Крушение

Внезапно, пораженный догадкой, он поднялся и поставил пустой стакан на стол.

— До свидания, Жильбер, мне пора бежать, — прошептал он.

Жильбер, казалось, совсем не удивился и, проводив друга до двери, пожал ему руку. Это сильное мужское рукопожатие вернуло Жан-Марка к действительности.

XIV

Бреясь перед зеркалом, Филипп заметил, что плохо выглядит. Неудивительно — после той ночи, которую он провел! Вместо того чтобы спать, он много часов подряд выстраивал в голове разговор с Кароль. Сегодня утром они должны решительно объясниться. Чаша его терпения переполнилась. Уже больше двух недель прошло с тех пор, как она играет с ним, то приближая к себе, то отстраняясь. Почему, уступив один раз его настояниям, она не дается ему теперь? Каждый вечер у нее занят. Раз уж ей так хорошо с этим Ксавье Болье, пусть переезжает к нему окончательно! «Я скажу ей. Потребую, чтобы она сделала выбор…» Филипп оделся, позвонил в контору, предупредил мадемуазель Бигаррос, что придет к одиннадцати, и спросил у Аньес, встала ли хозяйка.

— Не думаю, мсье, — ответила служанка. — Во всяком случае, она не звонила насчет завтрака.

На часах было уже без четверти десять. Что ж, если он разбудит ее — тем хуже! Внезапно решившись, Филипп постучал в дверь ее спальни. Ему не ответили. Он постучал еще раз, толкнул створку. Никого! Постель даже не была разобрана. Он прошел в туалетную и едва не ослеп от белоснежного сияния фаянса. Эта четкая, прозрачная пустота поразила его, заморозила сердце. Он вдохнул запах новой туалетной воды Кароль, и его тоска мгновенно превратилась в гнев. Ему хотелось кричать, бить, ломать все вокруг. Внезапно он увидел свое отражение в зеркале, висевшем над раковиной: рот приоткрыт, глаза выпучены — глупая безвольная маска взбунтовавшегося рогоносца. Легкий шум за спиной заставил его обернуться: вошедшая только что Кароль стояла позади него в шубке из оцелота, накинутой на плечи, с шарфиком в руке, свежая и улыбающаяся.

— Доброе утро, Филипп! Как дела? — спросила она.

Задыхаясь от ярости, он заставил себя успокоиться. Как она смеет подтрунивать над ним в подобной ситуации? Впрочем, это ее излюбленная манера. Отвечая вопросом на вопрос, он рявкнул:

— Откуда ты явилась?!

Она взглянула на него с холодной жалостью и прошептала:

— Ты действительно хочешь это знать, Филипп?

— Да, — пробурчал он, — это не может так дальше продолжаться!

— Я совершенно с тобой согласна!

— Мы… Нам необходимо объясниться!

— Я сама хотела это предложить…

— Немедленно, Кароль!

Она сняла манто, привычным жестом взбила перед зеркалом волосы, повернулась на каблуках и сказала:

— Ты не пригласишь меня пообедать в ресторан?

Он с удивлением смотрел на нее. Неужели она собралась превратить неприятный для нее разговор в развлечение? Нет, на сей раз он не даст себя поймать! И тут же проговорил невнятно:

— Если хочешь…

— В рыбный! Сама не знаю почему, но мне сейчас ужасно захотелось рыбы!

— Я заеду за тобой в час, — сухо предложил Филипп.

И вышел, не глядя на Кароль, с раздражением понимая, что упустил инициативу, даже не начав действовать.

