Кровавый "Парк динозавров"

Бобби уже подбегал к воротам, когда услышал звук, похожий на крик хищной птицы и из зарослей выскочило нечто ужасающее, с острыми клыками и зубами. Заорав от ужаса, Бобби вскинул руки, пытаясь ими оградиться от чудовищной твари. Ужасающая тяжесть сбила его с ног, искривленный коготь впился ему в живот, и тело террориста оказалось распорото от кадыка до паха. Бобби еще жил, когда острые зубы вонзились в его вывалившиеся внутренности, а жуткая пасть вырывала и проглатывала окровавленные куски. Рядом крича от ужаса и боли, также помирали и остальные боевики — никому из них не удалось добежать до ворот.

Дикие крики подсказали Шону, что рапторы нашли свои жертвы. Одну гибель Кортни видел своими глазами — когда рапторы, вцепившись с разных сторон в истошно вопившего террориста, в мгновение ока растерзали его. Похожая судьба ждала и остальных. Велоцирапторы, которым не досталась поживы, вышли на дорогу, где и столкнулись с ядовитыми ящерами, пожиравшими как убитых людей, так и тушу трицератопса. При виде новых врагов дилофозавры злобно зашипели, по бокам от голов у некоторых вдруг раскрылись кожистые складки, как у плащеносной ящерицы. Один из рапторов, проигнорировав это предупреждение, подошел слишком близко — и дилофозавр плюнул ему в морду. Ящер отскочил, тряся головой и пытаясь вытереть морду передней лапой, злобное шипение сменилось жалобным клекотом. Сразу три раптора метнулись к нему и Парк огласил истошный вопль, когда когтистая лапа молниеносно распорола ослепленному зверю брюхо. Кишки, свернутые кольцами, вывалились наружу, словно жирные змеи и все трое ящеров кинулись на издыхавшего собрата, пожирая его живьем. Остальные рапторы разделились — не пытаясь схватиться с дилофозаврами, часть устремилась по дороге вслед за убегавшими террористами, остальные же растворились в лесу. Мгновение спустя и на дороге, остались только дилофозавры, неустанно набивавшие свои утробы. Несколько молодых рапторов, как заметил Кортни, все же осталась у дороги, видимо, надеясь поживиться остатками добычи дилофозавров. В кустах уже мельтешили и прокомкогнаты: свободно передвигаясь по Парку, мелкие ящеры надеялись урвать свой кусок человечины. Наступившую после этого тишину нарушал лишь шум дождя, чавканье голодных пастей и шипение динозавров отгонявших слишком назойливых падальшиков от своей добычи.

Ужас в скалах

Солнце уже клонилось к закату, когда отряд Джонни Конго вышел к искусственному озеру. За спиной боевиков остались джунгли, заброшенные плантации и несколько опустевших деревень. На заросших бурьяном огородах копались одичавшие куры и свиньи, мясом которых подкрепились боевики во время короткого привала. Свинину пришлось есть сырой — Конго запретил разжигать костер, опасаясь, что кто-то увидит дым. Впрочем, эти опасения оказались напрасны — за весь путь им так и не встретилось ни одного человека. Судя по всему, Хэммонд совершенно не занимался этой частью острова, что террористам было только на руку.

Достичь цели им помогали карты, предоставленные лордом Пенвордом — он дал их Саре, а та передала Джонни Конго. К вечеру боевики вышли к группе скал, у которых делала поворот на юг Река Джунглей. Здесь же разлилось водохранилище и впрямь походившее на озеро, укрытое, будто в чаше, меж скалистых берегов. Там где средь скал имелись зазоры, путь воде преграждали бетонные стены. После побега стиксозавра над ними дополнительно нарастили металлический забор, протянув над ним колючую проволоку и пустив по ней ток. С юга озеро ограждала массивная дамба, посреди которой красовался небольшой домик увенчанный высокой антенной на крыше.

За всем этим наблюдал в бинокль Джонни Конго, залегший на одной из скал с плоской вершиной. Рядом с ним, в другой бинокль, смотрел Генрих Куртмайер. Оба головореза увидели, как дверь домика распахнулась и оттуда выбежал мужчина в камуфляже с бритой головой. Он посмотрел на крышу дома, похоже, что-то сказал и нырнул обратно.

— Как думаешь, сколько их? — спросил немец.

— Вряд ли много, — ответил Конго, — тогда бы установили, что-то побольше этой будки.

— Может, за дамбой есть и другие строения, — предположил немец.

— Может быть, — пожал плечами черный великан, — пока не увидим, не узнаем. Так или иначе — нам туда. Идем.

Он отдал приказ и боевики, залегшие меж камней, начали отходить. Прячась за скалами, солдаты «Республики Тангорак» осторожно, будто стая гиен, приближавшихся к буйволу, подходили к дамбе. Среди них выделялись два человека вместо обычного оружия несших несколько громоздких ящиков. Шедший рядом Генрих особенно внимательно смотрел за тем, чтобы никто из боевиков не повредил весьма непростой груз.

