них не может взойти на престол Редгарта.

Покойный король сделал небольшую паузу, лицо его стало печальным. Заговорщики обменялись озабоченными взглядами, они то и дело украдкой поглядывали на Виктора. Но никто не произнес ни слова.

— Луи стал настоящим чудовищем. Когда-то я думал, что он пойдет по моим стопам и станет настоящим королем-завоевателем, но время шло, и я все более убеждался, что моего первого сына не интересует ничто, кроме удовлетворения низменных плотских потребностей. Поведение Доминика всегда внушало мне опасение своей нестабильностью. Я надеялся, что брак с Элизабет пойдет ему на пользу, но куда там! Ее тщеславие только подливало масло в огонь, охвативший разум моего младшего сына. Как ни страшно признавать это, но Доминик, пожалуй, серьезно психически болен. Не будь он самым младшим из моих сыновей, я был бы вынужден отдать приказ о его уничтожении еще многие годы назад.

Утратив доверие к Луи, я начал возлагать все свои надежды на Виктора, и, как казалось мне вначале, не напрасно. Все ошибки и промахи, совершаемые моим средним сыном, я относил за счет его молодости и неискушенности. К несчастью, Виктор встретил Элизабет, которая распалила его самолюбие и привила ему вкус к интригам. Возможно, Кагалимар и охладил его горячее сердце, но я сильно сомневаюсь в этом. Он уже однажды пытался убить Доминика, а человек, способный посягнуть на жизнь брата, всего лишь поссорившись с ним из-за женщины, недостоин занимать престол Редгарта.

Пришло время новой династии. Поэтому я дал указания вернейшим из своих слуг спрятать неотъемлемые символы государственной власти так, чтобы отыскать их стало не просто. Тебе, Вильям, как регенту, волей-неволей придется объявить Ритуал Передачи, и на трон сядет совершенно новый король. Неминуемы, конечно, беспорядки, но у Редгарта хватит сил выстоять, и рано или поздно все окажется позади, а мне не придется сожалеть о принятом решении. Все более и более склоняюсь я к мысли о том, что принес подданным вверенного мне королевства куда больше зла, чем пользы. Не стоит понапрасну лить слезы на моих похоронах. Я старый, измученный жизнью человек, проводивший к праотцам свою жену и имевший несчастье вырастить недостойных сыновей.

Я не знаю, кто сейчас слушает мои слова, да это и не важно. Я хочу сообщить лишь одно: если ты желаешь найти мою корону и государственную печать, тебе следует искать среди тех, кто покинул этот мир раньше. Это — единственная подсказка, а теперь отправляйся на поиски и, если повезет, постарайся стать мудрым и достойным правителем, остерегайся нереального мира. Я, король Малькольм Редгартский. Такова моя последняя воля.

Видение заколебалось и исчезло. Долгое время все молчали, а Виктор сидел, уставившись на рубин, лежавший у него на ладони. Наконец Родрик пошевелился, его кресло заскрипело, все повернулись и посмотрели на графа.

— Очень хорошо, что Хранительница спрятала завещание и не показала его всему собранию придворных. Тогда войны было бы не избежать.

— Он назвал меня недостойным сыном, — произнес Виктор, — а я возвращался сюда, думая только о том, чтобы отомстить. И что же? Мой отец предпочел бы, чтобы на троне оказался кто угодно, лишь бы не я! Я проливал кровь в его битвах, я принял тяготы ссылки ради того, чтобы не развязать междоусобицы… И для чего все?

— Виктор… — произнесла Хетер.

— Недостойные сыновья, — сказал Виктор и отшвырнул рубин прочь. Тот ударился о стену и, упав на ковер, прокатился немного и остановился. Никто не сделал и шагу, чтобы поднять камень.

— Король Малькольм по крайней мере намекнул нам, где корона и печать, — нарушил тишину Родрик. — Он сказал, что искать надо среди тех, кто покинул этот мир раньше. Вы понимаете, на что он намекал, Виктор?

— Я ничего не хочу обсуждать сейчас, — ответил принц.

— Но, дорогой, — сказала Хетер, — ты не можешь не понимать, что…

— Я же сказал, что не хочу ни с кем разговаривать! — закричал Виктор и сердито посмотрел на окружающих. Никто не решался смотреть ему в глаза. — Оставьте меня. Все. Я хочу побыть немного один. Нет, подожди, ты останешься со мной, актер, а остальные — убирайтесь. Увидимся через час.

Джордан посмотрел на Гэвэйна, ожидая намека, что делать дальше, но рыцарь лишь слегка покачал головой. Казалось, Хетер собиралась что-то сказать Виктору, но, посмотрев на его лицо, передумала. Один за другим заговорщики покинули гостиную, оставив Виктора наедине со своим двойником.

Какое-то время принц сидел молча, устремив задумчивый взгляд на огонь. Джордан, не дождавшись приглашения присесть, осторожно опустился в кресло напротив Виктора. Тишину нарушало только потрескивание огня в камине, наполнявшего помещение таким приятным теплом, что, несмотря ни на что, Джордан начал успокаиваться. Едва ли не впервые с того момента, как он переступил порог Полуночного Замка, актер получил возможность посидеть и расслабиться. Местечко, в котором он оказался, никак нельзя было назвать скучным. Джордан вытянул ноги и начал украдкой разглядывать принца.