Крыло бабочки

Но пропасть внутри феи становилась с каждым днем все шире, и Валтор чувствовал, что однажды придет день, когда случится... Что-то. И какими последствиями это обернется, он сказать не мог. Но то, что это точно случится, точно знал. И, пожалуй, во всей этой ситуации решение отдать ему свою душу на съедение было лучшим выходом для этой феи. Она умирала изнутри, и нужен был кто-то, кто дал бы ей верную смерть. А у Валтора нет привычки отказываться от своей еды. Они оба это прекрасно знают.

И все же Валтор знает: скоро рванет. И оказывается прав.

С каждым днем Текне все тяжелее сдерживать разлом внутри себя. Потому что золотое правило, которого придерживалась эта фея: разуму жить в ладах с сердцем... Больше не работало.

Текна помнит себя до того, как впервые оказалась в Магиксе, как поступила в Алфею. Тогда все люди казались ей очень непонятными, слишком шумными, поспешными, надоедливыми. Они производили много лишних движений и говорили много лишних слов. Задавали ненужные вопросы и очень странно пытались наладить контакты. И таких вокруг было слишком много.

Текна привыкла к зенитовцам: уважающим личные границы, подчас молчаливым, неторопливым. Все они прекрасно знали, что можно написать, что можно спросить не у человека, а у компьютера, с пониманием относились к тому, что собеседник уходил в виртуальный мир. Феи Алфеи с подобным знакомы явно не были.

Сначала Текне казалось все чужим и странным, но потом она заинтересовалась и начала воспринимать новые контакты как полезный опыт: новые эмоции, реакции людей на ту или иную вещь. И сама постепенно начала выпускать то, что клокотало внутри. Порой неправильно, порой слишком сумбурно, особенно на втором курсе. Но потом, постепенно все пришло в норму. И Текна научилась соблюдать свое золотое правило.

Вот только с появлением Валтора что-то пошло не так. Вернее, с известия о смерти Тимми. Или с возвращенных змеем воспоминаний. Тогда разлом в ней еще только начал появляться. И с тех пор только увеличивается.

К февралю Текне кажется, что внутри нее зреет приличная такая пропасть. Ее эмоции не в ладах с ее головой, она не может не принять, не понять, не просчитать и проконтролировать. Осенью ей как-то еще все это удавалось. К февралю Текна понимает, что уже все.

Она уже не разбирает, где она сама, а где маска, которую они надевают с Винкс. Где ее истинные эмоции, а где вынужденный контроль, который идет против ее воли и не имеет ничего общего с контролем, который она надевает на себя добровольно.

Постепенно Текна приходит к выходу, что алкоголь – лучшее решение всех проблем. А может, и не лучшее, но другого выхода у нее просто нет. Однажды вечером Текна собирается, идет в ближайший бар и напивается так, что на душе становится еще дерьмовее, а голова слишком туго соображает. Кажется, она даже высказывается бармену, долго плетя что-то о том, что не понимает, кто она есть. А потом Текна чувствует, что ей нужно куда-то вылить свои эмоции. Свое отчаяние.

Она идет на улицы: пьяная, кажется, без документов и растворяется в ночном Магиксе. В себя Текна приходит на какой-то крыше, смотря на подонков, избивающих молоденького парнишку. У нее внутри не клокочет ярость, но что-то перемыкает. Текна шепчет заклинание и целится в шеи. Маленькие точки, маленькие дырочки – и все пятеро падают замертво. Парнишка каким-то чудом вскакивает на ноги и пытается бежать. Ну, насколько хватает сил, конечно. Текна без эмоций смотрит ему вслед.

Пять. Пять трупов. Пять осознанных убийств. Фея Винкс во всей своей красе. Она не понимает: стыдно ей или нет. И тут на ее плечо ложится рука. Текна вздрагивает, и вдруг ночной Магикс стремительно дрожит, а перед ней оказывается только ее собственная комната. Ч-что?

Текна смаргивает. Не было бара, не было убийств. Но были галлюцинации, подаренные собственной магией. Теперь уже не кажется – теперь и правда все плохо.

– Не думаешь, что пора поделиться? – терзает ее напряженным взглядом Валтор.

Откуда он тут взялся, Текна даже думать не хочет. Наверняка магический контракт сработал. Хоть какая-то польза. Она встает с кровати и проходит мимо Валтора, не обращая на него внимания. И застывает, что-то обдумывая. Взвешивая все “за” и “против”, как ей свойствено. Хоть что-то. А потом, решившись таки, рискнув, поворачивается к нему и произносит на одном дыхании:

– Я хочу, чтобы ты занялся со мной сексом, – и замирает.

Валтор вздрагивает, слыша эти слова. И почему-то смотрит на Текну. И видит в ней отражение ее планеты.

Железный и непоклебимый Зенит. Уставший Зенит. С синяками под раскрасневшимися глазами, с синяками, которых нет, которые ничем не замазаны – просто люди привыкли. Холодные, будто застывшие люди, спрятавшиеся за проводами, показывающие языки тонким и ультрасовременным мониторам, люди, умирающие в своем одиночестве и живые в своем единстве.

Мир технологий, который ушел далеко-далеко вперед.

Мир технологий, такой далекий, такой не понятный тем, что не оттуда. Тот, кто не с Зенита, зенитовца не поймет. Они видят друг друга издалека. У них есть сложности с приспособлением к жизни в обычном мире.

Он кажется чуждым, Магикс, столицы главных планет – слишком подвижными, слишком шумными и несуразными. Много лишних движений, много суеты. Все должно быть вычерчено, расчитано, утрамбовано.

Даже их тела слишком идеальны. В них нет тех особенностей, на которые западают мужчины. Тех маленьких, будоражащих душу особенностей, которые отличают женщину от миллиона ей подобных, тех, которые заставляют запоминать ее из сотен, сотен таких же.

Сантиметр к сантиметр, мускул к мускулу, в них все идеально, как в безжизненных андроидах, выполненных по лучшим, специально разработанным стандартам.

Хотя что уж скрывать, они и есть безжизненные андроиды. С одним лишь маленьким исключением. Глаза. У андроидов – механическая сетчатка, слишком ровная, где каждая деталь плавно вплетается в другую, их радужка слишком четкая, идеальная. На них нельзя долго смотреть – потому что безграничная четкость. Потому что страшно.

У зенитовцев – живые глаза. Слегка горящие, равнодушные, но живые, такие будто подернутые мутноватой пленкой, живые-живые глаза. И иногда, когда они растревожены, выдернуты из привычной реальности, они двигаются совсем как обычные люди. Лишенные грации своих роботов, на которых чуть ли не молятся.

Текна – пришелец из другого мира. Застывшая, словно статуя. Скрестившая руки на груди. Бледное, мраморное изваяние, слегка кусающее губы. Абсолютно обнаженная. Она зашла слишком далеко, чтобы возвращаться обратно. Сделав шаг в пропасть, за уступ уже не цепляются.

Ее личное солнце давно померкло.

– Займись со мной сексом, – повторяет она, – пожалуйста.

И снова Валтор застывает, не совсем уверенный, что ему делать. Будто кто-либо другой на его месте, будь на месте Текны другая женщина, он бы, быть может, и воспользовался моментом, но... Фея дошла до той степени отчаяния, когда даже приказом не пользуется. А ведь в прошлое время она, пусть и неосознанно, несколько раз применила его.