Кровь и песок

Тот в ответ пожал плечами. Реакция демона его ничуть не удивила.

— Я знаю, какие отношения вас связывают, но не предавайся глупым иллюзиям, — в бархатном голосе его проскользнули стальные нотки. — Она богиня, ты всего лишь демон. И вас связывает не больше, чем просто-напросто похоть.

— Мне кажется, я услышал достаточно на сегодня, — Астарот поднялся и бросил несколько монет на стол, зашагал было к выходу, но зеленоглазый ухватил его за руку.

И сила его, огненная, пахнущая кровью и горячим металлом, на секунду прошила демона. Сила бога.

— О, бездна и все её создания, — губы его тронула кривая улыбка. — Ты действительно влюблен в неё. Надо же, этот мир еще способен удивлять.

Низший безмолвно вырвал руку, и зеленоглазый спокойно продолжил:

— Ты сам придешь ко мне, когда поймешь, что я был прав. Вот увидишь. И когда я тебе понадоблюсь, — улыбнулся, и болотные глаза его ярко сверкнули, — ищи на окраинах города Молоха.

Астарот ничего не ответил и молча направился к выходу. Когда на пороге он обернулся, то Молоха уже не было. Только кувшин и глиняная чаша напоминали о том, что зеленоглазый бог приходил.

Снаружи царило пекло. Собственно, другой погоды летом в Иерусалиме ожидать не стоило. Он вдохнул сухой и раскаленный воздух полной грудью, пытаясь сбросить неприятное ощущение от разговора, сделал несколько шагов вперед и замер, чувствуя на себе чужой взгляд.

— Ты можешь не прятаться, — негромко произнес, прекрасно зная, что его услышат. — Знаю, что ты здесь.

Из тени, из-под козырька лавки неподалеку, вынырнул щуплый подросток и замер в шаге от него. Астарот видел его и раньше: паренек частенько бегал по личным приказаниям Астарты.

— Великая просит вас к себе, — проблеял испуганно мальчишка и невольно сделал пару шагов назад, когда низший нахмурился. — Срочно, — прошептал онемевшими губами.

Демон шумно выдохнул. Ему оставалось только догадываться, какие слухи и небылицы ходят про него во дворце. Не первый же слуга, что становится белее смерти, когда видит его.

— Веди, — сухо обронил.

Мальчишка кивнул и бодро зашагал вперед, стараясь не оборачиваться на высокую крепкую фигуру, следующую за ним. Стоило им оказаться на территории дворца, как перепуганного слугу будто ветром сдуло.

Демон зашагал по знакомым коридорам и, приближаясь к покоям Астарты, услышал её громкий голос. Несколько слуг, выскочившие из её покоев, чуть не врезались в него. Пробормотали извинения и быстро ретировались подальше от божественного гнева. Из-за двери снова донеслись ругательства. Астарот толкнул дверь и тотчас пригнулся, увернувшись от полетевшей в его сторону керамической фигурки.

Астарта замерла посреди комнаты, тяжело дыша. И в гневе своем, подумалось демону, она больше всего походила на прежнюю Иштар.

— Наконец-то, — злобно выплюнула она, — где тебя духи нижнего мира носили?

Это был первый случай за те два месяца, что он пребывал в Иерусалиме, когда она вызвала его днём. Обычно Астарта требовала его ночью, когда под покровом тьмы демон мог проскользнуть в покои, уложить её на широкую постель и припасть с жадностью к коралловым губам.

Он лишь пожал плечами.

— Эти идиоты не способны ни на что! Не могут мне даже волосы заплести так, как я хочу! — Астарта начала ходить по комнате, пытаясь успокоиться; тихо позвякивали колокольчики в её высокой прическе. Сделала глубокий вдох и заговорила уже спокойнее:

— Храм достроен. Завтра там проведут первую службу, но его еще нужно освятить. Сегодня полнолуние. А ты сам понимаешь, что это значит.

Астарот кивнул.

Она говорила о древнем, давно уже позабытом ритуале. Иштар была богиней не только войны, но и плодородия, тому, что давало начало жизни… Раньше она освящала храмы священным соитием со своим самым преданным жрецом.

— Мне нужно, чтобы всё прошло идеально, — она замерла и посмотрела на него. — У меня больше нет верных жрецов, но, как я понимаю, Соломон вполне может сойти. Верный жрец, верный слуга. Какая разница, ведь так?

— И зачем я тебе? — довольно резко поинтересовался Астарот. — Насколько я помню, демоны в этом ритуале не участвуют.

Она подняла на него взгляд, и в синих глазах её демон прочитал неожиданно для себя неуверенность и страх.

— Я боюсь, — просто и честно ответила она. — Мне страшно. Я больше не Иштар, у меня нет той силы… Что, если я всё испорчу? Что, если я недостойна вернуться? Что, если всё это было напрасно, — она опустила взгляд на свои дрожащие ладони, — и мне суждено до конца своих дней волочить столь жалкое существование… Мне нужно, чтобы ты был рядом. Просто рядом.

Подобное он слышал от неё впервые. Она никогда не признавалась в своей слабости, никогда не показывала её…

«Когда она поймет, что храмы не сработают, то обратится в другую сторону», — так ему сказал Молох, и сейчас слова эти вновь всплыли в памяти. Низший прижал её к себе, успокаивающе поглаживая широкой ладонью по обнаженной спине; она же стояла, молча уткнувшись в его плечо. Её сила, такая слабая и едва ощутимая, билась тонкой жилкой под его руками.

«И вас связывает не больше, чем просто-напросто похоть».

Он тряхнул головой, прогоняя этот проклятый, засевший в голове голос. Он не прав. Не прав! Мало кто знает, через что им пришлось пройти вместе и через что еще, возможно, придется.

— Ты справишься, — проговорил он тихо. — Ты всегда со всем справлялась.

Астарта подняла на него глубокие и синие, как сумеречное небо, глаза.

— Помнишь, что ты мне тогда сказал в Мемфисе? — спросила тихо.

— Да.

— Ты всё еще так думаешь?

— Думаю.

Она улыбнулась и прижалась к нему крепче.

«Она не остановится. Астарта обратится к тем знаниям, которые должны оставаться ненайденными. Никем. Даже богами. Иначе случится нечто непоправимое».

Демон сделал глубокий вдох.

О Тиамат, пусть её затея действительно обернется успехом!

Ночь была душная. Построенный Соломоном храм возвышался мрачной громадиной, пустой и холодной, безжизненной. Мало кому понравилось, что вытворяет теперь царь. Мало того, что взял в жены неизвестную женщину, язычницу и чужестранку, так еще и строит храмы её варварской богине. Многие это не одобряли, предостерегали мудрого царя, что обернутся злом дела его… Но Соломон никого не слушал, кроме речей синеокой жрицы, что прижалась к его груди и шептала томные слова на ухо.