Крылатый воин

В первый день зимы отдыхали из-за плохой погоды. С утра и почти до вчера шел снег. На второй сделали по три вылета эскадрильями из двух звеньев каждая, потому что вернулся самолет, севший на московском аэродроме на вынужденную четыре дня назад, и наши мастера починили два. Третьего декабря отдыхали, а потом четыре дня работали, совершая до трех вылетов в день, потому что наши перешли в контрнаступление. В основном использовали против вражеской пехоты РРАБ-3 (ротативно-рассеивающая авиабомба). Это большой цилиндр, в котором несколько десятков маленьких бомб общим весом двести пятьдесят килограмм. При падении разрывались троса, стягивающие корпус, и начинка рассеивалась на большую площадь — бабушка кассетных боеприпасов. У меня набежало шестнадцать боевых вылетов. Если выжил в первые пять, будешь и дальше летать. После десяти становишься опытным летчиком. Командир полка майор Бабанов сказал, что на всех, кто сделал десять и более боевых вылетов, отправил документы на присвоение офицерского звания.

Следующие пять дней отдыхали из-за потепления со снегопадами и низкой облачностью, В строю десять самолетов и четыре неисправных, включая два «Пе-2», которые каннибалят для ремонта «трешек». По документам они есть, а летать смогут только после капитального ремонта на заводе. Моя «двушка» типа в семье не без урода, Появились нехорошие слухи, что она лучше продвинутых «Пе-3».

Чтобы мы не бездельничали, постоянно проводятся теоретические занятия и пропагандистская накачка. После начала контрнаступления под Москвой замполиты приободрились. Теперь их пламенные речи звучали не так фальшиво. Впрочем, за всех не скажу, но большую часть летчиков штыбовать не надо было. Дать отпор германским агрессорами — это у нас на генетическом уровне заложено.

Нет идеальных государственных систем. В каждой свои загогулины, и ты либо миришься с ними, либо меняешь на другие. Если государство живо, значит, присущие ему недостатки — это продолжение его достоинств. Теперь понимаю, что пропагандистская накачка и закрытые границы — это условие выживания России на данный момент. Интеллектуальную элиту уничтожили или выгнали, пирамида стала ниже и устойчивее. Малообразованных легче штыбовать, что и делают. Чтобы не догадались, что им врут, что превратили в рабов, перекрыли выезд заграницу, доступ к альтернативной информации. Пока под руководством нынешней верхушки будут побеждать врагов, особенно внешних, политическая система останется прежней, а как только начнет проигрывать, не обязательно на поле боя (Афганистан), но и идеологически, экономически, произойдет смена, которая случится во время моей первой эпохи. Так что я хожу на все эти мероприятия, пропитанные враньем, рассчитанные на тех, кто живет эмоциями, а не умом, чуждые мне еще со школьных лет, но, набравшись опыта, сижу позади и помалкиваю.

От предложений записаться в лохи отбиваюсь. Новый комсорг полка сержант Раков подъехал ко мне с вопросом о принадлежности к комсомолу. Рассказал ему байку о неизвестном комсомольце сержанте Изюмове — неизвестно был ли я комсомольцем или нет — поэтому не хочу никого подставлять.

— Тогда тебе надо в партию Ленина-Сталина вступить, — предложил он, поскольку сам уже стал кандидатом, и выдал речевку: — В такой трудный для страны момент, когда враг на пороге нашей столицы, каждый настоящий советский человек обязан примкнуть к ее руководящей силе!

Такие идиоты не реагируют на логику, но хорошо ведутся на эмоциональные посылы, поэтому без всякой связи выдал ему один из таких, приписав известной исторической личности:

— Ничего, встретим и проводим немцев до их дома. Еще Наполеон сказал: «Когда вы решите, что победили русских, вдруг окажется, что они только начали воевать».

