Крутен, которого не было
Шрифт:
– Возьму, – подтвердил Младояр твердым голосом.
– Эй, Иггельд, зови волхвов, каких для такого случая надо… Пусть готовят обряд не медля!
Менее всего ждал Младояр, что обряд сотворят в храме Макоши. Великая богиня всегда пользовалась почетом, и в Крутене, и в других княжествах Пряха частенько занимала место в Триглаве, ее праздник отмечали аж двенадцать раз на год. Но сюда княжич раньше не заходил. Почему? Макошь получала требы повсеместно, прямо на полях – если просили об урожае, в избах да теремах – коль ждали младенца. Сюда же, за серебренные – металл Пряхи – двери народ захаживал редко. Люди слишком боялись Судьбы, чтобы осмеливаться что-то напрямую просить у Пряхи.
Княжич с легким содроганием рассмотрел кумира. Несомненно, Пряху изготовили в какие-то древние
Занесли на носилках Гориполка. Лицо юноши показалось Младояру почти черным, ну, не то, чтобы как сажа, но – темное до жути. Да еще и белые одежды на брате, будто уже помер! Гориполк поднял голову, нашел глазами младшего брата, тихо позвал. Младояр подошел, взял Гориполка за руку.
– Ты спасешь меня? – спросил умирающий, глядя с надеждой на брата.
– Да, все будет хорошо, ты поправишься.
– А ты, Млад, ты не умрешь?
– А я заговоренный, со мной ничего не будет, выгоню и хворь, и проклятие, – побещал Младояр.
Небольшой, по сравнению с другими, храм быстро наполнился народом. Три жрицы Макоши, разом заняли места возле юношей. Старухи почти голые, вместо одежд – грубые сети. Молчат, смотрят на всех, и ни на кого определенно. Не то что волхвы, даже жрец Ящера, и тот – остерегается подходить к Вещим близко. Сила Прях – самая беспощадная, Судьба ведь и богами вертит, как хочет. Сегодня ты – Вий, Навьего княжества владыка, а завтра, повернется Веретено – пошлет козлиным богом на свирели играть…
Почти никто рта не открывал, а уж когда старухи тихо запели – и вовсе вокруг – замолчало. Верно, знали жрицы древней богини какой-то секрет, от пения их тихого у Млада мурашки по коже побежали. Глядит – у молодого воина, что носилки с хворым Гориполком держал, волосы его соломенные так дыбом и встали! С Младояра сняли любимую красную рубашку, оголили по пояс и Гориполка, потом появились сети, такие же, как и у Прях, братья набросили эти белые «рубахи». Младояр обнаружил, что между сетями-рубахами тянутся толстые нити, как бы подчеркивая установленную связь между судьбами братьев.
Княжичам велели взяться за руки, перецеловаться. Затем Младояр сказал громко, как научили:
– Я беру твои хвори, твою жизнь, твою смерть, брат, себе, а ты мое возьми!
После чего тоже самое повторил заплетающимся языком Гориполк, по два-три раза каждое слово, как не в себе. Младояр еле удерживал руки братца, дрожащие крупной дрожью. Снова пение, потом ведуньи разом и очень быстро начали приговаривать. Так скоро, что и не разберешь, что именно. Младояр уловил несколько раз «завертелось веретено», «дай судьбу» или что-то в этом роде. Обряд закончился быстро, никаких треб богиня не получила, только слова. Конец действа – со знанием дела, это Младояр понял, слишком похоже на рассказы Иггельда об исцелении. Гориполка подняли, поставили на ноги, заявив, что теперь он – здоров, а в доказательство уложили на его место Младояра, велев постонать-покряхтеть! После чего Гориполк, покачиваясь, ушел из храма ногами, а младшего княжича унесли на носилках, у всего народа на виду, прямо на те палати, где только что умирал брат. Младояр, кожей почувствовав на себе чей-то особый взгляд, повернулся. И надо же! Это смотрел Речной Старец, впервые – прямо на княжича.
У княжеского терема по такому случаю собралась толпа народа – слухи-то, известное дело, что пожар – мигом полгорода все знают. На Младояра глядели жалостливо, многие из баб всплакнули, а одна отроковица смотрела на «умирающего» княжича ясными глазками, так пялилась, ну – откровенно, что у «болящего» кое-где зашевелилось. «А почему бы и нет?!» – подумал Младояр задорно.
Расположившись на месте Гориполка, княжич полежал немного, поворочался с боку на бок. Все-таки, надо полежать, порядок такой! Подошел Иггельд, спросил о самочувствии. Младояр только пожал плечами. Лекарь не успокаивался, осведомился – не надо ли чего? Княжич, хихикнув, признался, что ему надо. На что Иггельд, даже не улыбнувшись, уточнил – с кем? После чего, приметив
ук княжича приподнимающийся бугорок в известном месте, заявил:– Ты явно не умираешь!
