Кровь в моих жилах

Мишка тихо напомнил:

— Лиза, прости человека!

Обескровленные губы Саши упрямо прошептали:

— Я не человек. Я кромешник.

Светлана крепко сжала челюсти, чтобы не сказать лишнего. Воспитанием подрастающих кромешников она озаботится позднее. Влез, неожиданно, Мишка:

— Да? Жаль… раны уже затянулись.

Сашка еле выдавил, пытаясь сползти с колен Светланы и сесть:

— Прошу прощения, что вам пришлось расходовать свои силы на недостойного.

Мишка зло усмехнулся, рукой упираясь Саше в грудь и не позволяя подняться:

— Лиза, как ты там орала?

Леший осторожно с опушки леса, где стоял, не уходя, подсказал:

— Идиотина!

— Именно, — энергично качнул головой Миша. — Но не вскрывать же раны по новой, чтобы доказать этому драному коту, что он человек.

— Я нечисть.

Миша закатил глаза и промолчал. Баюша тихо сказала:

— Это моя вина. Не надо было лечить его каналы. Стал бы человеком. Потом бы пролечила.

Миша, почесав баюшу за ушком, поправил её:

— Это не твоя вина, а твоя заслуга. Он все равно бы бросился на медведя. Только пал бы смертью храбрых, ибо не обучен отступать. Только и всего.

— У меня тоже был план… Надо было попасть медведю в пасть… Не смог.

Светлана посмотрела на баюшу. Та стыдливо потупилась, пытаясь сильнее вжаться в Сашку.

— Баюша…

Кошка прижала уши к голове, и упрямо молчала.

— Баюша…

Та дернула одним ухом. Сашины пальцы еле-еле почесали её под подбородком, и та привычно поплыла, ласкаясь:

— Ась?

— Баюша, мы можем рассчитывать, что ты нам расскажешь правду о Дмитрии?

Мишины ладони продолжали лежать на Сашиной груди, до сих пор леча.

Баюша тяжело сглотнула и спросила:

— А ты поверишь?

— Мы поверим. Если будешь говорить правду, конечно.

Кошка боднула Сашку головой и села на его руке:

— Дмитрий просил передать… Это его слова. Слово в слово. Теперь ты официально мертва — живи спокойно без преследований. Ты заслужила жизнь. Захочешь венчаться на царство — обратись к Григорию Кошке, он подтвердит, что в Сосновском произошла ошибка. Он посадит на трон, только я сомневаюсь, что ты этого хочешь. К князю Волкову не ходи — он играет свою игру. И… Спасибо за милосердную смерть — я устал быть чудовищем по воле матери. Я устал от боли ритуалов, я устал от крови и чужих смертей. Я знал, что ты не промахнешься. Приглядывай за Верой Лапшиной — Китти стерла ей память, но мало ли. Еще… Китти отдаю тебе — у неё приказ, который тебе не перебить, даже не пытайся. Она будет охранять тебя. Она очень любит котяток. Не подведи её. Вот…

Сашка рывком сел — Светлана не успела его остановить. Даже Мишка не среагировал. Светлана лишь придвинулась ближе к Сашкиной спине, подпирая его, чтобы не упал навзничь.

Баюша спрыгнула с рук Громова, но не убежала — осталась сидеть на его ногах. Он всегда и везде прежде всего был приставом. Точнее кромешником.

— Зачем князь Волков брал кровь Михаила Константиновича?

Баюша вздохнула:

— Попытался пролечить Дмитрия. Не помогло. Тогда он отказался от Дмитрия. И от помощи. Сказал: упырю не сидеть на троне. Решил для спасения отечества… узнать ритуал. Лиза… Ты не надейся. Он тебя не видит великой княжной. Ты для него нечисть. Как и Григорий Кошка. Ему от тебя только ритуал нужен.

Миша потемнел лицом и грязно выругался в сторону.

Баюша мягко сказала:

— Мишенька, прости.

— Ты ни в чем не виновата. Это моя семья виновна.

Саша снова влез — Светлана чувствовала, как ему тяжело: он доверчиво перенес свой вес на неё:

— Почему на капище пахло Михаилом Константиновичем?

— Мишей, попрошу. Можно просто Мишей называть, Саша. — Княжич, кажется, искренне обиделся.

Баюша виновато муркнула:

— Я не сразу поняла. Им пахло от ожерелья. Миша ничего не знал о подмене. Это был план княгини и княжны. Я не сталкивалась с Мишей. И не злитесь на Дмитрия. Пожалуйста. Простите его. Хотя бы после смерти. Ему сил не хватало сопротивляться. Он ходил под Вырезовой и Волковыми. Я ходила под ним. Сил одолеть их не было.

Светлана мягко напомнила:

— Ты знала, что я в городе. Я единственная чиновница — обо мне весь город судачил. Не знать обо мне ни ты, ни Дмитрий не могли.

