Круги ужаса(Новеллы)
Шрифт:
Чума возьми этих скупцов, которые подстраивают вам такие штучки после смерти!
Но Смерть, моя кума, поспешила загладить неприятность.
Леди Боллингэм улеглась на вечный сон на кладбище неподалеку от Гровса со своими шестнадцатью золотыми зубами во рту, который при жизни излил невероятное количество желчи и яда.
Когда я хотел взрезать свинец, то заметил, что его заменили на цинк. Это было неприятно, ибо следовало прибегнуть к паяльной лампе.
От такой работы меня тошнит, поскольку пламя касается мертвой плоти, и та начинает потрескивать и издавать тлетворный дух.
Я
И тут в свете электрического фонаря я заметил сияние. Боже! Благородная мегера велела похоронить себя с бриллиантовым колье на шее! Тогда я сказал себе, что вряд ли она ограничилась этим, и снова зажег паяльную лампу. И не ошибся — на ее иссохших пальцах сидели четыре массивных перстня с бриллиантами, а запястья украшали два браслета, усеянные огромными изумрудами. Эта ночь принесла мне двадцать тысяч фунтов и на целую неделю отбила у меня аппетит к ночным походам, и она же стала отправной точкой моего счастья.
Я бросил меблированную комнату в Сток-Ньюингтоне и снял очаровательный домик на Бьюри-сквер, а также купил себе автомобиль «моррис».
Машина верно служила мне во время полуночных экспедиций, хотя я оставлял ее довольно далеко от места действия, предпочтительно перед пабом или дансингом.
Затем я начал подыскивать домохозяйку, вещь все более и более редкую в Лондоне и в Англии.
Мне повезло с мисс Маргарет Блоксон. Это была высокая костистая женщина, угрюмая и упрямая, которой было трудно пристроиться на место из-за нередких пребываний за государственный счет в Пентонвиле и Скраббсе. Она благословила меня, когда я взял ее на службу, и мне не раз пришлось радоваться столь удачному выбору.
У нее не было ни друзей, ни знакомых, она никогда не ходила в гости, галопом носилась за покупками и ложилась в постель ровно в восемь вечера. Она неплохо стряпала, не любила разговаривать и интересовалась лишь своей работой. Единственное, в чем бы я ее мог упрекнуть, были грязные передники и невероятных размеров шляпа гринвей, которую она никогда не снимала и скорее всего отыскала на помойке. Столь редкая жемчужина, как нельзя лучше подходила мне.
А поскольку жемчуга и цветы состоят в самых ближайших родственных отношениях, я буду теперь говорить о цветке.
Цветок этот — Руфь Конклин.
Она живет со своей старшей сестрой, мисс Эльзой, на Бьюри-сквер в нескольких шагах от меня.
Я познакомился с ними при романтических обстоятельствах.
Дамы возвращались от мясника по Блум-стрит, когда одна из громадных бродячих собак, буквально заполонивших Лондон, силой решила ознакомиться с содержимым их корзины. Я бросился вперед, огрел пса зонтиком по загривку, и тот отправился на поиски более легкой добычи.
Я поклонился дамам и представился:
— Абель-Грегори Тил, эсквайр.
— Мисс Эльза Конклин… Мисс Руфь, моя сестра.
Сыпал ледяной дождь, и я предложил им свой зонтик.
— Вы, мистер Тил, мужественный человек, — сказала мисс Эльза, — собака могла вас укусить.
— Или сожрать, — добавила с дрожью мисс Руфь, пытаясь мне улыбнуться.
Улыбка красивой женщины открывает жемчуга зубов, но улыбка
мисс Руфь блестела золотом.«Какие прекрасные золотые зубы!» — подумал я.
И поскольку я, прежде всего, деловой человек, то добавил про себя, что, будучи красивой, она невероятно бледна и, быть может, больна туберкулезом…
— Мистер Тил, — продолжила мисс Эльза, — боюсь, вы испытали нервное потрясение. К тому же дождь становится все сильнее. Не согласитесь выпить с нами ромового грога?
После того, как я осушил мелкими глотками превосходный грог, сидя в удобном кресле в небольшой милой гостиной, уставленной старинной мебелью, я стал завсегдатаем дома дам Конклин.
Мисс Эльзе было около пятидесяти; она женщина крепкая, лицо у нее строгое, с холодными, проницательными глазами. От нее веет свежестью, поскольку она пользуется лавандовой водой. Ее рыжие волосы похожи на пламя.
Сестра ее намного моложе, она худа и изящна, как танагрская статуэтка. У нее приятное личико, обрамленное темными волосами, и она не пользуется духами.
Что не мешает ей быть золушкой, поскольку она занимается кухней, стиркой, уборкой, шитьем и штопаньем…
Эльза, напротив, женщина, наделенная умом; она читает латинских классиков, Чосера и Шекспира, но самое главное — понимает их.
Моя склонность к черноволосой мягкой Руфь не ускользнула от ее внимательных глаз, но уверен, что это ее не раздражало. Она часто оставляла нас одних, и именно в эти восхитительные минуты и произошло неизбежное.
Я безумно влюбился, что присуще человеку, но кто мог подумать, что я, Абель Тил, начну писать стихи тридцатипятилетней даме!
Признаю, кое-что я заимствовал у Саути и Бернса, но очаровательная Руфь ничего не заметила.
При первой встрече мисс Эльза назвала меня мужественным человеком.
Быть может, я именно таков, когда имею дело с голодной собакой, но в иных обстоятельствах, особенно в делах любовных… И все же однажды вечером я сделал решающий шаг, сжег за собой корабли и попросил руки мисс Руфь.
— Надо поговорить с сестрой, — ответила она, и зубы ее блеснули, как лучи заходящего солнца.
Я почерпнул храбрости в двух или трех стаканчиках виски и открыл сердце суровой Эльзе с проницательным взглядом.
— Женитьбу нельзя воспринимать с легкостью, — сказала она, — мне надо подумать.
Но уже с этой минуты я считал себя женихом мисс Руфь.
Гром и молния! Все шло как по маслу…
Ночь была темной, ветер грозил бурей, а улочки вокруг старого кладбища Бромптон были пустынны, как островки в Тихом океане.
Лиственница и ели вокруг могилы Хамблетта скрывали меня от любопытных глаз.
Несколькими ударами лопаты я снял рыхлую землю, гроб послушно выехал ко мне, винты отвернулись без труда, а свинец был мягок, как паштет.
— Гром и молния! — воскликнул я.
Когда мои пальцы скользнули меж ледяных губ старика Сайласа, они встретили пустоту. С таким же успехом можно было искать золотую челюсть в клювике воробья!
Как я мог так ошибиться? Ведь я довольно хорошо знал Хамблеттов — они никогда бы не пошли на то, чтобы извлечь золотые зубы изо рта старого властителя.