Крылья

Насколько она поняла, Отшельник говорит лишь на своем языке. Это Крылатый учил хинди. Ну, или что здесь за язык… Черт. Наверняка ведь, на всю Индию не один язык. Что же ей делать? Словаря или разговорника здесь ей не найти – ближайший книжный магазин за стони километров, наверное, да и путь туда ей явно заказан… Если бы путь был открыт – то и в разговорнике бы не было никакой нужды.

Но как ей тогда говорить с Отшельником? Выход один – научиться. Не потащит же она Крылатого с собой в качестве переводчика? Он ее мигом раскусит и не станет помогать… Или соврет и «переведет» совершенно не то, что было сказано… Нет, она должна сама…

Попробует общаться с местными. После Полета они стали как-то дружелюбнее смотреть на нее, как-то… по-человечески, что ли. Не так отчужденно, как раньше. Может, что-то и выйдет… В конце концов, как-то же первые переводчики изучали чужие языки? Без помощи. Сами.

Так и она должна сделать все – сама. И она не имеет права провалиться.

Только в таком случае утром ей к Отшельнику нет смысла идти… Утром она пойдет в народ. Да. Просто подсядет к тем милым женщинам – и, может, что-то из этого и получится.

Ангел повеселела. По крайней мере, теперь у нее появилось занятие. Настоящее, полноценное задание. У нее была цель. Впервые с тех пор, как она оказалась здесь. И это мобилизовало все ее внутренние ресурсы. Она бы хоть сейчас побежала на улицу, если бы не поздний час. Голоса нескольких людей еще раздавались со стороны центрального костра, но тихие и мужские. Ангел же хотела учиться у женщин. Так ей казалось проще. И надежнее. Дружелюбно подсесть за рукоделием… Может, и циновки плести наконец научится. Должна же она хоть чему-то здесь научиться?

Мерное бормотание, заглушаемое порой треском костра, столь неспешное и спокойное, усыпляло Ангела. Она вслушивалась, сколько могла, но слова не стали понятнее. А потом их журчание и вовсе стихло.

Ангел крепко спала.

39.19

Во сне она бежала за ним.

Толпа.

Заполненная людьми улица. И все они идут прочь. Спина Медведя маячит где-то далеко впереди, она едва видит его затылок, его волосы чуть прикрывают воротник пальто… Она бежит за ним, а люди вокруг словно сговорились. Они не пропускают ее, не оборачиваются на ее окрики, не извиняются, когда толкают ее. А она задевает каждого своим Крылом, оно мешает ей, оно цепляется, тормозит ее.

Ей никогда его не догнать.

Она останавливается, достает из кармана телефон и набирает его номер.

Ну давай же…

Люди обтекают ее, задевая полами плащей и пальто.

Начинается дождь.

Он не слышит ее.

Долгие гудки… Он не берет трубку.

Капли ударяют по голове Ангела.

Ей все равно.

Он не слышит ее.

Толпа раскрывает зонты. Все, как один, черные. А где-то впереди – его синий клетчатый зонт. Яркий и нелепый.

Ангел вновь бросается вперед. Но она отстала еще сильнее… А продираться сквозь толпу с зонтиками… равносильно самоубийству. Во всяком случае, навязчивому желанию остаться без глаза, точно…

Она снова набирает его номер. Ухо болит от того, как сильно она прижимает к нему телефон. Он не слышит ее…

Она роняет телефон, вновь бросается вперед, кричит, подпрыгивает…

Но он скрывается за поворотом. А серая масса пальто несет ее дальше на своих волнах черных зонтов… Она не может свернуть там же, где свернул он. Ее утягивает вперед… И она не видит его зонта в переулке. Даже здесь его уже нет…

Ангел просыпается.

Дурацкий сон… Как же она не любит такие сны…

И не толпа ее сейчас испугала сильнее всего. Нет, вовсе не толпа… Они ведь не обращали внимания на ее Крыло.

Хуже всего было то, что Медведь не слышал ее. Она не могла дозвониться, докричаться, дотянуться до него.

Нет… Хуже всего то, что она и в реальности не может ничего этого сделать.

Вот настоящий кошмар.

Ее мобильный давным-давно разрядился, а в этом уединенном селении не было никакого источника электричества, куда уж там – мечтать о настоящей розетке… Здесь даже лампочек не было. И вентиляторов…

Словом, телефон зарядить она не могла. Об интернете и электронной почте и говорить нечего. Обычные письма? Но кто их отправит? И куда ей их слать? Где он сейчас? Вернулся ли в их дом? Остался ли в той квартирке, в том сером городе, где она бросила его? Вряд ли… Продал их квартиру и уехал? Наиболее вероятно… И где ей его искать? У родителей? Возможно… Но что он им тогда сказал? Что она его бросила? Правда. Что она умерла? Почти правда.

Ангел пошевелила рукой, и тут же плечо и шею пронзила резкая боль. Сейчас она впервые осмысленно пожалела, что не сломала Крыло при падении. Как бы это все упростило… Особенно, если бы перелом оказался серьезным, сложным, невправляемым… Чтобы кости раздробило, растерло в порошок, чтобы ничего нельзя было восстановить, чтобы оставалась только операция, только ампутация…

Ангел испугалась своих мыслей. Пока Крыло – часть ее самой, она не должна…

А, к черту. Никому она ничего не должна. И чего она недолжна делать, даже она сама себе не должна диктовать. Не обязана.

Если бы Крыло исчезло, она бы стала свободна. Она бы стала не нужна. Ее бы отпустили.

Но одна она это все равно не провернет… Если попробует откуда-нибудь прыгнуть, инстинкт самосохранения не даст приземлиться на Крыло – слишком много мелких косточек, слишком все хрупкое… Да и духу попросту не хватит – шагнуть в пустоту. Одной. Пусть и не в очень глубокую пустоту.

У нее был один случайный шанс – и она сломала не то, что было нужно. Совсем не ту кость…

Теперь придется идти долгим путем. Только и всего.

Ангел встала и вышла на солнце. Жизнь в деревне уже вовсю кипела, стряхнув остатки сна. И Ангел должна была как можно быстрее стать ее частью

Ее органичной, лингвистически-идентичной частью.

Завтрака ей еще не приносили, и Ангел расценила это неплохим предлогом, чтобы подойти к центральному костру и там прибиться к какой-нибудь группе людей.

Женщин, конечно же.

Вот они. Перебирают фрукты. Идеально. Заодно решится и вопрос с завтраком. Пусть и побочный, но весьма насущный вопрос. Желудок, измученный нервным сном и постоянными душевными метаниями, возмущенно заворчал. Он уже давно проснулся. Похоже, раньше самой Ангела, и теперь требовал еды.

И Ангел отправилась на поиски пищи для тела – и мозга.

Первый шаг всегда самый сложный… Едва переступив порог своей хижины, Ангел сразу же дико захотела вернуться туда и забиться в самый дальний угол – так ей стало страшно.

Она никогда особо хорошо не ладила с людьми, а тут еще и языковой барьер… Ангел боялась, что ее отвергнут. Боялась стать изгоем. Даже несмотря на Крыло, гарантирующее ей здесь особенный статус.

Да и что, кроме Полета, она здесь совершила такого уж выдающегося, чтобы ее ценили и уважали? Ровным счетом, ничего. Поэтому она боялась вдвойне.