Шедший впереди Джонни напряженно думал над тем, что он увидел со скалы. Была в той дамбе какая-то странность, нечто такое, что он никак не ожидал увидеть — однако эти тревожные мысли были слишком смутными и неоформленными, чтобы Джонни мог облечь их во внятные слова. В конце концов, он решительно тряхнул головой и зашагал вперед: так или иначе, на месте все выяснится.

Он всегда предпочитал действие размышлениям. Сын тангоракского полукровки, после изгнания из Чагоса, поселившегося на Сейшелах и там женившегося на чернокожей женщине, которую местные почитали за колдунью. В ее жилах тоже текла кровь жителей Тангорака — ее дед переселился на архипелаг еще в прошлом веке, — и она знала много тайных обрядов, принесенных с давно потерянной родины. Иные ритуалы она передала сыну — даже не обучая, некоторые умения достались ему как бы по наследству.

Когда ему исполнилось десять, родители перебрались в Танзанию — не по своей воле, из-за каких-то сложностей с законом, которых Джонни так и не дознался. Там они попали в одно из коллективных хозяйств, созданных в рамках политики уджамаа — африканского коммунизма, насаждаемого президентом Джулиусом Ньерере. Однако ковыряться в земле претило беспокойной натуре Джонни — в пятнадцать лет он убежал в Замбию, где и примкнул к одной из марксистских банд терроризировавших Родезию. Честолюбивого и смышленого юнца, с крайне экзотической внешностью вскоре приметили китайские инструкторы, давшие подходящее идеологическое обоснование его кровожадным инстинктам. Последующие двадцать лет Джонни провел в разных войнах, став одним из самых жестоких боевиков Африки и внушая почтительный ужас во всех странах, где ему доводилось воевать. Однако он всегда чувствовал себя чужаком среди всех народов Черного Континента, что, освободившись от колонизаторов, с ожесточением голодных гиен кинулись грызть глотки друг другу. Они воевали за свое — точнее то, что считали таковым, — но при всех раскладах Джонни отводилась роль лишь цепного пса в политических играх вожаков, без шансов сыграть собственную игру. Тогда Джонни Конго и решил выкроить государство, где он сможет стать столь же полновластным владыкой, как африканские диктаторы, вроде Роберта Мугабе или Соморы Машела, которыми он всегда восхищался. Государство получилось бы совсем крохотным, но это было и к лучшему — значит, дело можно решить сравнительно небольшими силами. Всего лишь один сильный и точный удар положит остров к ногам Джонни Конго.

Сейчас же он собирался этот удар нанести.

Вот и дамба — массивное сооружение, преграждающее путь массе воды. Сравнительно узкий поток, вытекавший из-под массы земли, камня и бетона, продолжал течение реки на юг. На западном берегу сплошной стеной стояли джунгли, средь густых зарослей которой просматривался блеск металлических ограждений. Возле самой дамбы виднелись ворота, за которыми угадывалась уходящая вглубь Парка дорога. К ней же подводился переброшенный через реку широкий мост, от которого, по обоим берегам, поднимались две лестницы. Опасения Генриха оказались напрасны: никаких строений, кроме установленного на дамбе домика здесь не имелось, если не считать стоявшей на одной из скал трансформаторной будки. Но и она выглядела на удивление тихой, как будто выключенной. На самой дамбе также не наблюдалось никакого движения.

— Генрих и еще пятеро на правую лестницу, — скомандовал Джонни. — Остальные — за мной.

Словно в ответ его словам послышался раскат грома и на землю упали первые капли дождя. Махнув рукой Джонни, быстро перебежав мост, кинулся вверх по лестнице. За ним, стараясь не отставать, спешили прочие бойцы. Оставшиеся на правом берегу боевики, вместе с Генрихом, уже взбегали на главную лестницу.

Охранники, как и все в Парке, застигнутые врасплох отключением электричества, засели в каморке, не желая угодить под дождь. На водохранилище работало всего лишь двое человек — считалось, что для управления предельно автоматизированным и компьютеризированным сооружением этого достаточно. Один охранник пытался по рации связаться с центром, желая узнать, когда включат электричество, второй, в свете карманного фонарика, внимательно изучал инструкции по технике безопасности, ища рекомендации к подобному форс-мажору. Дверь они не закрывали — все равно тут, как и везде, она закрывалась только магнитными карточками, сейчас бесполезными. Никто из охранников не успел ничего сделать, когда в дверном проеме вдруг появилась исполинская фигура и автоматная очередь изрешетила обоих. Следом в каморку зашли Джонни Конго, Генрих Куртмайер и еще парочка террористов.

— Пошевеливайтесь, — приказал Конго, — времени мало: нужно побыстрее сделать все и убраться отсюда. И да — почему так темно? Включите свет!

Генрих уже копался в причудливой машинерии, занимавшей большую часть каморки. Джонни, подобрав выпавший из рук одного из убитых фонарик, осветил помещение, равнодушно оглядев множество плоских экранов и тому подобной аппаратуры. Надписи на ней ничего не говорили Джонни — всеми техническими делами занимался немец. И выражение на лице Генриха, Джонни совсем не понравилось: как правило, эта тревожная гримаса говорила о том, что что-то идет не по плану.