Крушение мировой революции. Брестский мир
Шрифт:
Может быть, именно поэтому уже казненному Александровичу большевики пели дифирамбы. «Он был революционер, и мне рассказывали, что он умер мужественно», — проронил Троцкий на съезде 9 июля. «Александровичу я доверял вполне, — указывал Дзержинский, — всегда почти он соглашался со мною», «это меня обмануло и было источником всех бед. Без этого доверия я [...] не поручил бы ему расследовать жалобы, поступавшие иногда на отряд Попова, не доверял бы ему, когда он ручался за Попова в тех случаях, когда у меня возникли сомнения в связи со слухами о его попойках. Я и теперь не могу примириться с мыслью, что это сознательный предатель, хотя все факты налицо и не может быть после всего двух мнений о нем» [159] .
159
Красная книга ВЧК, с. 159.
Коварный Александрович обманул доверчивого Дзержинского. За это доверчивый Дзержинский коварного Александровича расстрелял. Только кто же поверит в наивность Дзержинского? Уж, по крайней мере, не арестованная Спиридонова. «Александрович в этот день только по Блюмкину догадался, что затевается акт против Мирбаха, — писала она в ноябре 1918 года, — и события завертели его раньше, чем он успел опомниться. Мы от него скрывали весь мирбаховский акт, а другого ведь ничего и не готовилось. Он выполнял некоторые наши поручения, как партийный солдат, не зная их конспиративной сущности. О других расстрелянных и подавно нечего говорить» [160] .
160
Спиридонова. Открытое письмо, с. 194.
До окончания разгрома ПЛСР 6 и 7 июля один из главных инициаторов расправы с левыми эсерами — Ленин — был хладнокровен и жесток. Но очевидно, он не мог не испытывать душевного неудобства, поскольку в соответствии с его приказами артиллерийским огнем прямой наводкой расстреливались партийные друзья большевиков, вчерашние союзники, поговаривавшие
161
Достоевский замечательно описывает состояние, в котором, должно быть, пребывал в те минуты Ленин, в эпизоде возвращения Раскольникова на место убийства старухи-процентщицы и Лизаветы.
«[...] Он шел и смотрел в землю. Вдруг, как-будто кто шепнул ему что-то на ухо. Он поднял голову и увидал, что стоит у того дома, у самых ворот [...]. Неотразимое и необъяснимое желание повлекло его. Он вошел в дом, прошел всю подворотню, потом в первый вход справа и стал подниматься по знакомой лестнице [...] Ему представлялось почему-то, что он все встретит точно так же [...] даже, может быть, трупы на тех же местах на полу.
А теперь: голые стены, никакой мебели; странно как-то! Он подошел к окну и сел на подоконник».
162
Крупская. Переезд Ильича в Москву, с. 192-193. Советские историки не слишком убедительно объясняют поведение Ленина.
Вот что пишут составители книги «Ленин в Москве»: «После разгрома левоэсеровского мятежа в Москве Владимир Ильич решил осмотреть особняк Морозова, в котором находился штаб «левых» эсеров. По воспоминаниям Н. К. Крупской, Владимира Ильича заинтересовало, почему эсеры выбрали этот особняк своим штабом и как организовали его защиту» (Ленин в Москве, с. 61-62.) Но левые эсеры не «выбирали» особняк Морозова — там расквартировывался отряд Попова. И никакой «организации защиты» проведено не было. Ленина тянуло к особняку увидеть результаты своего деяния. Визит Ленина в особняк был произведен в такой тайне, что о нем не знали даже охранявшие подступы к особняку солдаты. И появление в вечерние часы неизвестного автомобиля, направлявшегося к особняку, настолько удивило их, что по машине Ленина был открыт огонь. (Ульянова. О Ленине, с. 128.)
10 июля Особая следственная комиссия приступила к расследованию террористического акта и «восстания» левых эсеров. Убийц Мирбаха комиссия найти не пыталась. Об Андрееве все странным образом забыли. В постановлении Пятого съезда Советов, принятом 9 июля по докладу Троцкого, «Об убийстве Мирбаха и вооруженном восстании левых эсеров», упоминался только Блюмкин, тоже не арестованный. По этому поводу германским правительством неоднократно посылались протесты, что «убийство графа Мирбаха не было искуплено соответствующими карами виновников и конспираторов преступления», а террористы «не были задержаны» [163] .
