Крыло Королевы

— Настолько хорошо?

— Я работаю над этим.

Он кажется расстроенным, и я замолкаю, жалея о своей колкости. Неловкая пауза затягивается. Он предупредил меня о гравианце. Он помог мне. Я слышала его голос, и он каким-то образом сумел мне помочь, чтобы я смогла опередить гравианца. Не знаю как, это кажется невозможным. Был ли он с Рондетом? Смогли ли они каким-то образом до меня достучаться? Но это был его голос. Вне всяких сомнений. Если бы не он, я была бы мертва.

И всё же сейчас… сейчас… Я не знаю, что сказать. И он, видимо, тоже. Я оставила его. Улетела прочь в неопределённость и чуть было не погибла. И если это он меня предупредил, то он знал, в какой опасности я была.

Чтобы прервать тишину, он поступает, как обычно: начинает разговор о чём-то совершенно ином. О своей работе, своём изобретении, чем бы оно ни было.

— Здесь нарушены гармонические колебания. Я надеялся, что местные кристаллы смогут это исправить, но для этого мне нужно… много чего. Здесь всё не то. У меня нет запчастей.

— Скажи мне, что нужно. Я же сказала, что достану это для тебя.

— Разве мы это уже не обсуждали?

— Нет, не обсуждали.

Не в слух, по крайней мере. За последние пару месяцев я успела понять, что иногда Кон собирается мне что-то сказать, но забывает, думая, что уже говорил это раньше. Или записывает, чтобы не держать в голове. А потом в суете теряет эту записку.

— Я составил список и куда-то его положил. Вон там, — он вытаскивает руку, чтобы махнуть в сторону стопки бумаг и груды оборудования, где-то под которыми должен быть стол. Наверное. — Ну, часть списка точно, — его голос звучит настолько отвлечённо, что мне хочется улыбнуться. Но это бы только усилило его раздражение. Не то чтобы он мог видеть оттуда, но каким-то образом он бы узнал. Понял бы. Я уверена. — Первым пунктом усилитель сигнала, но не думаю, что мы сможем найти его поблизости.

— Смотря, что мы ограбим. Хотя может и просто попасться под ноги.

Кон замирает, лязг и клацанье затихают.

— Мне не нравится этот тон. Так говорят авантюристы.

— Да, ваше величество, — отвечаю я сладким-пресладким голосом. Так значит, он бесится, когда я его дразню. Надо запомнить. Стоит делать это почаще, хотя бы ради этой реакции. После опасной миссии возвращение к нему кажется ещё более волнующим. К тому же, у меня есть кое-что при себе. Я предвкушаю его реакцию. Не могу больше ждать. — Может, выйдешь тогда и посмотришь, что я тебе принесла?

Он отталкивается и вылезает. Золото его волос снова запачкано машинным маслом. Под глазами тёмные круги, и он весь кажется болезненно истощённым. Я знаю, что на нём огромная нагрузка, но выглядит он ужасно. Интересно, когда он последний раз ел. Желание подразнить его моментально испаряется.

Его взгляд устремляется к вейрианскому радиоблоку в моих руках. К тому самому, в составе которого есть усилитель сигнала. Его глаза вспыхивают ярко-зелёным цветом. Глаза одержимого.

— Ты достала?

— Надеюсь, это то, что нужно. Хотя возможно, я сломала его, пока вытаскивала, — не говоря уж о том, что аппарат весь в крови. Даже я знаю, что вязкие жидкости и тонко устроенные механизмы — это плохое сочетание. Но я не хочу говорить это Кону. Это не та шутка, которая была бы сейчас уместна. Том или Петра заценили бы, но не антейм. Он не любит чёрный юмор. Он не боец, кроме крайних случаев. Как тогда, когда его предупреждение спасло мне жизнь. Как он это сделал? Он спас меня. Мой инженер. К тому же, Девра умерла в том корабле. Весь восторг пропадает при этой мысли. Но всё же мне нужно знать, как он смог меня предупредить. — Кон, когда я была там…

Он отмахивается от моих слов, хватает устройство и осматривает его, осторожно вращая в своих руках. Прямо сейчас это самая важная вещь в мире.

— Я могу это починить.

Я улыбнулась, воодушевлённая его нескрываемой радостью. Объяснения как и почему могут подождать. Хоть что-то хорошее нам принесла это катастрофа. Хоть что-то.

Он кладёт устройство на стол с величайшей осторожностью и вновь поворачивается ко мне, устремляя на меня свой серьёзный взгляд.

— Что?

— Бел, я думал… я думал… — но ему не удаётся подобрать слова. Он вздрагивает от бессилия, и я терзаюсь вопросом: да что же теперь не так? Он не рад, что мы получили радио?

Кон хватает меня за руки, притягивает к себе и целует.

Не по придворному этикету, не руку и не в щёку. Его руки обнимают меня, а губы касаются моих. Я напрягаюсь от шока и неожиданной дрожи, охватившей всё моё тело.

Я застываю, чувствуя его тепло, его прикосновение, запах масла и пота, смешанный с чем-то ещё. Заманчивым, околдовывающим. Он не должен этого делать. Ему больше не нужно жениться на мне. Почему он целует меня? Но я не могу думать об этом сейчас. Я не могу думать о чём-либо, кроме этого поцелуя. У меня перехватило дыхание. Моё сердце бьётся так сильно, что я слышу его, и смотрю на его полуприкрытые глаза, такие сияющие. Он немного смещается и целует меня так, что тепло волной проходит через моё тело, закручиваясь в животе. Глаза, сдаваясь, закрываются. А сердцебиение становится единственным, что я замечаю. Моё и его. Я чувствую его ритм, эхом через его тело, прижатое к моему.

После Шая никто и ничто меня так не волновало. В одно мгновение все мои стены рухнули.

Он разрывает поцелуй и отстраняется, словно только сейчас осознал, что он делал, что я не отвечала. Он следит за моей реакцией, его лицо вновь становится серьёзным. Разочарование смешивается с растерянностью, будто он сам от себя не ожидал.

— Я не должен был… то есть… мне жаль, Бел.

Ничего ему не жаль. Он уж точно не жалеет о том, что сделал. Я понимаю это по новому блеску в глубине его глаз.

Нет. Кон совсем не жалеет об этом.

— Врёшь, — шепчу я и сама тянусь к нему за поцелуем. Я не знаю, кто из нас двоих удивлён больше тому, как мои губы прижимаются к его, а руки обхватывают за шею, и он сдаётся. Из его горла вырывается стон, и я таю, как свечка, от этого звука. Что-то мощное и первобытное в глубине разума шепчет: «Мой».

И я, правда, так думала. Именно это. Я здесь с ним не потому, что это мой долг или потому что у меня есть обязанности. Я здесь не потому, что меня послали отец и Императрица. Я здесь потому, что не могу оставить его. Только не сейчас.

— Я думал, что в этот раз я потерял тебя по-настоящему, — шепчет он мне, будто это исповедь.

Я мотаю головой, водя носом по его коже. От него пахнет маслом и плазмой, но под всем этим он пахнет как Кон. Или всё это вместе и есть его запах, эта головокружительная смесь, которая не должна быть такой опьяняющей.

— Я слышала тебя. Ты предупредил меня.

— Я старался. Я был с Рондетом, установил с ними контакт, пытался увидеть…

— И ты смог. Ты помог мне. Ты спас меня. Знаю, мне стоило подождать. Но Девра… лётчица бы тогда умерла в одиночестве. Кон, она бы… — из моих глаз внезапно бегут слёзы, все те слёзы, всхлипы и пустота в груди, которые я так старалась скрыть.