Кружева лабиринта

– В школе не говорят ни о чем, что действительно стоило бы внимания, – ответила я. – Расскажи о доме Ньюмана.

Синди участливо кивнула.

– В начале 80-х годов дом был удостоен прозвища – Врата Эреба. Но ещё задолго до того он пустовал внушительное количество времени. Сперва там проживала одинокая женщина, известная прима театра – Дрю фон Браскет. У неё была сомнительная репутация, что-то вроде хозяйки борделя. Говорят, там она ублажала своих любовников до смерти. Скончалась она на шестидесятом году жизни, не успев подготовить завещания. Близкие её окружения говорили, что мисс Браскет надеялась жить вечно. Дом перешел властям и через несколько лет безуспешных продаж пошёл с молотка. Тогда-то за бесценок его и купил мистер Ньюман, мечтавший о карьере известного психиатра. Он перебрался в Ситтингборн из Брайтона, будучи уже женатым, и здесь у него родились двое детей. Гонимый вперёд грандиозными мечтами, по приезду он устроился в психиатрическую больницу полностью уверенным, что именно там будет положен старт профессиональных побед. Но примитивная работа не приносила желаемой славы, о нем знали лишь единицы выгодных людей, что противоречило его представлениям о мировом господстве. Тогда он уволился из больницы и стал заниматься частной практикой, обретая своё могущество и одержимость смертными пытками. К нему на дом приходили известные богачи Лондона, Хэмстеда, поговаривают, привозили итальянского мафиози, который в будущем стал его компаньоном и обеспечивал защиту перед полицией. Таким образом Ньюман заручился всем необходимым для процветания своей карьеры и вскоре обзавелся лицензией, якобы хоспис душевнобольных на дому. Из множества комнат он соорудил глухие палаты, откуда было не выбраться живым. По началу там действительно лечились сумасшедшие, но затем появились и нормальные люди без расстройства психики, в частности, неугодные властям. Над ними издевались: морили голодом, обливали ледяной водой, пичкали пилюлями, после которых они запросто пили уксусную кислоту. Это лишало их голоса, соответственно возле дома царила тишина, и никто не догадывался, что там происходило. Разговоры пошли от помощников психиатра, у которых сдали нервы. Разумеется, узнав о том, что карьера рушится, мистер Ньюман избавлялся от доносчиков, причём не оставляя никаких следов. Они исчезали, как капли росы к обеду. Доктор Ньюман помутился разумом, и не желая оставлять свидетелей, обратил в одну из своих безголосых пациенток собственную жену Ариэль. Следующей была их дочь – Меган. Время шло, и в полиции поменялся старший инспектор. Им оказался довольно порядочный человек по имени Боби Дилан, который сразу решил навести порядок в городе и арестовать неугомонного психиатра. Но на следующий день доктора нашли мёртвым в гостиной вместе с кучей трупов, которая высилась горой, чуть ли ни до потолка. Никто не уцелел из душевнобольных. Впоследствии всё списали на то, что доктор Ньюман перешёл дорогу одному мафиози, и он пострелял всех. Но это лишь одна из версий, чтобы скорее прикрыть дело. Кстати говоря, тела Меган и миссис Ньюман нашли, но тело сына доктора, Дэнни, в куче месива обнаружено не было. Потом через некоторое время Боби Дилан подал рапорт на увольнение, отказываясь от солидного положения. Это выглядело побегом, поскольку он пропал, и больше о нем никто не слышал. Говорят, он знает, что случилось там на самом деле, и его убрали, или он залег на дно – как выражаются в таких случаях.

Синди умолкла, а я и Эшли, обескураженные подробностями, не двигались с места.

– Выходит, здесь замешан более влиятельный человек, чем доктор Ньюман, – медленно протянула я. – Ещё эти коты… Ты слышала что-нибудь о животных, которыми увлекался Ньюман?

Синди прищурила мелкие глаза, покачивая головой.

– Вряд ли он интересовался живностью. У него было занятие поинтересней! А почему ты спрашиваешь?

Я посвятила Синди в случай с письмом. Осмотрев его, она задумчиво хмыкнула.

– Животные в таком количестве годятся разве что на корм. Не удивлюсь, если они готовили из них рагу своим пациентам. Вопрос: зачем выбирали породистых?

– Может, они ставили над ними опыты или проверяли действие всяких лекарств? – предположила Эшли.

– Вряд ли, – протянула я, – для той цели предпочитают мышей, и они куда дешевле породистых котов. К тому же у Ньюмана был целый арсенал подопытных узников, к чему такие растраты?

– Ничего не понимаю, – пролепетала Синди, слегка отталкиваясь ногой, тем самым приводя качели в движение. – Год-то почему указан 2001, а не 1980, например?

Переглянувшись, мы впали в собственные раздумья и по одиночке имели не больший успех, чем рассуждая втроём.

– Ладно, предположим, письмо принадлежит кому-то, кто должен был его забрать из ящика, – изложила Эшли. – Но почему оно попало в твой ящик, а не по адресу? Получается, что-то помешало им добраться до особняка или произошла нелепая ошибка.

– Верно! Ты сказала табличку унесло ветром, а на почтовом ящике стерта цифра, – оживилась Синди, сама поражаясь своей смекалке. – Но кто мог положить его?

Эшли просияла.

