Крыло бабочки

– А ты думаешь, я бы позволила тебе отключиться? – интересуется Лейла. – Нет. Хорошо, когда есть заклинания, позволяющие поддерживать в сознании даже такую тварь, как ты. Чувствуй, ублюдок. Наслаждайся. По-другому ты никогда не поймешь. Ну ничего. Я объясню доступно, – и с этими словами она всаживает нож из морфикса в его запястье, что отзывается внутри дикой болью.

“Сумасшедшая! – проносится в затуманенной голове Огрона. – Сумасшедшая!”

– А ты и правда думал, что сможешь так легко уйти? – усмехается Лейла. – Хотя... Похоже, ты ничего не думал. Ты просто уже не способен на это. Ну ничего. Боль ты еще понимаешь.

И она продолжает то, к чему столь долгое время шла. Преступники смотрят на этот акт зачарованно, с благоговением и уважением – смотрят, как яркая беззаботная фея расчленяет своего врага, как кровожадно улыбается, как с наслаждением слушает его крики и мучительные стоны, хриплый кашель – лучшая музыка для него.

Огрон мучается в агонии – Лейла наполняется изнутри. Убийство очищает, понимает она.

– Это уже даже не месть, – завороженно шепчет она, – это уже вопрос принципа. Ты бы никогда не выжил, ублюдок.

Проходит еще несколько часов, прежде чем после истошных криков, мучительной агонии и не наступавшего облегчения Огрон затихает. Но смерть встречает его животным страхом – в тот самый момент, когда Лейла перерезает ему горло.

И с руками по локоть в крови издает оглушительный рев, разносящийся, кажется, на всю Омегу. Даже у отпетых негодяев кровь стынет в жилах. Она сидит рядом с бездыханном телом, пока на ее плечо не ложится рука. Лейла лишь поднимает голову и встречается взглядом с Нексом и Музой.

– Эти твари мертвы, – улыбается ее лучшая подруга.

– Огрон – тоже, – кивает Лейла.

– Как ты себя чувствуешь? – интересуется Некс.

Лейла прислушивается к себе. С той секунды, когда глаза Огрона стали стеклянными, когда он перестал дышать и превратился лишь в истерзанную груду мяса, что-то внутри нее оборвалось. Она будто бы опустела – внезапно, резко, как стих сильный порыв ветра. Это оказалось слишком внезапно.

Но кое-что, что еще пока очень-очень слабо зарождается в душе, Лейла тоже чувствует.

Облегчение. Долгожданный покой. Затаенная радость. Окончание незавершенности. Внутри больше нет черной дыры. Теперь на пути к счастливому будущему больше нет никаких препятствий. Все, что мучило, испарилось.

– Все, – наконец произносит она, слабо улыбаясь, – теперь точно все.

“Никогда не было другого выхода, Блум. Просто иногда мы слишком долго сомневаемся, чтобы прыгнуть в широко раскрытую дверь, и бьемся в стену, веря, что так будет легче”.

Расслабься и делай это. Расслабься и делай. Релаксируй.

Некс целует ее в шею, в ключицы, такие прекрасные, такие очерченные, целует, прижимаясь губами к шоколадной и приятно пахнущей коже, целует, дурея от того, что здесь, сейчас и... С ней.

Лейла стонет. Выгибается и стонет, прикусывая припухшие губы, стонет до невыносимого эротично, как умеет только она. Каждый вздох, который Некс ловит, будто зовет за собой, обещая подарить то, что он не испытывал еще ни с одной из девушек. И даже парней.

А он и не испытывал. Желал каждую и каждого, в разной степени, с кем делил постель, но с ранящими душу чувствами Некс имел только Лейлу. Когда-то они с Ривом напились, и паладин, изливая душу, рассказал о своей подростковой влюбленности. Синди. Некс таскался за ней, как помешанный, был влюбленным мальчишкой до одури, но она, как когда-то Лейла, подчеркнуто игнорировала его и на признание в чувствах рассмеялась в лицо. Драко-о-он, он не знал, что делал бы, если бы не остыл внезапно.