В конторе его дурное настроение только усилилось. Первым это почувствовал на себе Блондо. Он застрял в разработке дела «Трубай — Пирене», а Филипп, прекрасно зная, что случай сложный, начал упрекать сотрудника в том, что тот не сумел найти решение, которое устроило бы обе стороны. Молодой адвокат подал ему свои записи, и Филипп взбесился:

— Я сыт по горло вашими бумажонками, коллега! Это пустая трата времени! Размазывание дела по тарелке! Вы здесь не для того, чтобы заниматься правом в чистом виде, вам следует помогать людям — живым людям из плоти и крови, эгоистичным, глупым, тщеславным, которые платят нам деньги, — жить разумно. Компромисс! Предложите моему вниманию разумный компромисс! Или передайте дело Виссо. У него нет дипломов, но он знает человеческую природу!

Произнося все это, Филипп смотрел на маленькое сухое личико Блондо, который стоически переносил «порку». Как же приятно — нехорошее чувство! — было сечь этого юнца в белоснежной рубашке! Отчитывая Блондо, Филипп словно ставил на место всех самодовольно-заносчивых молодых соперников. Когда бледный от обиды Блондо ушел, унося под мышкой свою папку, Филипп принялся считать минуты, оставшиеся до встречи с Кароль.

Без десяти час он уже стоял в гостиной, раздираемый тревожным ожиданием. Появилась Кароль — она снова выглядела так, будто приносила свое очарование ожидавшему ее мужчине.

— Ну, — произнесла она, — куда же мы отправимся?

Филипп предложил «Порфир» — новый ресторан неподалеку, на рю Мазарин, в котором несколько раз весьма удачно проводил деловые встречи. Они отправились пешком.

Зал в «Порфире» был маленьким и темным, в глубине располагался большой, подсвеченный снизу садок, в котором плавала форель. Серые рыбы, тупые и жадные, яростно теснились, били хвостами у трубки, подающей воздух. Хозяйка усадила пару за столиком, укрытым за колонной, облепленной ракушками, и подала меню.

— Боже, как я голодна! — радостно воскликнула Кароль.

Она долго со вкусом выбирала блюда и наконец остановилась на полудюжине плоских устриц и зубатке под фенхелем.

— Для меня — то же самое, — сказал Филипп.

Он и думать не мог о еде, и его удивило, что жену совершенно не занимает предстоящий тяжелый разговор. Хозяйка появилась снова, показывая им блюдо, где на водорослях лежали несколько рыбин в серебристой чешуе с белыми брюшками и раскрытыми ртами. Они выбрали одну среднего размера, и официант тут же подал им устриц.

— Они выглядят великолепно! — сказала Кароль.

Официант разлил по бокалам заказанный Филиппом «Сансер» и бесшумно удалился.

— Итак, — начала Кароль, — что же такого важного ты хотел мне сообщить?

— Я — ничего! — ответил он. — А вот у тебя, судя по всему, кое-что изменилось в жизни, раз ты даже перестала ночевать дома!

— Ты прав, — кивнула она, — многое сейчас меняется.

Она подцепила со льда устрицу, выжала на нее лимон, проглотила. Филипп рассеянно последовал ее примеру.

— Это связано с Ксавье Болье? — спросил Филипп.

— Нет, Ксавье — не более чем светский приятель.

— Значит, есть кто-то другой?

— Да, Филипп.

— Так скоро? — спросил Филипп с саркастической улыбкой.

— Ты не способен этого понять, — вздохнула в ответ Кароль. — Ты оцениваешь время с позиции мужской логики. А ведь порой две недели могут оказаться важнее года жизни. Я встретила удивительного человека, Филипп!

Филипп почувствовал, что задыхается, и сделал глоток вина. Кароль съела еще пару устриц.

— Ты влюблена? — Филипп пытался говорить спокойно-равнодушным тоном.

— Да.

Их разделило молчание. Кароль съела сухарик и продолжила, медленно и веско роняя слова:

— Между нами возникло какое-то очень сильное… сильное и настоящее чувство!

Она подняла на Филиппа прозрачно-честный взгляд. Лицо его исказилось, он оттолкнул тарелку.

— Возможно, я жестока, Филипп, — бросила Кароль. — Но я глубоко уважаю тебя, я так к тебе привязана, что просто не могу и не хочу ничего скрывать!