– Надо спросить папу! Он метёт улицы с самого рассвета и наверняка видел, кто принёс почту.

Не теряя ни минуты, мы гуськом бросились в дом Эшли. Умиротворенный Клерк Митч в сером потрепанном костюме сидел в гостиной, закинув ноги на пуфик, и изучал сводку пропавших людей с дотошной любознательностью, будто от него зависят их жизни. Когда мы влетели в комнату, он оторвал сосредоточенный взгляд от печатных строчек и, опустив газету, радостно воскликнул.

– Бог ты мой, смелые покорители точных наук! Вы такие взбудораженные, прям как я во время знакомства с первой сигаретой… Что с вашими лицами? Ими можно отпугивать грабителей в банке!

Не распаляясь на пустое, Эшли спросила, кто доставлял сегодня почту на Сатис-авеню.

– Дэвид Кокс – это младший сын нашего почтальона, который приболел и лечит ангину. Некоторое время Дэвид будет его заменять. Так вы скажите, что стряслось?

Ничуть не скупясь на отговорки, Эшли пустилась в мастерство лживой речи, объясняя любопытство заботой о здоровье пожилого мистера Кокса. Клерк Митч молча внимал, распределяя чёрные волоски на усах с видом проницательных членов комиссариата, и в итоге не поверил Эшли, полагая, что к молодому почтальону мы питаем чисто женский интерес.

– Да, паренёк что надо, видный такой! В вашем возрасте пора присматривать места, где с ребятами уединиться. Но не забывайте использовать средства индивидуальной защиты. Я начал рано идти на поводу своих потребностей – Эшли, вычеркни эти слова из устного протокола для миссис Митч!

Его бесцеремонная беззубая улыбка плута обрекла нас на нервное хихиканье с красными от стыда лицами. Некоторое время мистер Митч с непозволительной прямолинейностью рассуждал, как выглядит поведение соблазна, исходящее от леди, в котором он считал себя ну если не греческим Эросом, то хотя бы молодым Хью Грандом благодаря схожему выражению лица в молодости. Он знал толк в неприличных скабрезных делах, заходя всё дальше, в глубины того, о чем, возможно, нашей компании знать не следовало. Он всё говорил и говорил, пока Эшли ни остановила поучения резким заявлением, что обнародует их маме. Уязвленно отворачиваясь в сторону, Клерк занес руку над головой жестом высокой драмы.

– Знаешь ли, Эш, слова порой больно ранят, – промолвил он.

Издав тяжёлый страдальческий возглас, Эшли махнула рукой, напоминая, что с ней подобные концерты обречены на провал, а мы, попрощавшись с мистером Митчем, вышли на улицу следом за Эшли. Обсудив план дальнейших действий, было решено наведаться к Дэвиду Коксу, чтобы уточнить, кто поручил ему отнести конверт на адрес проклятого особняка.

3.

Почтовое отделение находилось в двух кварталах от Сатис-авеню. Мы поспешали по холодному покрывалу рубиново-медных красок, минуя школу, круглосуточное кафе и аптеку. Начинало смеркаться, и по небосводу разлилась фиолетово-розовая лазурь. Изредка по тротуару попадались люди, торопливо идущие в своих мыслях. Казалось, город накрыло толстым слоем уныния, и каждый из его обитателей чувствовал надвигающуюся катастрофу со стороны особняка, но только никто не осмеливался нарушить обет молчания, опасаясь проклятия Врат тёмного Эреба.

Дэвидом Коксом оказался молодой темноволосый франт в пальто Дафлкот и ботинках Челси, не больше двадцати лет, сутуловатый, но довольно слащавой наружности. Он закрыл почтовое отделение и, повесив сумку на плечо, направился в противоположную сторону. Я окликнула его, и Дэвид обернулся с изумленным видом.

– Мы знакомы? – уточнил он.

Я поглядела на Эшли и Синди: краснея до корней волос, они приросли к земле, излучая нескончаемое обожание. Не надо располагать истинным даром предвидения, чтобы понять, о чем они думали в тот момент, всё ещё находясь во власти пленяющего рассказа Клерка Митча о соблазне и всех его прелестях. Слегка рассердившись на их чрезмерную чувствительность к тем, кто значительно красивее их, я шагнула вперед.

– Нет, не знакомы. Хотелось бы уточнить: сегодня почту на Сатис-авеню разносили вы?

– Да, я. А в чем дело?

– Моему отцу прислали письмо без обратного адреса. А его ответ очень ждут. Вы не могли бы сообщить адрес отправителя?

– К сожалению, нет. Конверт мне передал в руки некий мистер Вупер – работник зоомагазина, – Дэвид Кокс взглянул на часы, украшающие его солидную руку. – Кстати, вы ещё успеваете до закрытия, он находится неподалёку на этой улице.

– Благодарю!

– Да не за что!

Я обернулась к Эшли и Синди. Они глядели влюблённым глазами вслед молодому разносчику почты, который уже удалялся от нас по Хай-Стрит.

– Придите в себя! – возмутилась я. – Он всего лишь парень!

– Ага, красивый парень! – заворожённо молвила Синди.

– И такой очаровательный, – протянула Эшли.

– Скоро он постареет, и красота его растворится в морщинах и беззубом рте, – улыбнулась я, в надежде правдой рассеять чары Дэвида. – Надо поторопиться в магазин!