Крылатый воин

Мы поднялись на второй этаж. Там были семь больших комнат на шесть коек каждая: четыре слева от лестницы и три и плюс санузел справа. Две смежные обогревала одна грубка, топка которой выходила в коридор. Рядом были поленницы березовых дров, сложенные аккуратно.

Свободная койка была в дальней слева комнате у внешней стены и в придачу у окна, выходившего на север. Просветы в деревянной раме заклеены лентами, нарезанными из газет, но все равно сквозило. Зато не так сильно чувствуешь вонь от чужих сапог и портянок. Кровать была металлическая с панцирной сеткой. Перед ней в проходе тумбочка, в которую сагайдак не влезал, поэтому прислонил его сбоку. Там же поставил сапоги, переобувшись в тапочки. Пятеро моих соседей тоже готовились ко сну, поэтому я только представился и пошел в противоположный конец коридора.

Четыре жестяных умывальника с холодной водой и небольшое зеркало над каждым были приделаны к левой стене, а у правой, на две ступеньки выше, столько же отсеков без дверец с дырками в полу и чугунными сливными бачками на высоте метра два, с которых свисали на толстых цепочках узкие белые фаянсовые рукоятки. Когда я стирал по-быстрому портянки, а потом чистил зубы и умывался, в отсеке напротив отбомбился парень в нижнем белье и сапогах. Волей-неволей я наблюдал процесс в зеркале, утешаясь мыслью, что это все-таки лучше, чем удобства во дворе, особенно зимой, как было во многие мои предыдущие эпохи.

11

После завтрака я пошел представляться командиру полка майору Бабанову. Штаб располагался на втором этаже здания клуба Полигона, как назывался аэродром. Раньше здесь проводили испытания бомб и другого авиационного оружия. В приемной перед кабинетом с табличкой «Директор клуба» секретарша в звании ефрейтор, сидя за небольшим овальным столом, застеленным желто-красной ситцевой скатертью, что-то быстро отстукивала на пишущей машинке. Лет девятнадцать, довольно миловидная и ухоженная. Наверное, дочь старшего офицера. Не отрываясь от работы, она кивнула в ответ на мое приветствие и показала головой на три деревянных сочлененных стула с откидывающимися сиденьями у стены, видимо, перенесенных сюда из зрительного зала.

— Новый пилот из Качинской школы? — спросила она, допечатав страницу.

— Так точно! — ответил я. — Сержант Изюмов.

Она зашла к начальнику, доложила обо мне, получила разрешение впустить.

Почти все пространство в кабинете занимал Т-образный стол с длинной ножкой, накрытый темно-зеленой бархатной скатертью. Как догадываюсь, рассчитан на всю театральную труппу. Сейчас за ним сидели четыре офицера: во главе двадцатидевятилетний майор Бабанов — по-мужски красивый, похожий на какого-то киноактера из будущего, не смог вспомнить фамилию; справа у «ножки» — еще один майор лет двадцати семи с тяжелым взглядом, медленно поворачивавший голову, словно потянул мышцы шеи; напротив него — батальонный комиссар (майор) лет тридцати пяти с косым старым шрамом на лбу, делавшим его хитроватое лицо мужественнее; а рядом — капитан лет двадцати пяти с длинным носом и руками, которые то клал на столешницу, то убирал под нее, словно и там и там мешали.

Я доложил о прибытии, передал через капитана документы.

Командир полка, даже не глянув в них, представился и назвал остальных: начальника штаба майора Халюка, батальонного комиссара Дроздова и командира Второй эскадрильи, в которой я буду служить, капитана Шикторова.

— На «Пе-2» летал? — спросил майор Бабанов.

— Никак нет! — четко ответил я.

— Прокатись с ним сегодня, — приказал он капитану Шикторову, который явно не обрадовался поручению.

— Да я и сам справлюсь, — самоуверенно заверил я.

— Даже так?! — иронично произнес командир полка. — Ну, что ж, слетай сам, студент. Ты ведь студент?

Выпускников военных училищ, в том числе летных, считают имеющими высшее образование, но на самом деле у некоторых нормальной десятилетки нет за плечами, а всего лишь какое-нибудь ФЗУ, поэтому не жалуют тех, кто учился в гражданском вузе, где уровень преподавания постепенно приближается к дореволюционному.

— Бывший. В академическом отпуске до конца войны, — ответил я.

— Правильное решение, — похвалил он. — Хорошо, лети сам. Самолет будет готов к одиннадцати ноль-ноль.

За завтраком в большой столовой, где меня посадили за четырехместным столиком, соседи, три сержанта-пилота, посоветовали не спешить. У «Пе-2» двигатели плохо запускаются в холодную погоду, поэтому на ночь сливают воду из системы охлаждения и масло из двигателя, а утром и то, и другое подогревают и заливают по-новой. На это уходит часа два.