163
Пятый созыв ВЦИК, с. 89-90. Из речи Чичерина. В то, что Блюмкин так и останется не арестованным, было очень трудно поверить. И одна из французских газет в статье о Блюмкине много лет спустя с уверенностью писала, что после покушения на Мирбаха Блюмкин «был арестован и заключен в тюрьму»
(Я. Г. Блюмкин — La Lulte Ouvriere, 12 июня 1936, № 1, с. 1) — иное ведь и предположить было нельзя.
За неимением убийц Мирбаха Особая следственная комиссия, располагавшая лишь признанием Спиридоновой, пыталась убедить кого-нибудь из руководителей ПЛСР «пожалеть Спиридонову, которая как мученица взяла все на себя» и признаться в заговоре ЦК [164] ; однако ЦК ПЛСР теперь отказывался принять на себя ответственность за события 6-7 июля и утверждал, что «не руководил этими военными действиями» [165] . Не добившись признаний от членов ЦК ПЛСР, комиссия стала допрашивать прочих участников «мятежа» — рядовых левых эсеров и бойцов отряда Попова, которые также отрицали факт «восстания» и намерение свергнуть советскую власть [166] . Всего Особая следственная комиссия допросила около 650 человек, но ее выводы полностью разошлись с заявлениями Свердлова, Ленина и Троцкого о «восстании против советской власти». Из показаний членов отряда Попова со всей очевидностью следовала абсурдность обвинений в восстании. Так, Матвей Тайнилайнен показал, что в отряд Попова поступил 25 июня, до этого находился в Красной гвардии в Финляндии, ни о каком «восстании» не знал, после артиллерийского обстрела 7 июля особняка Морозова отступил вместе с остатками отряда Попова, затем добровольно сдался. Иван Овечкин, 20-летний матрос Черноморского флота, заявил, что считает себя большевиком и против советской власти не шел. Степан Куркин, находившийся в отряде с утра 6 июля, сообщил, что в 6-7 часов поставили его в тот день дежурить у пулемета. Никто ему ничего не объяснял. «Никаких приказов не давали. По отряду ходили слухи, что убит посол Мирбах» и «немцы» идут разоружать отряд [167] . Поскольку в плен» к левым эсерам еще 6 июля попали несколько человек из германо-австро-венгерского интернационального отряда Бела Куна [168] , такой довод казался вполне правдоподобным.
164
Кремль за решеткой, с. 10.
165
Пятый созыв ВЦИК, с. 61.
166
Саблин объявил действия левых эсеров, начиная с ареста Дзержинского, актом самозащиты. Спиридонова обвинения в «восстании» также отвергла: «Все происшедшее является результатом стремительной защиты русским правительством убитых агентов германского империализма и самозащиты ЦК партии, совершившего это убийство» (Красная книга ВЧК, с. 269).
167
Спирин. Крах одной авантюры, с. 82.
168
Красная книга ВЧК, с. 210.
Выслушав аналогичные признания сотен участников «восстания», члены комиссии подтвердили их невиновность. Кингисепп писал по этому поводу, что «значительная часть вооруженных сил Трехсвятительского Пьемонта [169] находилась в полном неведении и непонимании происходящего даже 7 июля, когда среди них разрывались снаряды. Все финны в составе более двух рот так и были убеждены, что они защищаются против австро-германцев, которые, облачившись в красноармейские мундиры, восстали для свержения советской власти» [170] .
169
Пьемонт — бывшее королевство, ныне провинция северо-западной Италии. В 1821 г. в Пьемонте началась революция, которая, однако, потерпела поражение. Но с этого момента Пьемонт стал играть ведущую роль в деле создания единого национального итальянского государства, и название «Пьемонт» вскоре стало нарицательным, чем-то вроде «фронды».
170
Рубнев, Цыпков. Следователь республики, с. 122.
