Крылатый воин

Я тоже отстегнул парашют и открыл фонарь, предположив, что посадка будет жесткой. В кабину ворвался холодный резкий воздух, наполненный запахом горящих нефтепродуктов, хотя открытого огня пока не видно. Уже понятно, что до Волги не дотянем. Будем садиться, где придется и как получится.

Среди развалин я увидел более-менее свободное пространство — какую-то площадь с бронзовым памятником Ленину на каменном пьедестале, наверное, носящую его имя. В СССР капище этого манкурта в полный рост было обязательным в каждом населенном пункте, начиная от поселка городского типа, и в крупных городах по несколько, а в селах и деревнях, а также на всех предприятиях, начиная со средних — его бюст, наверное, чтобы была причина лишний раз плюнуть. Выродка помнят ровно до тех пор, пока есть информация о нем на любом носителе.

Я потянул рукоятку аварийного выпуска шасси и направил самолет на посадку на эту площадь. После чего уперся ногами в передний приборный щиток так, чтобы рукоять управления была не между ногами, иначе останешься без потомства. Заасфальтированная поверхность приближалась стремительно. На ней валялось много камней, мелких обломков зданий. Самолет резко просел, ударился колесами, подпрыгнул малость и со второй попытки покатился, подскакивая то левым, то правым колесом, по закону подлости прямо на памятник. Я попробовал изменить направление движения, что «горбатому» не понравилось, резко крутанулся и въехал в высокую груду обломков. Ремни врезались в мое тело, но не так сильно, как при посадке на «брюхо».

Слева послышалась стрельба. Судя по стуку по фюзеляжу, по нам. Я схватил сагайдак, выбрался, пригнувшись, на правое крыло, переступил с него на обломки разрушенного здания, залег. Рядом расположился стрелок с пистолетом ТТ в правой руке и брезентовой сумкой с аварийным запасом в левой. Из носовой части самолета пополз черный дым, хотя открытого огня все еще не было.

Я решил перемещаться вправо, подальше от стрелявших по нам, приказав Буслаеву:

— Не высовывайся сильно и не отставай.

На четвереньках мы перевалили через груду обломков и оказались во впадине. Там не были видны тем, что слева, зато по нам начали стрелять справа, причем точнее, одна пуля цвиркнула прямо над головой. Я пополз между мелких обломков к устоявшему фрагменту стены, сложенной из красноватого кирпича, но сохранившиеся слои штукатурки были сверху зеленого цвета. Рядом с ней мы оказались вне зоны поражения что слева, что справа. Позади нас вдалеке были два полуразрушенных однотипных здания, тоже из красного кирпича и с остатками штукатурки зеленого цвета. Между ними проходила железнодорожная колея. Оттуда не стреляли по нам. Значит, там наши, или нейтральная полоса, или просто никого нет. Если первый случай, то осталось дождаться темноты и перебраться туда, а если вторые два, то по наши души скоро придут.

— Тут дырка есть, — подсказал Гена.

Это был приваленный обломками сверху снаружи, жестяной желоб для спуска в подвал мешков или ящиков. Мы расчистили его, спустились вниз, где тоже пришлось повозиться, чтобы расширить путь дальше. Оказались в просторном отсеке подвала, где сильно воняло кошачьей мочой. В дальнем его конце была дверь, которая открывалась наружу. За ней находился такой же отсек, но с деревянными стеллажами в четыре яруса у двух стен. На одном внизу остался сложенный картонный ящик с ободранной этикеткой. Света сюда попадало мало, а ни спичек, ни зажигалки у нас не было. Дверь в следующее помещение оказалась заваленной, отрыть не сумели.

— Расположимся здесь, — решил я. — Если найдут, будем отбиваться.

У каждого по пистолету Токарева и одной запасной обойме с восемью патронами калибра семь и шестьдесят два. У моего в стволе девятый патрон, чтобы снять с предохранителя и сразу выстрелить, не передергивая затвор. Иногда это спасает жизнь. В лихие девяностые ходила поговорка «Лучше нету каратэ, чем в кармане два ТТ». Спорное утверждение. Познакомился с этим пистолетом в первой жизни, когда недолго служил начальником караула на складе взрывчатых веществ. Обычно первое оружие становится любимым, но мне ТТ не вставил ни тогда, ни позже, когда сравнил с другими. Держать неудобно, патроны часто перекашивает и калибр маловат, убойная сила слабее, чем у парабеллума. Как говаривал товарищ Сталин, других пистолетов (писателей) у меня для вас нет, поэтому защищаться будем этими и еще луком, который я изготовил к стрельбе. В последнее время охотился с ним на соленых озерках, где на ночь останавливались перелетные птицы, чтобы навыки не уходили и приварок был неплохой к однообразному армейскому меню. Любаша делала отменное рагу из утки.

