Крыло бабочки

– Мы убьем вас! – повторяет Огрон.

– Смешно. Где остальные? – у Музы голос ледяной, почти безжизненный. Она разгуливает в Баттерфликсе – трансформации лета, лугов, цветов. И совсем не вписывается в равнодушные льды, в которых порой раздается шипение. У Лейлы – та же проблема.

Огрон кидается на них.

Но легко оказывается отброшен назад звуковой атакой. Лейла, усмехаясь, смотрит на него. Слабый, обессиленный, почти добитый. Она рассчитывала на что-то подобное, когда шла сюда, но... Маг, разворотивший ее душу, превратился в это?

– Жалкий-жалкий Огрон, – хрипло смеется она.

Огрон отказывается верить. Нет, они те же. Только еще безобиднее и еще глупее на вид. Но что же… Они взрослее. Черты лица чуть заострились. Крылышки за спиной звенят те же, а походка другая. И сила… Сила изменилась. То ли возросла, то ли… Потемнела. Феи, не удостаивая взглядом бывшего врага, проходят мимо. Он видит отметины на их спинах. Выжженные. Отпечатанные. Перед ним… Клейменные феи.

И в этот момент разум будто бы почти проясняется. Во всяком случае, кольцо на шее чуть ослабляет хватку

– Что… Что с вами стало? – рычит маг.

В этот момент Лейла вырывается из своего оцепенения. На ее губах возникает кровожадная улыбка.

– Добить его? – спрашивает фея музыки. Лейла резко качает головой.

– Он мой.

У Огрона злость проступает. Его не слышат или игнорируют? Эти феи… Те, что пришли заявлять права на Землю. Те, что решали за других. Те, что многое не учли.

– Убить вас… Всех. И вырвать ваши крылья, – сплевывает он.

– Ну так давай, – предлагает Некс. – Хочешь драться, так мы не против.

Он поигрывает своим оружием. Муза держит наготове музыкальную сферу. А Лейла... Лейла любовно поглаживает клинки из морфикса.

Огрон, не раздумываясь, метает атаку. Выходит слабо. Щит феи музыки сразу же ее гасит.

– Где остальные? – повторяет она свой вопрос.

Огрон судорожно пытается вспомнить. Остальные… Действительно, а где? Всему виною – странный муж, сидящий во льдах. Беззащитный и слабый на вид. Но стоило им атаковать – случилось что-то странное. Оно и шипением отдавалось, и силой невероятной, и древним веяло, и абсолютной злостью. Маги бежали сломя голову, бежали от белых змей. И кажется, именно тогда и разминулись их пути. Где Гантлос? Где Анаган? Огрон не ведает.

– …ясно, – кивает фея музыки на торопливый и короткий рассказ Огрона. – Змей, однако, и здесь успел побывать. Надо проверить, – говорит она Нексу. – Пойдем? Лей? – Муза поворачивается к подруге. Та лишь качает головой.

– Идите. Я с ним разберусь.

Лейла дожидается, когда они остаются одни. Лейла дожидается, когда среди вечных льдов не будет слышно шагов, разговоров ее парня и лучшей подруги. А затем, улыбаясь, она поворачивается к Огрону. Ему только остается скрежетать зубами от злости – и он бросается на Лейлу снова.

У той это лишь раздражение вызывает. И, наконец-то не скрывая бушующую внутри ярость, она отбрасывает его назад и колотит, не жалея сил, колотит, а верный морфикс принимает то обличие, которое ей нужно.

Лейла – это клокочущий клубок эмоций. Лейла – это дикая пляска посреди белоснежных льдов, пляска на огромной пустоши, за которой, затаив дыхание, смотрят отпетые преступники, отъявленные мерзавцы. Смотрят, как бабочка добивает одного из тех, кто уже не жилец.

Огрон не успевает оборачиваться. Он рычит, он пытается атаковать, только бормочет о том, что убьет их всех. Но Лейла не слышит. С Винкс что-то случилось, но теперь она даже не та, которую он когда-то почти добил здесь же. Они поменялись местами.

Лейла – уже не фея с принципами “не нападай на слабого – защищай его”. Теперь у нее новая установка: если есть возможность добить – сделай это, не жалея сил.

И в конечном итоге она вырубает его.

Огрона будто выдергивают в реальность от ужасающей боли. Он пытается поднять глаза и видит, как Лейла очень медленно, методично, так, будто давно к этому готовилось, на кусочки режет розовыми переливающими клинками его правую ногу, которая отсутствует почти до колена.

Огрон чуть не отключается снова от болевого шока, а затем его берет злость. Он пытается дернуться, но Лейла лишь сильнее всаживает в его кожу недавно созданный клинок.

– Чем хорош морфикс, – небрежно замечает она, – так это тем, что его свойства почти не изучены. Странное волшебство, странная субстанция, способная принимать любую форму, которую пожелает ее хозяин.

Огрон молчит. Лейла тем временем переходит к левой ноге, с наслаждением срезая кожу. Огрона мутит, боль все нарастает, но желанного забвения не приходит.

– Дракон... – бормочет Огрон из последних сил.

– Дракон не поможет, – заявляет эта сумасшедшая. Огрон понимает, что она съехала с катушек. – Никто не поможет.

И продолжает кромсать его, медленно, очень ровно, разрезая его кожу, как желанный торт на маленькие кусочки, тщательно смакуя, растягивая наслаждение. То, что уже отрезано, летит в стороны на белый снег. Огрон истекает кровью, что пачкает руки Лейлы. А она не останавливается.

– Ведь уже два с половиной года прошло, Огрон. Помнишь? Я вот не забыла, – улыбается Лейла.

– Мстишь, – находит в себе чудом какие-то силы усмехнуться Огрон, – только это не принесет тебе удовлетворения.

– Ошибаешься, – также усмехается Лейла. Огрону становится совсем не весело.

– Он убил Думана. А мы убили его. Око за око, фея.

– А я убиваю тебя. Око за око, – соглашается Лейла.

На ее спине багровым цветом вспыхивает клеймо. А в глазах полыхает ярость. И злость. Первобытная, кровожадная.

– Но твоя смерть – это так, всего лишь капля в небольшом море, – продолжает она. – Ты будешь страдать, Огрон. Ничего, – произносит фея, глядя в глаза своего врага, – скоро ты закричишь.

Огрон лишь заходится кашляющим, почти лающим смехом.

Но вскоре ему становится совсем не смешно.

Вскоре он молит Дракона о забытье, молит, чтобы позволил ему хотя бы потерять сознание, но ничего не помогает. Когда кажется, что спасительная темнота вот-вот накроет, резкая вспышка боли возвращает в реальность, и тогда Огрон кричит, бьется в конвульсиях, пока фея чуть ли не вгрызается этими своими клинками в его руки. Она отрывается мясо кусок за куском. Она не дает ему умереть спокойно.