Если к подобным выводам приходили члены комиссии — большевики, что же оставалось думать левым эсерам. Выступавший от их имени 15 июля на заседании ВЦИК
Светлов был в полной растерянности и недоумении. Он указал на безосновательность обвинений ПЛСР в попытке свержения советской власти и поставил под сомнение причастность партии в целом к убийству Мирбаха, указав, что результаты расследования, произведенного следственной комиссией, еще не обнародованы, и «более спокойная оценка того, что произошло» побуждает «откинуть квалификацию действий» ЦК ПЛСР «как попытку захвата или свержения советской власти». «Здесь совершенно определенно был террористический акт», сказал Светлов, «попытки захвата или свержения советской власти не было» [171] .
171
Пятый созыв ВЦИК, с. 58.
Следственная комиссия, фактически, пришла к аналогичному заключению. Но таких результатов расследования больше всего опасались руководители РКП(б). Поэтому комиссию, только что начавшую работу, спешно распустили. Стучку в начале сентября послали в Берлин. Шейнкмана вернули в Казань (где 8 августа он был расстрелян освободившими город белыми) [172] . 13 сентября коллегия наркомата юстиции вынесла постановление о передаче дела в следственную комиссию Ревтрибунала при ВЦИК. Но дальнейшее расследование, по существу, прекратилось, хотя главный обвиняемый — Блюмкин — еще не был выслушан. Показания об июльских событиях он дал только в апреле-мае 1919 года. «Все сознательные работники и такие члены партии», как Спиридонова, искали в те месяцы «объединения» с большевиками, — показал Блюмкин, — и если не нашли его, то не по своей вине». В Трехсвятительском переулке 6 и 7 июля «осуществлялась только самооборона революционеров», «восстания не было», «убийство Мирбаха завершилось совершенно неожиданными политическими последствиями»: «мало того, этот акт был истолкован советской властью как сигнал к восстанию левых эсеров против нее»; «вместо выступления против германского империализма он был превращен в вооруженное столкновение двух советских партий» [173] .
172
В
книге «В. И. Ленин и ВЧК» ошибочно указано, что Шейнкман погиб в 1919 г. (Ленин и ВЧК, с. 649.) В его фамилии иногда встречаются разночтения: Шейман, Шейнман, Шейкман.173
Красная книга ВЧК, с. 304-307.
В 1922 году было впервые опубликовано письмо Спиридоновой, написанное 17 июля 1918 года и тоже отрицающее заговор против советской власти:
«Газеты читаю с отвращением. Сегодня меня взял безумный хохот. Я представила себе — как это они ловко устроили. Сами изобрели «заговор». Сами ведут следствие и допрос. Сами свидетели и сами назначают главных деятелей — и их расстреливают [...]. Ведь хоть бы одного «заговорщика» убили, а то ведь невинных, невинных. [...] Как их убедить, что заговора не было, свержения не было [...]. Я начинаю думать, они убедили сами себя, и если раньше знали, что раздувают и муссируют [слухи], теперь они верят сами, что «заговор» [был ]. Они ведь маньяки. У них ведь правоэсеровские заговоры пеклись как блины» [174] .
174
Кремль за решеткой, с. 12-13.
Однако и Блюмкина, и Спиридонова со своими признаниями опоздали. 6 июля началось стремительное падение партии левых эсеров [175] , от которого она уже не оправилась. Если на Пятом съезде Советов ПЛСР располагала более чем 30% всех мандатов, то на Шестом, состоявшемся всего лишь через четыре месяца, левые эсеры владели лишь одним процентом голосов, 98% депутатских мест принадлежали теперь большевикам [176] , причем члены левоэсеровской партии винили в июльских событиях самих себя и ЦК собственной партии; комплекс того, что большевики были преданы ими в критический для коммунистической революции момент, не покидал многих левоэсеровских лидеров [177] , а низы партии, критикуя ЦК ПЛСР [178] , встали на позиции большевизма [179] .
