Кровь в моих жилах
Шрифт:
Мужчина рупором сложил руки перед лицом и громко позвал:
— Светлана Алексеевна! Прошу! — Он призывно открыл пассажирскую дверцу.
Светлана замерла, не зная, что делать. Бежать? Нападать? Соглашаться принять помощь?
Мужчина оценил её затруднения — взял из салона зонт, раскрыл его и легкой, почему-то знакомой походкой направился к ней. Он остановился перед Светланой, свернул в улыбке белыми, крепкими зубами и представился:
— Статский советник Рокотов Матвей Николаевич. Ваша охрана, оракул, на данный момент шофер и когда-нибудь друг.
Она замерла, узнавая глаза. Узнать
— И кто же вас назначил на это все?
Матвей пожал плечами:
— Даже не знаю, что сказать.
— Рокотов! Я серьезно! — Она имела право знать — это её безопасность!
Матвей улыбнулся и щелкнул каблуками модных штиблет, как военный:
— Есть серьезно, ваше императорское высочество! Сам себя назначил. Я же этот… — Он закончил неожиданно тихо: — оракул.
— Я…
— Светлана Алексеевна, не стоит благодарности…
— Я не…
Он снова её перебил:
— И ругаться тоже не стоит. Я оракул — я вижу все, что вы хотите мне сказать. Давайте поступим проще — я отвечу сразу на все ваши вопросы и поедем домой. Вам надо поесть. Вам надо залечить рану на ноге — зря вы про нее не сказали Михаилу Константиновичу. Вам надо поспать.
— Матвей Николаевич…
— Так точно, никак нет, ни за что на свете вас не выдам, нет, не прогоните — у меня назначение в магуправу, и избавиться не удастся, и да, этого того стоило.
Светлана шагнула под зонт и позволила себе расслабиться, хромая к магомобилю. Матвей заботливо поддерживал её под локоток.
По зонту стучал усиливающийся дождь.
— Это того стоило? — все же спросила Светлана, замирая у магомобиля и рассматривая знакомое-незнакомое лицо Матвея.
Он, кажется, впервые серьезно сказал:
— Стоило. Поверьте. В одном из вариантов вы погибали на капище — Дмитрия обманывали и принуждали. В другом Мишка становился навьей тварью. В третьем вы терялись в Нави, и Сашка уходил за вами, чтобы найти вас и вернуть. Он же живой, он человек, ему не место в Нави — он тогда не вернулся… Поверьте, годик голодания вполне стоит того. Прошу, садитесь. Я вас сперва отвезу в боль… — Он на миг закрыл глаза. — Не стоит ругаться. Не стоит выговаривать. Рана может загноиться. Вам больно. И да, скоро это пройдет — через месяцок я стану вполне выносимым, пророча редко и ненадежно. Вот тогда мы и подружимся. И согласен, полная холера!
Светлана молча села в магомобиль. Оракулы… Оракулы. Оракулы! Точно, полная холера! Иначе и не скажешь.
Магомобиль плавно выехал на пустую дорогу. Фары освещали лес, который золотом листьев прощался со Светланой. Может, когда-нибудь, она и вернется сюда. Когда-нибудь. У неё есть мечта, и она сама добьется её. Саша… Саша тоже пусть найдет свою мечту. Пусть живет. Пусть влюбляется, один раз почти смог — сможет и в другой. Светлана прикрыла глаза, чуть не засыпая. Она даже смирится, если это будет Верочка Лапшина, в конце концов она красивая и такая беззащитная, в отличие от Светланы.
Матвей тихо сказал — видимо самому тяжело удерживать пророчества
в себе:— Мишка не станет императором. Тут вы ошиблись.
Она сонно спросила, желая знать, чем закончился противостояние с княгиней Волковой:
— А Сашка…?
Матвей неожиданно заупрямился:
— Неужели вам не интересно все это узнать на собственном опыте?
Светлане пришлось открывать глаза и повторять вопрос:
— А Саша?
Она понимала, что если первыми на капище приедут жандармы, то Сашку арестуют. Может, на день, может на несколько — пока в творящемся бардаке разберутся и ангел-хранитель Саши придет ему на помощь. Опричнина же не знает, что он снова кромешник. Светлана не сможет заявить о таком, Миша… Догадается ли? А Сашка ранен, ему сейчас не пережить допросы жандармов!
— Не заставляйте меня! — с кривой усмешкой сказал Матвей.
— А Саша?! Что ждет его?
Матвей отвлекся от дороги и обиженно пробурчал:
— Он научится целоваться — зуб даю! Ну вот, вы заставили меня это сказать. Он научится целоваться. Сказать с кем?
Светлана вздрогнула — и оракулы ошибаются, оказывается!
— Пожалуй, этого я знать не хочу.
— Хуже того — у него будет трое сыновей. Пояснить, чему он еще научится?
— Матвей! — прикрикнула она, чувствуя, что у неё краснеют щеки. Почему-то.
— Вы сами меня заставили, Елизавета Павловна, уж простите. И да, на девочек даже не надейтесь. Хотите дочку — выходите замуж за Мишку. Простите, Михаила Константиновича.
— Все же оракулы иногда ошибаются.
Матвей обрадовался:
— Да? Хвала небесам, дар сходит на нет. Так… — он миролюбиво спросил: — о чем вы хотели узнать?
Эпилог
Осень пахнет умиранием. Это чувствуется во всем. В низком сером небе, заслонившем солнце. В мелких, колючих, робких снежинках, быстро исчезающих на еще теплой земле. Они, как слезы ангелов, оставляют свой след на городских мостовых — эфемерный, зыбкий. Или это их поцелуи, обещающие защиту в предстоящей суровой зиме?
Осень чувствуется в рокоте Идольменя — время штормов все ближе и ближе. Скоро высокие волны будут вгрызаться в упрямый берег, грозясь прорваться в город. Каменка и Уземонка уже вздулись, подпираемые водами Идольменя.
Умирание чувствуется в уже голых, скинувших свои прекрасные наряды деревьях, зябко дрожащих на ветру. Это чувствуется в надвигающемся предзимье — сне или смерти природы.
В управе было тихо и тепло. Ивашка жарко растопил под утро печь. Хотя из оконных щелей все равно тянуло промозглым ледяным сквозняком.
Осень. Холод. Одиночество. Настроение упадническое, как все в Суходольске.
Светлана стояла у окна и смотрела, как под порывами ветра, выворачивающими и ломающими зонты, растерявшие свои яркие цвета в бесконечных суходольских дождях, быстро бегут по своим делам редкие прохожие. Погодка — хороший хозяин даже собаку на улицу не выгонит. Капли дождя струились по стеклу, рисуя неведомые реки. Скоро Светлана отправится в путь, отсиживаться и дальше в восстановившемся после землетрясения Суходольске глупо. Она сама как-нибудь увидит эти реки, что обещает ей дождь, и устоит под порывами ветра невзгод — ей не привыкать.