Крутой поворот (Повести, рассказ)
Шрифт:
Увидев Бугаева, Варвара разочарованно ойкнула:
– Сенечка, вы чего? Пути не будет!
Как-то так уж повелось с давних пор, что в уголовном розыске не то чтобы верили приметам, но любили при случае сослаться на некие особые обстоятельства. На одном из совещаний начальник Главного управления назвал это явление особым видом пижонства.
– Типун тебе на язык, Варвара!
– пробурчал Бугаев.
– В три шеф собирает шоферов. Ты их тут позанимай чем-нибудь, если подполковник опоздает. Он уже выехал из Орлина…
– Чем же я их занимать буду?
– недовольно сказала Варвара, но капитан
В машине сидели эксперт Коршунов и Саша Лебедев.
– Далеко ли, милый Сеня?
– спросил Коршунов, устроившийся со своим чемоданчиком на заднем сиденье. Бугаев вспомнил, что Коршунову, спокойному, чуть даже флегматичному крепышу, всегда выпадало ездить с ним куда-нибудь в область. Последний раз аж в Лодейное Поле гоняли, на ограбление магазина.
Усмехнувшись, Бугаев сказал:
– На этот раз в Выборг, Иван Иваныч. Такая уж у нас планида - я тут ни при чем…
– Понятно, - ответил эксперт.
– В Выборге хоть прилично кормят на вокзале, а то я опять без бутербродов.
– Он поерзал на сиденье, устроился поудобнее и закрыл глаза, собираясь вздремнуть. Но при выезде с улицы Воинова на Кутузовскую набережную шофер так круто и на такой большой скорости сделал поворот, что всех прижало сначала к левой, а потом к правой стороне.
– Коля, мы так никуда не попадем!
– сказал Бугаев.
Попадем, попадем!
– сердито огрызнулся шофер.
– Диспетчер белены, что ли, объелся? Сказал ведь на Кировский, а тут в Выборг пили!
Бугаев засмеялся:
– Шуток не понимаешь. Это Иван Иванович в Выборг, а мы на Кировский. Дом двадцать шесть - двадцать восемь.
– Все шутишь, Сенечка!
– беззлобно проворчал эксперт.
– Пора бы и остепениться…
Бугаев неожиданно сник, словно у него завод кончился, и, обернувшись к Коршунову, сказал погрустневшим голосом:
– А-а… Иван Иванович, жисть такая… - И всю дорогу, пока ехали до места, молчал, отрешенно поглядывая на толпящихся на набережных и на Кировском мосту людей, на белесое дымное небо, прорезанное у горизонта кранами торгового порта. Кировский проспект был перекрыт - устанавливали новые канализационные трубы, пришлось объезжать по Пушкарской.
Машина, проехав несколько мрачных дворов-колодцев, остановилась около подъезда, на котором висела табличка «Жилищно-эксплуатационная контора Петроградского района».
– Саша, жми к начальству, узнай, где гараж Шарымова, - приказал Бугаев Лебедеву.
– И понятых возьми. А я за хозяином.
Поймав вопросительный взгляд эксперта, он сказал, снова улыбнувшись:
– А вы, Иван Иванович, посидите пока. Расскажите Коле пару историй - он страсть как их любит.
Шестьдесят третья квартира, в которой жил Шарымов, была на четвертом этаже. Бугаев поднялся на стареньком лифте. Лифт шел медленно, подергиваясь и скрипя, и Семен невольно подумал о том, что в нем немудрено и застрять.
На двери рядом со звонком была прибита табличка с длинным списком фамилий жильцов. Против фамилии Шарымова стояла цифра 4. Надо было звонить четыре раза. Бугаев позвонил и долго прислушивался, когда в коридоре за дверью раздадутся шаги. Он знал: квартиры в этом доме огромные, на десять - двенадцать просторных комнат, с двумя кухнями и коридором, по которому было можно ездить на велосипеде.
Дверь не открывали, и Бугаев позвонил еще четыре раза. «Дома нету, что ли?» - подумал он и позвонил один раз. Цифра 1 стояла против фамилии «Горюнова Н. В.». И сразу же за дверью послышалось движение, скрипнула дверь, и испуганный женский голос спросил: «Кто здесь?»– Откройте, пожалуйста!
– попросил Бугаев.
– Мне нужно видеть Шарымова.
Дверь отворилась, и Семен увидел старую женщину, совсем седую, в накинутой на яркий халат большой белой шали. Женщина напряженно вглядывалась в Семена, и Бугаев понял, что она чем-то очень расстроена.
– Простите, а Шарымова нету дома?
– мягко спросил Семен.
– Я звонил несколько раз…
На лице женщины отразилась мучительная нерешительность.
– Я не знаю, что вам и сказать… Вы его товарищ?
– Он мне нужен по срочному делу.
– Очень не вовремя, - расстроенно прошептала женщина.
– Он дома, но…
И тут Бугаев услышал несущиеся откуда-то из глубины квартиры раздраженные, злые голоса. Мужской и женский.
Поняв, что пришелец услышал эти голоса, женщина беспомощно развела руками, словно хотела сказать: «Вот видите, Шарымову сейчас не до вас!»
– Я должен его увидеть, - твердо сказал Бугаев.
– Покажите мне его комнату.
Женщина покорно впустила его в квартиру, пробормотав:
– А может, это и к лучшему. Ведь который час уже ссорятся.
Она зажгла свет в коридоре и подвела Семена к обитой красной кожей двери, вздохнув, сказала:
– Эта. У них две комнаты.
– И пошла в глубь коридора, время от времени оглядываясь.
Бугаев постучал. Сейчас из-за дверей был слышен только женский плач… Прошло несколько секунд, прежде чем из глубины комнаты раздраженно крикнули:
– Нина Васильевна! Я просил оставить меня в покое!
Видать, соседка пыталась вмешаться в семейные дела Шарымовых.
– Откройте!
– требовательно сказал Семен.
– Что вам надо?
– спросил мужчина, и в его голосе Бугаев уловил истерические нотки.
Капитан Бугаев из уголовного розыска. Мне нужен Евгений Николаевич Шарымов…
На некоторое время за дверью наступила тишина, прекратился даже женский плач, и вдруг дикий, душераздирающий крик оборвал тишину. Бугаев на миг отпрянул от двери и, спружинившись, вышиб ее плечом. Грохот распахивающейся двери не заглушил выстрела. Думая, что стреляют в него, капитан резко склонился влево, выхватив пистолет. И увидел оседающего на большой вишневый диван мужчину в белой, распахнутой на груди рубашке. Небольшой, незнакомой Бугаеву системы пистолет с перламутровой рукояткой валялся на ворсистом ковре.
«Могут быть сюрпризы», - мелькнула в голове у Семена фраза, сказанная подполковником.
…Маленькая ранка на виске почти не кровоточила, только потемнели вокруг нее вьющиеся светлые волосы. «Это от пороховых газов», - машинально отметил Бугаев и подумал, что медицинская помощь этому красивому блондину уже не понадобится. Он оглянулся, ища телефон, и тут только заметил в кресле молодую женщину с опухшим, заплаканным лицом и остановившимися глазами. Закусив кулак, она уже не плакала, а только дрожала мелкой дрожью, и время от времени из ее груди вырывался протяжный стон.