Крылья Мастера / Ангел Маргариты
Шрифт:
– Мы вам обещаем, – сказал в свою очередь Рудольф Нахалов, – что завтра утром вы получите идеального мужа! Гарантия – сто пятьдесят процентов!
Фраза явно была рассчитана пьедестал. Однако Тася открыла ротик и перехватила инициативу, сделав ту великолепную паузу, за которую на сцене одаривают тихими поощрительными овациями, а в жизни падают ниц и невольно только и ждут таких моментов.
– У меня нет задатка! – сказала она в тайной надежде, что теперь-то они отпадут, как пиявки.
– Значит, мы вам будем должны! – в свою очередь легко и непринужденно
И счёт стал один-один.
– Да! – подтвердил Ларий Похабов в своём безупречном английском костюме, и чёрный альхон взмахнул крылышками в знак безмерного расположения к Тасе.
В изумлении она переводила взгляд с одного на другого, не то чтобы не доверяя их обещаниям, а даже не принимая за чистую монету их ангельское бескорыстие. Где крылась ловушка? – Тася так и не поняла.
– Я вам не верю!
– Знаете что… – сказали тогда они оба ей вкрадчиво, как тяжелобольной, – вы в эту ночь дома не ночуйте… не нужны вам эти… – поднялись они, словно воспарили от своего же восторга, – а утром получите мужа, как прежде, здоровым и крепким. Вам же этого хочется?.. – как будто уговаривали они её, но уже тяжелобольной и ничего не понимающей.
– Да… – неожиданно поддалась она затаённым мечтам, понимая, что лунные человеки зачаровывают её своими сладкопевными голосами и что деваться некуда, а надо соглашаться.
– А с вашим мужем мы сами договоримся! – пообещали они, предвосхищая все её сомнения. – Делов-то!
И она едва не упала в обморок от зазвучавшей наконец у неё в голове этой самой басовитой струны, которая подала знак соглашаться.
– Спасибо вам, святые люди! – растрогалась Тася.
– Бог с вами, – замахали они ручками. – Бог… Не надо… Не надо… благодарить, мы с вашего мужа втридорога возьмём, – по-идиотски хихикнули оба. – Идите… домой, идите… И ничего не бойтесь… У вас начнётся новая жизнь… – выпроваживали они её.
– Спасибо вам! – расчувствовалась она ещё больше и едва не приложилась у ручке того, у которого был правый стеклянный глаз.
– Идите… идите… – отступил он, пряча руку за спину. – Мы не за этим… мы по другой части…
И оба величественно поплыли по воздуху, не касаясь лестниц, кивая в подтверждении своих слов, словно китайские болванчики – каждый по своему пролёту, вверх к себе, в божественные чертоги, где, должно быть, решалась судьба человечества.
Тася не помнила, как выскочила наружу, добежала до конца аллеи, а когда оглянулась, никакого викторианского особняка на склоне, в глубине мрачного парка, не было уже и в помине. На фоне чёрного леса и Владимира Великого с крестом уже кружился первый снег, да нагло каркали вороны.
Тася в крайнем нетерпении вернулась на рассвете. Ночь она провела у подруги – Веры Павловны, очаровательной хрупкой блондинки, с тонкими чертами лица, специализирующейся на портретах знаменитых личностей и воздушных киевских пейзажах. Её выставки до войны имели грандиозный успех. Однако же с тех пор она пребывала в забвении, о чём и шла речь за
чаем и бутылкой крымского «хереса».В квартире было тихо, сонно и пустынно. На кухне шмыгали тараканы и сочилась вода из крана.
Булгаков, оказывается, работал у себя, в приёмной.
Увидев рукопись, Тася всё поняла, но сделала вид, что удивилась:
– А ты всё пишешь?..
В её голосе невольно проскочили нотки восхищения. И этим она сразу же подкупила Булгакова.
– Да… – коротко, но с вызовом, ответил он, локтём закрывая листы, исписанные, как всегда, жутким медициной подчерком.
– Не буду… не буду… – шутливо сказал она, летуче удаляясь за ширму. – К нам никто не заходил?..
– Ну кто к нам придёт среди ночи?! – почему-то нервно отреагировал Булгаков. – Кто?!
И Тася, выглянув из-за ширмы, нарвалась на его гневливо-сумеречный взгляд.
– Я не знаю… Прости… Ты так много написал… – сказала она, поправляя на груди халат. – Я не ожидала…
На самом деле, её крайне удивило одно: как быстро лунные человеки управились. Она ожидала, что им понадобится как минимум три-четыре месяца хотя бы для разработки идеи, а рукопись, оказывается, была давным-давно готова и лежала где-то там, в лунном мире, ждала своего часа, чтобы Булгаков оживил её.
– Я теперь всё время буду так работать! – отстранил её всё тем же локтём Булгаков. – Ты мне не мешай!
– Хорошо! Хорошо, – формально испугалась она, – милый, как скажешь. Я поставлю чай?
– Поставь, – бездумно согласился он, запуская пятерню в лохматую голову.
– А что это было? – подъехала она с другого боку.
– Что именно? – он сделал вид, что не понял, молодцевато блеснул своими белыми, как моль, глазами.
– Ну… почему ты вдруг работаешь?..
Не скажешь же, что ты, дорогой, всё это время, как бревно, валялся на постели, а теперь вдруг ожил? Обидится. Сделает контрпродуктивные выводы и, не дай бог, вернётся к старому.
– Вдохновение пришло… надолго… – буркнул он, словно пробуя пальцем кипяток в кастрюле.
– Ой, ли?! – она испытующе посмотрел на него, в больше мере на зрачки.
Зрачки были маленькими, плоскими, как прежде, как у всякого нормального человека. Слава богу, пронеслось у неё в голове, очухался.
– Да… всё резко изменилось, – потупился он, берясь за перо, давая понять тем самым, что разговор окончен даже для её, великолепной столбовой дворянки, которую он обожает крепче женщин всех других мастей вместе взятых на всём белом свете.
И она с величайшим облегчением вздохнула: лунные человеки не обманули, только она не знала, за какую цену.
Он мучил её три дня. Молча приходил на кухню, молча столовался и с прямой, обличающей спиной удалялся в свой кабинет, говоря тем самым, ты обрекла меня на муки вечного творчества, я тебя до смерти не прощу.
Тася три раза бегала за бумагой в магазин писчих принадлежностей. Исписанная стопка рукописей рядом с Булгаковым заметно подросла.
Что же он пишет? – извелась она любопытством.