175
Трудно поэтому согласиться с утверждением Гусева, что блок большевиков с партией левых эсеров «просуществовал очень недолго, но исторический опыт взаимоотношений большевиков и левых эсеров представляет интерес как первый опыт сотрудничества коммунистов с непролетарской партией в условиях победившей революции, сыгравший положительную роль в укреплении ее завоеваний, и как доказательство лояльного отношения коммунистов к мелкобуржуазным партиям, поддерживающим социализм» (Гусев. О политической линии большевиков, с. 94).
176
Менее одного процента делегатов смогли провести левые эсеры и на состоявшихся в декабре 1918 года губернских съездах Советов.
177
В вышедшей в 1918 г. брошюре левые эсеры писали: Мы, как партия, теряем вместе с тем друзей-критиков и приобретаем против нашей воли врагов-«друзей» справа. Большевики, естественно, отворачиваются от нас, изменивших им в самую трудную и острую минуту классовой борьбы, зато к нам примазываются правые с.-р. и иже с ними. Мы расползаемся по швам. Советская партия социального переворота готова превратиться в заговорщицкую антисоветскую соглашательскую партию» (Вокруг московских июльских событий, с. 3.) Даже тогда ПЛСР больше всего боялась «кооперации направо».
178
Левоэсеровский деятель П. Ф. Сапожников в связи с этим писал в той же брошюре: «Низы партии даже не предполагали порой о возможности тех событий, которые развернулись в центре [...]. Московские события явились громом при ясном небе» (там же, с. 87-88). На заседании левоэсеровской фракции при ряжском уездном Совете в связи с событиями 6 июля была вынесена следующая резолюция: «Состоя членами ряжской организации партии левых эсеров, мы [...] категорически протестуем против мятежа кучки интеллигенции, стоявшей во главе Центрального комитета партии, и со своей стороны, заявляем, что наша партия, стоящая на платформе советской власти, будет всегда активно бороться за советскую власть, за закрепление социальной революции» (К расколу у эсеров. Левые эсеры в Ряжске — КГ, 143, 12 августа 1918, с. 3). «Я, один из членов партии левых социалистов-революционеров-интернационалистов, заявляю, что вынужден выйти из партии, которую Центральный комитет своим выступлением окончательно добил. Присоединяюсь к Российской коммунистической партии, с которой мы, трудящиеся, никогда не расходились», — писал левый эсер Аркадий Носов (К расколу у эсеров. Вынужден выйти — там же).
179
Так, вышла из партии пресненская районная организация ПЛСР, а сокольническая заявила о своем намерении выйти. В Бутырском районе «отказались от ЦК и тактики партии» председатель районного комитета и его заместитель, а из активистов остались только двое (Вестник Московского университета, с. 38). Тульский губком левых эсеров, осудив политику ЦК ПЛСР, распустил организацию. Фракция левых эсеров Волховского уездного Совета Орловской губернии телеграфировала в Москву: «Позор предателям революции. Уходим из партии [...]. Приветствуем съезд и коммунистов и желаем успеха в работе» (цит. по кн. Гусев, Партия эсеров, с. 274-275). Левые эсеры, составлявшие большинство в Обояньском уездном Совете Курской губернии, заявили, что отказываются от партии и будут «поддерживать Советы и центральную власть» (Пятый съезд Советов, с. 223). Левые эсеры спешили отказаться не только от партии, но и от названия ее. Острогожские левые эсеры назвали себя «независимой советской группой революционных социалистов»; пермские — «независимыми левыми социалистами-революционерами»; елецкие — «партией революционного социализма». Левоэсеровская фракция Пятого съезда разбилась сразу на три группы: одна поддержала ЦК ПЛСР, другая — перешла к большевикам, третья -осудила мятеж и назвалась «фракцией независимых левых социалистов-революционеров» (Вестник Московского университета, с. 38-39).