И ушел…
Появился отец, с тревогой взглянул на Млада. Так и подмывало немного постонать, еле сдержался.
– Ну, как Гориполк? – спросил Младояр, бодренько усаживаясь в постели.
– Ест.
– Тогда не умрет!
– Да, – кивнул князь, – а ты?
Младояр хихикнул…
Кажется, все забыли о княжиче, уже довольно долго никто не заходил в светлицу. «Оно и к лучшему», – подумал Младояр, – «пойду-ка я проветрюсь, посмотрю, разошелся ли народ». Отрок быстро оделся, натянул простую кольчугу, на пояс – меч, на голову – шлем с личиной – смех да и только, но – что б не узнали! Отрок из дружины княжеской, вот и все, пусть думают – с порученьем каким прислали. «У вестовых кольчуги тонкой работы, железа особого, каленого!» – ни с того, ни с сего позавидовал княжич – «В тонкой кольчуге хоть час бежать можно, не уставая. Мне бы такую!». Младояр выскользнул из палат с черного хода, охрана, легко узнав княжича, никак на него не среагировала.
Народу подле княжеских хором оставалось еще не мало. Кто-то разжег костерчик, пели песни, большинство парней уже приняли бражки или меду, а уж о пиве и говорить нечего – Дидомысл выставил горожанам пару бочонков княжеского, на двенадцати травах, да на чистейшем ячменном солоде сваренном. «Уже все знают, что брат поправляется» – решил Младояр, рассеянно бродя среди гуляющих. Глаза княжича искали, непрерывно рыскали по лицам… И вот Младояр, наконец, нашел то, что искал. Она не ушла, дождалась. Та, с глазами… Сейчас девчушка стояла поодаль, кокетливо кутаясь в расшитый красными птицами платок. Рядом стоял парень, почти на голову выше Младояра, что-то весело говорил молодице, может – уговаривал! Княжич, не долго думая, подкатился к парочке и просто встрял в разговор. После первой же его шутки девчушка так и развернулась. Известное дело, старшие братья давно объяснили Младояру, что бабенки любят ушами. Иначе и быть не могло, коли б бабы выбирали только тех, кто высок и силен, али лицом пригож – зачах бы мир в глупости.
– Слушай, дружинничек, – обозлился парень, неожиданно почуяв в Младояре соперника, – шел бы ты отсюда, покуда цел.
– С чего это ты так? – поддел дылду княжич, – Никак, бражки перебрал?
– А ты, молокосос, думаешь – отрок в дружине, так тебе всюду дорога?
– Ага!
Млад нарывался явно, и тут же чуть не получил своего. Но не зря же каждое утро, кроме всего прочего – рукопашная. Хоть и не подолгу, как некоторые ребята, зато ежедневно, какая ни какая, а выучка. Млад увел голову влево от первого удара, потом просто сделал шаг назад – и второй удар не достал.
– Ну я тебе! – разъярился юноша.
– Осторожно, Капоня, у него ведь меч, – забеспокоилась девчушка.
– У меня меч, красавица, для красоты только, – успокоил девочку Младояр.
– Вот-вот, он его и не поднимет даже, – и дылда, устав махать руками, попытался взять соперника за грудки. Пальцы тщетно хватали кольчугу, а голова недотепы совсем близко…
– Слушай, дурья башка, – рассердился Младояр, подавшись чуть вперед с захватом кисти, потом разворот влево, нога выставлена, дылда на земле, – если будешь тыкать своей харей под чужую личину, другой не будет таким добрым, сломает тебе нос!
– Ты все… Хитростью! – в голосе дылды просквозила обида.
Младояр наклонился над парнем и шепнул ему на ушко пару теплых словечек. Тот вскочил с земли, решив продолжить. Пришлось ударить…
– Не бей его больше, – попросила девчушка, помогая дылде подняться с земли, – ты домой иди, Капоня, иди, прошу…
– Да я ему! Да…
– Ладно, давай мириться, – засмеялся княжич.
Вскоре от парня удалось отделаться. Ушел, не сразу, конечно, хотел честь соблюсти… Оставшись наедине с Сойкой – так звали девочку – княжич дал волю языку. А потом, на темной улочке – и рукам. Сойка, как будто, того и ждала, ее ручки куда только не полезли! Двое подростков мгновенно разгорячились, последовал жаркий поцелуй, от которого на княжича нахлынула такая волна теплоты, такая сладость, ну – куда как круче, чем даже когда он делал раньше сокровенное, мужское. «Вот оно, как по любви сладко-то!» – отметил Младояр, даже в такие мгновения не забывавший пополнять знания.