— Ты думаешь, я не кусала тебя? — призналась Баюша. — Просто ты об этом не помнишь. Оказалось. Свободу дает только добровольно отданная кровь. Только… Когда я её получила. Было уже поздно… Волков требовал ритуал. Дмитрий и я понимали: это для нас однозначная смерть. Мы нужны, пока ритуал неизвестен. Князь всегда знал, чей Миша. Он знал от кого и кем рождена ты. Ты была следующей целью. Когда всплыло ожерелье… В игру вступила княгиня, Дмитрий заключил сделку с ней. Он в Сосновском не ставил целью ритуал. Был договор с княгиней. Вывести тебя из-под удара. Нам-то уже все равно было. Взамен княгиня получала ритуал — точнее она так думала. Я должна была избавиться от княгини. Или того, кто придет смотреть ритуал. Идея была — получить дополнительные силы во время жертвоприношения. Они шли не богам — Дмитрию. И этих сил хватило. Вырезова сильно пожалела. ЛжеПлатоновы в Ольгинске тоже. Говоровы в Волчанске, нашедшие подходящую девушку для жертвоприношения, тоже.

— А потом?

— А потом Дмитрий направил Дарью Лапшину к тебе. Он знал. Ты справишься. Он не хотел быть убийцей. Только другого выхода мы не нашли. Теперь можете ругаться.

Вместо ругани повисла тяжелая, страшная тишина. Даже леший затаился — замолчал лес, стихли ночные птичьи голоса и беспокойные крики животных. Молчал и Идольмень — он все это время словно прислушивался к происходящему. Жаль, что злато-чешуйчатое войско в нем всего лишь легенда.

Светлана поняла, что пришло время уносить ноги — пока никто не понял, почему эпицентр негодования духов пришелся на Суходольск. Пока Саша не понял, что Светлана — единственная выжившая из императорской семьи. Пока никто не догадался, что духи пришли к Светлане требовать обещанное более тысячи лет назад.

— Миша… Пожалуйста, обещай мне, что займешь трон. Если не займешь, то хотя бы войди в Сенат, баллотируйся в Думу… Сделай для страны хоть что-то. Прошу. Попытайся хотя бы.

Он лишь склонил голову вместо обещания. Светлана прошептала в спину Саши:

— А ты, кромешник… — Она взлохматила его волосы. — Защищай Мишу. Ему нужна будет твоя защита. Я могу справиться со всем сама. Баюшенька… Ты нужна Мише и Саше — без тебя они не справятся.

— Я свободная кошка! — гордо сказала баюша.

— И потому я прошу, а не приказываю. — Она вздохнула, последний раз чувствуя странную, теплую смесь бергамота, корицы и, возможно, любимого мужчины: — а теперь, господа, пришло время прощаться. Скоро сюда придут вслед за зарницами и магвозмущениями кромешники. Мне нельзя им попадаться. Оказаться в тюрьме за языческие ритуалы — не то, о чем я мечтала. Или даже во дворце…

Она встала, запоминая навсегда слишком серьезное лицо Саши — ему бы научиться смеяться чаще, — и улыбчивого Мишу — ему бы стать чуть серьезнее. Пора.

«Глупая котенка!» и «глупая свиристелка!» — прозвучали почти в унисон.

Глава последняя, в которой и оракулы ошибаются

Светлана стояла, сжимая и разжимая кулаки. Ей надо уходить.

Надо себя заставить сделать первый шаг прочь от Идольменя, от капища, от Мишки… От Саши. Прочь. Привычно спасая себя, убегая от неслучившегося счастья.

Саша, лишившись Лизиной поддержки, тут же покачнулся, и Баюша увеличилась в размерах, не позволяя ему падать навзничь. Сейчас она размером была с хорошего такого бабра. Сашины пальцы судорожно вцепились в шею Баюши, чтобы удержаться. Замечательно, наверное, длинными, холодными вечерами сидеть в кресле, читать книгу, запускать руки в густую шерсть Баюши и слушать её мерное рокотание. Грустно подумалось, что это не для Светланы — Мише баюн нужнее. Она улыбнулась, на миг вспоминая свою кошку, жившую в её с Марией комнате, простую, серенькую, глупенькую кошку, отзывавшуюся на кличку «Машка». Великую княжну Марию это дико злило — Машка любила где-нибудь прятаться и не отзываться на Лизин крик. Каждый раз, когда Мария выговаривала Лизе про недостойное Рюриковичей поведение, каждый раз, когда она наказывала её, пачкая Лизины платья, разрывая ленты или пилочкой для ногтей спиливая с украшений «Великая княжна Елизавета», Лиза звала свою кошку поиграть. «Машка! Машка! Машка!» — долго и нудно неслось по галереям дворца, зля сестру. Теперь хотя бы стало понятно, почему матушка никогда не наказывала Марию, выговаривая Лизе, что недостойно возводить напраслину на старшую сестру. Мария знала о Лизином происхождении. Ничем иным её поведение не объяснить. Забавно, что осознание приходит так поздно.