Инициативу официального раскола партии взяли на себя лидеры саратовской организации, выпустившие цитируемую выше брошюру. 9 июля саратовский комитет ПЛСР разослал губернским организациям партии следующую телеграмму. «Саратовский комитет, осуждая участие левых эсеров в московских событиях, считая их выступление результатом всей тактики партии, принятой на IV съезде Советов, и приглашая товарищей, стоящих на платформе саратовской организации, оставаться на своих местах в Советах, выступая от местных организаций, созывает в Саратове 20 июля Всероссийскую партийную конференцию с представительством 2 от губернии и 1 от уезда на основании платформы, напечатанной в «Знамени революции», органе саратовского комитета» (Гусев. Партия эсеров, с. 276). Ленин эту телеграмму одобрил, написав, что она «заслуживает доверия и распространения, ибо исходит от людей, искренне осуждающих авантюру левоэсеровского цека» (Ленин. ПСС, т. 50, с. 120). Платформой саратовской группы стал лозунг «Классовая борьба единым фронтом с большевиками против всех врагов советской России во имя торжества социальной революции» (Вокруг московских июльских событий, с. 3). Руководителями этой группы стали бывшие лидеры ПЛСР, вышедшие из партии, во главе с Колегаевым. В результате, 14 сентября 1918 года в «Воле труда» было опубликовано заявление, извещавшее о созыве 25 сентября съезда членов ПЛСР, стоящих на следующих позициях: «1) недопустимость срыва Брестского мира; 2) недопустимость террористических актов на советской территории от имени советской партии; 3) недопустимость активной борьбы с правящей партией коммунистов в целях насильственного захвата власти; 4) недопустимость всей той политики, которая затемняет в массах классовый характер революции, идущей через гражданскую войну к социализму» (цит. по кн. Гусев. Партия эсеров, с. 277).
Разумеется, под такой платформой могли подписаться все левые эсеры. И, вероятно, с таким расчетом она и была составлена. Состоявшийся съезд образовал партию «революционных коммунистов». Примерно в то же время образуется и партия «народников-коммунистов». Создается она на основе Пресненской организации ПЛСР, группировавшейся вокруг газеты «Знамя борьбы» и покинувшей 28 июля Московскую общегородскую конференцию левых эсеров. На организационном собрании группы, состоявшемся 1 августа, было создано бюро для оформления новой организации, а 18 августа в газете «Знамя трудовой коммуны» «народники-коммунисты» опубликовали свой манифест, а 21-24 сентября провели в Москве первую конференцию, на которой присутствовало 40 делегатов от 20 организаций, и объявили об официальном образовании партии. В принятой ими резолюции говорилось, что «народники-коммунисты» считают своей главной задачей бороться «в полном контакте со всеми партиями социального переворота за осуществление социальной революции» (Первая Всероссийская конференция народников-коммунистов, с. 2-3). Возглавили эту небольшую партию, скоро растворившуюся, Закс и А. Оборин (делегат Пятого съезда Советов от Петроградской губернии).
Июльская «авантюра» левых эсеров была подвергнута критике и другими революционными организациями. Вот что писала об этом газета максималистов:
«В прошлом году в марте месяце приезжал представитель советской России из Москвы — левый эсер. Он сообщил нам, что левые эсеры некоторое время были в подполье благодаря убийству Мирбаха, который был ими казнен с целью сорвать Брестский договор. Максималисты центральной России, которые были также противниками этого договора, не поддержали левых [эсеров], потому что считали [правильным] уничтожение этого договора при естественных условиях, т. е. при восстании и давлении трудовых масс, но раз этого не произошло, раз этот договор просуществовал целые месяцы, то сорвать его искусственным путем максималисты считали не в интересах революции. В тот период среди левых произошло несколько расколов. Одна часть левых, во главе с Анастасией Биценко, Колегаевым, Федорович и др., приняли всецело платформу коммунистов, образовали партию «народных коммунистов», и только группа во главе с Марусей Спиридоновой оставалась пока на старой платформе» (Максималист, № 4, 19 марта 1920).
бой значительной политической силы. Эту победу большевики одержали благодаря тому, что умело использовали тактику левого блока, постепенно отсекая наиболее правые части его: сначала кадетов и Учредительное собрание, затем — анархистов, эсеров и меньшевиков и, наконец, своих вчерашних союзников — левых эсеров. Последнее стало возможно благодаря безусловному таланту Ленина как тактика, способного в критические минуты, руководствуясь своей интуицией, глубоко веря в правильность своих действий, принимать рискованные решения, всегда побеждая (и тем создавая себе все больший и больший авторитет в ЦК партии).