Крылья Огня: Пророчество о дракончиках

Через полчаса полётов по лесным острогам, они нашли небольшую долину с нависшими над нею ветвями деревьев. Неподалёку, прямо в ручье, была довольно удобная площадка для приземления, и мама спикировала на неё, касаясь лапами земли и призывая своих детей громким урчанием. Ответив радостными рычаниями, они приземлились следом, собираясь под её большими крыльями, которых хватало на всех даже учитывая, что они подросли.

Семья стала обнюхивать место, их языки мелькали каждые несколько мгновений. После нескольких раундов обстоятельно обхода было ясно: никто не занимал это место, никто не знал об этом месте, и потому оно было великолепно, чтобы оставаться здесь всем вместе.

Мама обошла вокруг, приминая собой круг травы и тихо урча. Здесь она будет сидеть. Здесь она будет смотреть. Она всегда наблюдает, чтобы чёрная тень врага не упала сверху.

Бегя к маме, ночекрылёнок унюхал, что после её одобрения остальные чувствовали себя как дома. Златочешуйная с гордым рыком поймала ящерицу и несла её к маме с намерением показать, а потом полностью проглотить. Синечешуйная поймала пастью за хвост радужночешуйную, сверкающую лёгким красным запахом негодования.

И вдруг перед ним выпрыгнул бурочешуйный, большой брат. «Играть?!» — урчал он, припадая на лапы и вилянием хвоста приглашая к игривой свалке вместе с рядом рычащей от предвкушения медночешуйной.

Чёрночешуйный замер. Что-то кольнуло его. Будто бы он что-то забыл. Будто бы они все что-то забыли. Но мамино внутреннее урчание, несущее ласку, безопасность и счастье, унесли последние тревоги и нерешительность. «Играть!» — проурчал он в ответ брату словом, что пришло из глубины сознания — и они напали на него, наваливаясь и устраивая кучу-малу в траве, начинающей пахнуть подогретым соком.

И ничего больше не было важно.

Глава 27

Прошла вечность и прошло мгновенье.

Где-то вдалеке показалась искра сознания.

Чёрночешуйный, уютно сидящий у маминого бочка, резко поднял голову, заслужив вопросительный рык мамы. «Идут-здесь. Слышу», — ответил он ей словами из глубины сознания, чувствуя, как подобралась и напряглась мама, готовая в любой момент прыгнуть вперед, закрыть крыльями, рычать, кусать и царапать.

Драконёнок дотянулся до искры, чувствуя в ней что-то знакомое, докоснулся… и провалился в неё полностью.

Теперь он обонял её носом, слышал её ушами, смотрел её глазами. Её — Пустельги из рода Медночешуйных, дочери Бедовой, а также младшей сестры Халькопирит и тёти Кречет.

Она полетела по следу племянницы, что, к счастью, всё ещё вился в воздухе. Той, что почему-то улетела в спешке, уведя с собой всех своих драконят. Что-то случилось, и надо было это выяснить — до того, как след окончательно унесёт ветрами.

Наконец, она увидела играющих в траве двоюродных племянников. Они носились среди травы, но увидев пронёсшуюся сверху тень, поспешили к маме. Пустельга приземлилась неподалёку, чтобы не провоцировать Кречет.

Теперь ей стало ясно, что случилось.

Её племянница стала жертвой ушедшего в разнос материнского инстинкта.

А когда мать уходит в разнос, дети следуют за ней, ведомые её запахами, уязвимые к такой близкой эмоциональной атаке на разум. Так что, теперь перед ней была семья диких небокрылов. Даже если больше половины из них небокрылами по рождению и не являются.

Пустельга аккуратно подошла ближе, ступая мягко и плавно. Она знала что делала — она пахла родственницей и самкой. Язык Кречет несколько раз попробовал воздух, и распознал это — и наконец, последняя перестала пахнуть настороженностью и готовностью, её тело расслабилось, а тихое подспудное рычание перешло в вопросительное урчание. Мол, что привело сюда ко мне, родственница?

Пустельга поняла — здесь нужен кто-то кроме неё. Кто-то, кто куда ближе её племяннице. Её мама. Глава большой семьи Халькопирит, дочь Бедовой и сестра Пустельги.

Небокрылка ответила неопределённым урчанием и развернулась, свечкой взлетая в небо и на время оставляя Кречет и её детей. «Я скоро вернусь, маленькие», — промелькнула её мысль, прежде чем раствориться в небе.

Остатки слов вились в голове Звёздочки даже после того, как Пустельга улетела. Вместе с ней вились и другие слова: башня, выбор королевы, бабушка, небокрылы, ночекрылы… Ночекрыл быстро проморгался, слова пропадали одно за другим, когда он снова настраивался на внутренний голос мамы, на её никогда не прекращающуюся спокойно-нежную песню своим детям. Синечешуйная укусила его за хвост — и он набросился на неё с притворно-агрессивным урчанием, отчего они вместе покатились по траве.

***

Ещё одно мгновенье-вечность рядом с мамой и бесконечной песней её голоса-без-голоса. Теперь уже две искры сознания приближались к ним. Одна из них была уже знакома чёрночешуйному — это та большая драконица, которая пахнет похоже на маму! Неопасная, знакомая. А вот кто вторая? Любопытный драконёнок дотянулся носом до неё, пытаясь парить на краю, не заныривать, но эта искра была такая большая и необъятная…

Она видела большую семью, что играла внизу, под бдительным взором своей мамы и её дочери. Она — Халькопирит из рода Медночешуйных, дочь Бедовой, мать Кречет.

Пустельга всё объяснила. Кречет ушла в материнский инстинкт, забыв обо всём остальном, и конечно же, утянула за собой своих детей. Детей, что сейчас играют внизу, и, заметив парящих сверху небокрылов, поспешили ближе к маме, настороженно смотря вверх — а она сама она подобралась как готовый прыгнуть кузнечик.

Две небокрылки снизились спиралью, бросая тень на укрытую деревьями поляну. Они не хотели пугать драконов внизу резким спуском, и приземлились, взметая воду и траву на краю ручья. Дети и их мама смотрели на небокрылок с осторожностью в суженных до щёлок, сконцентрированных на цели глазах, а их языки мелькали в воздухе, чтобы узнать всё.

И дочка узнала. Вилочка её язычка перестал высовываться, а глаза из щёлок превратились в овалы детской любви. Они ощущала запах своей матери, она видела её морду, она знала, что мама никогда не сделает ничего плохого.

Халькопирит первая подошла к ней, и древним жестом матери погладила по шее, низко урча и ласково прикусив клыками за загривок. «Ну же, вспоминай, доченька моя вкуснопахнущая», думала небокрылка, прижав её к своему боку крылом.

«Мама», — сказала Кречет, прикрыв глаза на секунду. «Доча», — ответила ей Халькопирит. И, вдруг, как будто она держала это всё в себе, из неё полилась плавная, урчащая речь. Она говорила обо всём: о Кречет и Халькопирит, о большой семьей Медночешуйных, об их поляне на слиянии двух горных речек, о первом не совсем удачном полёте и первой охоте с ящерицей в зубах. О всех разделённых вместе воспоминаниях матери и дочери.