Комсорг Раков знал, кто такой Наполеон, поэтому взял эту фразу на вооружение — повторил на следующем собрании комсомольцев по случаю наших побед, не забыв упомянуть, что услышал ее от товарища Студента. Для него и таких, как он, деревенских парней ссылка на человека с неоконченным высшим образованием была весома. Так я стал еще и воином пропагандистского фронта.

16

Во второй половине дня нас отпускали в город, довольно таки цивильный, сказывалась близость к Москве. Много трех- и пятиэтажных домов со всеми удобствами, есть несколько промышленных предприятий, включая чулочную фабрику, которая, как у меня сложилось впечатление, являлась основным поставщиком невест для неженатых летчиков. Вернувшись из увольнения, почти каждый сообщал, что познакомился с «чулочницей». По нынешним маркам летчики — завидные женихи. Лейтенант получает в два раза больше, чем работяга, семейному сразу предоставляют бесплатное жилье, да и престиж высокий.

Вышел и я как-то прогуляться. Заглянул в магазины с пустыми полками. Сразу вспомнил последние годы развитого социализма. И тогда не было войны. На танцы я не ходил. В клубе фабрики шел фильм «Антон Иванович сердится», в котором хорошее старое боролось с хорошим новым и побеждали обе стороны. Я его видел в детстве. Даже тогда фильм показался мне надуманным. На стенде рядом с большой разноцветной афишей было приклеено маленькое, напечатанное на машинке объявление, что в клубе работает библиотека. На Полигоне была своя, но там только идеологически верная литература. Может, здесь попадется что-нибудь неформатное?

Это было небольшое помещение, разгороженном на две неравные части деревянным барьером высотой мне по пояс. В большей части стояли четыре стола и по четыре деревянных стула возле каждого. На стенах военные агитационные плакаты, незамысловатые и эмоциональные. В меньшей за пятым столом со стопками книг сидела миловидная улыбчивая девушка с завитыми светло-русыми волосами, голубыми глазами и подкрашенными губами, одетая в глухое темно-бордовое с желтыми и белыми горошинами платье с длинными рукавами и чем-то вроде галстука бело-желтого цвета. На вид ей лет восемнадцать. Позади девушки были полки с книгами и открытая дверь в соседнее помещение, книгохранилище, откуда исходил запах опавших листьев. Не знаю, где и как обзаводятся им старые книги.

Я поздоровался, спросил:

— Можно у вас почитать что-нибудь прямо здесь?

— Конечно, товарищ летчик! У нас есть читальный зал, — показала она на четыре стола. — Или запишись в библиотеку и возьми с собой. На одни руки разрешено выдавать не более трех книг на срок две недели, но тебе можно будет и дольше.

— Записываться не буду, потому что могу не вернуть книги, а не хотелось бы обижать такую красивую девушку, — сказал я.

Она прямо таки зарделась от счастья и молвила немного патетично:

— Не обидишь. Я всё понимаю: война.

Еще один комплимент — и придется жениться, что в мои планы не входило, поэтому сменил тему:

— Есть какая-нибудь научная литература по химии?

— По химии?! — удивилась она.

— Да. Я студент отделения неорганической химии Одесского университета, взявший академический отпуск до конца войны, — поставил в известность библиотекаря.

Эта информация сработала круче комплимента. Я превратился в принца сразу на двух белых конях, один краше другого.

— Сейчас я посмотрю в научном разделе, подожди, — произнесла она и упорхнула в книгохранилище.

В библиотеке было тепло, поэтому я расстегнул шинель, снял шапку и сел за ближний стол, где лежала толстая подшивка газет «Правда» за этот год. Рупор пропаганды ядрено вонял типографской краской. Такая же подшивка есть в нашем красном уголке, как называлась комната для коммунистических, комсомольских и любых других собраний — обязательный атрибут нынешних организаций, предприятий любого размера и вида деятельности. Отодвинул ее на другой край стола и накрыл шапкой.