Потом их было много. Самые разные девушки, красивые, легкие, охотно понимающие и дающие то, что он хочет. И даже парни. Некс всегда наслаждался жизнью. Но самой желанной, самой недоступной, по которой болезненно ныло сердце, была Синди.

Но Синди никогда не была Лейлой.

А Лейлу он... Боги.

Сначала казалось, что просто мимолетное увлечение, потом – вроде бы серьезные отношения, а сейчас, лаская полные, прекрасные груди выгнувшейся, запрокинувшейся голову, раскраснейвшейся и стонущей Лейлы, Некс совершенно точно может сказать, что, что...

– Я люблю тебя, детка.

Да ладно, он еще с самого начала подозревал, что увяз надолго. И, что самое странное, был совершенно не против. Раньше бы сбежал от такой перспективы, но выдержав почти целый учебный год, добившись переплетенных с Лейлой рук и ее краснеющих щек, Некс понял, что это серьезнее. Серьезнее, чем было до этого. И серьезнее, чем когда-либо будет.

Потому что уже на всю жизнь. А Лейла...

Она не думала, что сможет снова так отдаваться кому-то. Отдаваться горячо, со всей страстью, которой пылает ее тело, до ломоты и треска в душе, до отчаянного, безудержного облегчения, когда хочется зарыдать от счастья, что ты рядом с человеком, которого любишь. А не с кем-то, кто стал бы вторым, десятым и двадцать третьим, с кем она пыталась бы забыться ночами, позволяя насытиться телу... Но не сердцу. Больше всего Лейла боялась, что будет жить одним лишь прошлым. Что в сердце не загорятся новые чувства. А если и загорятся, то быстро потухнут, потому что прежняя любовь возьмет свое.

Но исцелившаяся душа тоже желает быть счастливой.

Некс. Теперь в сердце только Некс. Окончательно и бесповоротно. Ее новый факел, ее новый смысл. Ради которого она свернет горы и поднимет со дна океана затонувшие корабли. Некс бьется в голове, бьется в сердце, и все это рождает страстный, неутомимый унисон, который наполняет, делает живой и утоляет жажду.

Унисон, дарящий уже не надежду. Унисон, дарящий жизнь.

Лейла со всей силой упирается пятками в грудную клетку Некса, руками сжимая его ноги чуть выше колен, а он входит в нее, нежно придерживая за ягодицы. Каждый его толчок отдается в ней приятными чувствами, рвущими на части не только тело, но и душу. Лейла не сдерживается – кричит, крепче вцепляясь в Некса, а тот совершенно ничего не соображает от страсти, от того, что здесь, с ней.

Расслабляйся и делай это. Расслабляйся и делай. Релаксируй.

Кровь давно уже прилила к члену, который теперь блуждает в Лейле, толчок за толчком доводя ее до пика. Вспотевшая, красная, со спутанными волосами она с перекошенным лицом сотрясается в оргазме. Лейла, еще сильнее упираясь в него своими ступнями, громко кричит и так прерывисто дышит, что, Дракон, Некс не сдерживается и кончает следом. А затем осторожно выходит из Лейлы, с тяжелым вздохом опускаясь рядом с ней.

Впереди ведь – еще целая ночь. Впереди – очередной сексуальный марафон, который никогда не наскучит никому из них. Их вообще сложно оторвать друг от друга. Счастливо улыбаясь, глупо как-то даже, чуть ли не со слезами благодарности на глазах, Лейла поворачивается к Нексу и сплетает с ним свою руку.

Потому что...

– Люблю, – срывается с ее губ.

Некс замирает... И улыбается. Это то, к чему они шли. И к чему он умело ее направлял, не слишком напирая и терпеливо выжидая, когда огонь новых чувств разгорится настолько, что выжжет старые до самого конца. Даже не оставив пепла.

Лейла улыбается. Потому что Некс. Набу? Да, он в сердце. Занимает в нем важное место, занимает прекрасные, счастливые воспоминания, и его оттуда не вытеснишь. Но настоящее и будущее она ему занимать уже не позволит. Как и он ей. Вместе они справились, вместе вытолкнули из сердца все, что мешалось там. Последняя горечь черными каплями стекла по неистово бьющемуся, красному, наполненному кровью, и оно очистилось. Как и Лейла.