— Ложись на стеллаж у той стены, а я у этой. Будем ждать темноты. Не шуми и без приказа не стреляй. Может, не найдут, — распорядился я. — Есть шоколад и галеты не советую, иначе жажда замучает. Лучше соси пуговицу или какую-нибудь железяку, монету.

Где-то неподалеку началась стрельба. Я не сразу догнал, что это рвутся снаряды и патроны в горящем самолете. Как только они стихли, послышались короткие очереди. На этот раз стреляли из автомата, скорее всего, «шмайссера», причем звуки приближались. Сейчас автомат называется немцами и нашими «МР (машинный пистолет)-40», поскольку оружейник Шмайссер никакого отношения к нему не имеет.

Совсем рядом послышались голоса. Говорили на лающем, немецком языке. Что именно, не разобрал. Они закинули в соседнее помещение ручную гранату, которая рванула так, что у меня заложило уши. Через открытую дверь к нам залетело густое облако пыли и осколки. Я приготовился встретить непрошенных гостей. Они будут на свету, а мы в темноте. Не дождался. Где-то неподалеку легла мина, потом еще одна. Началась стрельба из винтовок и пулеметов, после чего голоса пропали. То ли болтунов убило, то ли убежали.

49

Какое бы сложное оружие не придумывали люди для убийства друг друга, обычный нож и лук остаются при деле. Когда стемнело, мы с Геной Буслаевым расчистили лаз, который завалило после взрыва гранаты. Стрелок остался ждать у входа, а я отправился на разведку. Ночь была лунная. По небу неторопливо плыли небольшие облака, на время затемняя всё вокруг. Пользуясь такими периодами, я перемещался, выискивая позиции немцев. Отправился направо, откуда стреляли метче, а значит, находились ближе. Двигался бесшумно, используя навыки, приобретенные в бытность синоби, где пригнувшись, где на карачках, где ползком.

Как ни странно, первым врага обнаружил мой нос, учуявший запах табачного дыма. Легкий ветерок приносил его со стороны полуразрушенного дома, окруженного обломками. Затем услышал два тихих голоса. Один немец рассказывал другому, какую отменную тушеную капусту готовила его жена. У второго, видимо, рот бы заполнен слюной, потому что говорил невнятно. Я подкрался к ним метров на пятьдесят. Одного, повыше, увидел раньше, а второго, который прислонился к стенке пулеметного гнезда, только на близкой дистанции. Пулемет «мг-42» был направлен мимо подвала, где мы прятались, в сторону домой, разделенных железнодорожной колеей.

Я дождался, когда они решили закурить еще по одной. Короткий дал прикупить длинному от своей зажигалки, после чего получил стрелу в лицо над огоньком ее. Другая стрела нашла его соратника, попав в голову левее огонька сигареты. Оба были еще живы, когда я подобрался к ним, но в отключке. Я обнаружил у длинного штык-нож в брезентовом чехле, подвешенном на ремне справа. У ножа была тяжелая металлическая рукоятка, с ребрышками на боковых гранях, чтобы не соскальзывала. Я добил обоих немцев, обыскал. У одного на поясе висела фляга с водой, слегка разбавленной картофельным шнапсом. Я за раз выдул половину, если не больше. В карманах шинелей воняющих затхлостью, нашел по початой пачке сигарет, бензиновую зажигалку, носовой платок, а в карманах гимнастерок и штанов — военные билеты, письмо и несколько купюр. Забрал всё, кроме платочка, и еще короткий автомат «пм-40» и подсумок с тремя рожками к нему, в каждом по тридцать два патрона, пулемет «мг-42» и два запасных барабанных магазина на семьдесят пять патронов каждый. К подвалу вернулся быстрее и не так осторожно.