Крупа бывает разная (сборник)

Колдун Дзержинский шагнул к клетке и подошел почти вплотную. И улыбнулся вполне добродушно и располагающе.

— Ну что? Будешь мне служить? Это не так уж плохо, поверь. Мы, новая власть, к дивам относимся как к людям. Будешь есть в солдатской столовой, комнату тебе дадим. Бить никто не будет. Мечта, а не служба, а?

Иннокентий поднял глаза и с трудом сфокусировал взгляд на лице колдуна. И медленно произнес:

— Я не служу преступникам и бунтовщикам. Я служу только государству.

— Как скажешь, — пожал плечами колдун и, отойдя от клетки, махнул рукой. Солдаты подняли винтовки. И раздался первый залп.

Иннокентий почувствовал, как серебро впивается в его тело. В грудь, в плечо. Следующие пули попали в шею и левую щеку.

Еще две одновременно пришлись прямо в глаз.

А потом он потерял им счет, а чуть позже и сознание.

Очнулся он от боли. И даже немного удивился тому, что способен что-то чувствовать. Надо же, когда ему начали стрелять в голову, он был уверен, что его собираются убить. Сколько серебра должно попасть в тело, чтобы прекратить существование такого сильного дива, каким он стал, он не знал. Но был уверен, что у бунтовщиков его достаточно. Серебряные пули стоили дорого, но эти воры и убийцы наверняка не знали настоящей цены вещам.

Поэтому Иннокентий и не стал продлевать им развлечение, уклоняясь от выстрелов, хотя мог.

Но, похоже, эти люди оказались не так просты, как он думал.

С трудом приоткрыв глаза, он увидел прямо перед собой прутья клетки: он упирался в них лбом. Лоб нещадно жгло. Но это было сущей ерундой по сравнению с тем, как горели шея и плечи. Иннокентий скосил глаза, чтобы увидеть то, о чем и так сразу догадался — серебряные колодки. Вот зачем ему стреляли в голову. Чтобы он потерял сознание. Никто не собирался его убивать. Им нужны сильные дивы. Его хотят сломать и подчинить.

Глупцы. Этот колдун-недоучка и правда не великого ума, прав был хозяин.

С усилием отлепившись от прутьев, Иннокентий попытался повернуть голову. С огромным трудом, через жгучую боль, ему это удалось. И он увидел недалеко от клетки стол. За ним сидели двое солдат и играли в карты. Их винтовки стояли рядом, прислоненные к спинкам стульев.

— Ты смотри, — воскликнул один из них, — черт очнулся!

— А я тебе говорил, — оглянулся второй, — а ты «подох, подох». Они, знаешь, какие живучие? И потом, дохлый черт обращается в дым.

— И много ты чертей видел, умник? — второй солдат пнул первого ногой в кожаном сапоге. Иннокентий узнал этот сапог. Такие входили в ведомственное обмундирование колдунов Управления. Хорошие, хромовые, не для обычных солдат. По подвалу разносился запах какого-то дешевого пойла.

Воры, убийцы, мародеры. И теперь весь город окончательно в их власти. А может, уже и вся страна.

Это неожиданно причинило боль, едва ли не более сильную, чем серебряные колодки. Хаос. Везде хаос….

Иннокентий представил себе, как эта грязная пьяная солдатня переворачивает стол в кабинете Главы, выдергивает ящики, лезет в сейф в поисках денег и ценностей. Подвыпившие вандалы топчут документы сапогами, снятыми с убитых колдунов. Разбивают стекла витрин и рассовывают по карманам награды…

Мир рухнул. И он, казенный черт Управления, — просто один из его осколков.

Иннокентий опустил голову. Несколько серебряных пуль, покрытых слизью, когда-то бывшей его кровью, валялось на полу. Видимо, пока он был без сознания, его тело принимало демоническую форму, пытаясь избавиться от серебра.

Сейчас он этого сделать уже не мог. Колодки не позволяли даже поменять одну истинную форму на другую. Что же. Смерти придется ждать долго, очень долго.

Владимир как-то провел в колодках пятнадцать дней и остался жив. А ведь он не был особенно силен, Иннокентий считал, что тогда дива удержали только его упрямство и несокрушимая воля к жизни.

…Возможно, с ним получится даже быстрее. Никакого желания сопротивляться Иннокентий не ощущал.

— Надо товарищу Дзержинскому доложить, — один из солдат встал.

— Давай, сходи, я покараулю, — усмехнулся его напарник. И когда второй солдат ушел, взял винтовку и подошел к клетке.

— Эй, ты, черт, — окликнул он Иннокентия.

Див не пошевелился.

— Слышь? Я с тобой говорю! — он просунул винтовку в клетку и сильно ткнул в бок штыком. Иннокентий даже не вздрогнул. По сравнению с болью от серебра, этот укол он почти не ощутил.

— Тьфу ты, падаль, — солдат плюнул на пол и снова вернулся за стол. И больше не подходил.

Наконец на лестнице раздались шаги. Дверь открылась, и снова зашел тот колдун. Иннокентий ощущал от него довольно большую силу. Возможно, если бы Дзержинский продолжил учебу, из него вышел бы неплохой колдун. Но сейчас даже общий его силовой фон был нестабильным. Много эмоций, плохой контроль. Может ли он управлять своим оружием? Этому учили едва не с самых младших курсов, но определенного мастерства колдун достигал только ближе к концу обучения. И после этого необходимы были постоянные тренировки, иначе навык терялся.

Нет, пришел к выводу Иннокентий, с таким контролем — точно нет. Иначе зачем бунтовщик таскает с собой маузер, эту железную игрушку простолюдинов?

Солдат, сидевший за столом, вскочил и отдал вошедшему честь.

— Никаких происшествий, Феликс Эдмундович, — доложил он, — черт очнулся, но сидит смирно.

Колдун посмотрел на караульного и внезапно нахмурился:

— А чем это от тебя разит, Степан? Пил небось?

— Никак нет, Феликс Эдмундович, да как можно? Может, вчера… капельку. Такой день тяжелый был. Да и грех не вспрыснуть, большое дело сделали, — он указал на Иннокентия.

— Это ты, брат, прав, великое дело. Последний их оплот раздавили, — колдун сжал кулак и, резко повернувшись, зашагал к клетке. И снова на его лице заиграла та же дружелюбная улыбка. Короткая клиновидная бородка дрогнула, и он заговорил:

— Ты, наверное, есть хочешь. И тебя накормят сразу же, как перестанешь артачиться. Я же тебя не со зла мучаю, ты пойми. Ты всю свою жизнь рабом был. А я хочу в тебе это рабство извести. Вот погляди на Степана. Его деда по приказу барина насмерть запороли, его отец от чахотки помер, мрамор добывал. А теперь он — власть. А ты? Всю жизнь на коленях простоял, так на коленях и помереть хочешь? Ну что? Пойдешь служить?

— Я не служу преступникам и бунтовщикам. Я служу только государству, — ответил Иннокентий.

— Государству… — колдун сложил руки за спиной и прошелся вокруг клетки, — ты не думай, я знаю, что такое приоритеты, и дивов я вызывал, и воспитывать твоего собрата доводилось. Но посмотри сам. Твой царь давно отрекся. И что теперь с этим приоритетом? Тю-тю. Сейчас власть — это мы со Степаном Зарецким и Никитой Лещёвым, — он указал на второго солдата. — И, поверь, я могу быть добрым, очень добрым. Но если ты будешь упираться — я тебя сломаю. И ты все равно подчинишься.