У моей «Пешки» бортовой номер тринадцать, нанесенный синим цветом возле кабины радиста. Для меня число счастливое. Перед кабиной пилота на фюзеляже нарисован черной краской осетр с загнутым хвостом — эмблема моего предшественника, менять не стал. Самолет новый, навороченный, электрифицированный по последнему слову техники. Все, что на других, на которых я летал, делалось вручную — уборка и выпуск шасси, тормозные щитки, триммера, закрылки, на «Пе-2» выполняло электричество. Для этого имелись два генератора, аккумуляторная батарея, и на стоянки подключался к аэродромной сети, благодаря разъему в хвостовой части. Корпус цельнометаллической с бронеплитами в важных местах, включая защиту пилота. Штурману и стрелку-радисту повезло меньше. Два двенадцатицилиндровых двигателя мощностью тысяча сто лошадиных сил разгоняли его до пятисот тридцати (теоретически) километров, позволяли подняться на восемь тысяч восемьсот метров и пролететь тысячу двести километров (тоже теоретически) с запасом бомб на внешних и внутренних подвесках общим весом от шестисот килограмм до тонны. Кроме сложности в управлении, недостатками были негерметично закрытые кабины, из-за чего на большой высоте приходилось надевать кислородные маски, и слабое вооружение — впереди неподвижные левый ШКАС калибром семь шестьдесят два миллиметра и правый УБ (Универсальный Березина) — двенадцать и семь, у штурмана ШКАС для защиты сверху сзади и у стрелка нижний УБ. У предыдущих версий все пулеметы были семь шестьдесят два.

Кроме командира Второй эскадрильи, пришли посмотреть, как я буду летать, мои штурман и стрелок-радист (им не разрешили на всякий случай) и все, кому нечего делать, а полетов сегодня нет из-за низкой — около тысячи метров — облачности. На Полигоне базируются еще Пятьсот третий штурмовой полк и Сто шестьдесят восьмой истребительный полк, самолеты «лагг-3» которого будут сопровождать нас во время вылетов на бомбардировку. Подозреваю, что майор Бабанов тоже будет наблюдать из окна кабинета. Оттуда видна большая часть аэродрома и небо над ним. Приятно посмотреть, как ошибаются другие.

— Что это такое? — спросил капитан Шикторов, увидев сагайдак в моей руке.

— Лук-талисман, — ответил я.

Для летчика иметь оберег в порядке вещей. У нормальных в роли талисмана какая-нибудь маленькая вещица. Я студент, с меня спроса никакого. К тому же, побрился утром, а бреют покойников перед тем, как закопать. В общем, тот еще выродок, как, догадываюсь, подумал не только командир Второй эскадрильи.

Механик-сержант Гвоздев докладывает, что самолет к полету готов. Кроме него к самолету «приписаны» два моториста, оружейник и «приборист». Я с умным видом обхожу самолет, пиная правое колесо, накачанное отменно.

В закрытой кабине просторнее, чем в «УТ-2». Я запускаю сжатым воздухом по очереди оба двигателя и, пока они греются, регулирую сиденье под себя по вертикали и горизонтали, потому что стал объемнее. На мне шлемофон, новые зимние меховые куртка и штаны, кожаные перчатки, унты, а за спиной парашют. Я умудрился ни разу не прыгнуть с ним. В авиаклубах каждый обязан совершить два прыжка, без этого пилотом не станешь. В Качинской авиашколе посчитали, что все прошли положенную процедуру, и не сочли нужным тратить топливо на такую ерунду, только повторили укладку парашюта. Каждый обязан сам сделать это, чтобы в последние секунды жизни никого не обвинял. Я сослался на контузию, и мне напомнили, научив. Перед вылетом я уложил по-новой полученный на складе.

За спинкой сиденья бронеплита с подголовником, закрывающая обзор задней полусферы. Там за меня будут наблюдать две другие пары глаз. Обзор вперед и по бокам превосходный. Приборов на панелях больше, чем на самолетах, на которых летал раньше, но расположены, как по мне, удобнее. Механик показал и объяснил мне, что к чему, еще перед началом подготовки самолета. Добавился авиагоризонт АГП-1, гирополукомпас (прибор для определения углов рыскания и поворота вокруг вертикальной оси), коллиматорный прицел ПБП-1 с подсветкой, установленный сверху на фюзеляже перед плексигласовым стеклом, на которое нанесена красная курсовая черта, позволяющий пилоту целиться при пикировании для бомбометания и стрельбе из курсовых пулеметов, и ПБЛ-1 для сброса бомб в горизонтальном полете. У штурмана дневной оптический прицел ОПБ-1М и ночной коллиматорный НКБП-3. СПУФ-3 обеспечивает хорошую внутренняя связь и довольно паршивую с вышкой и самолетами рядом. Четыре режима: СЛ (слушаю), ГВ (говорю), РС (радиостанция) и РК (радиополукомпас). У стрелка-радиста дополнительно длинноволновая станция РСБ-бис. Поскольку его в этом полете не будет, связи тоже, ларингофон я снял. Он шею натирает даже через шарфик.