Ксеноцид (др. перевод)

Поэтому на самца давят сразу с двух сторон. Первейшая его нужда – распространить семя, по необходимости прибегая даже к насилию. А другая – стать привлекательным для женщины, предстать перед ней в виде надежной и верной опоры, одновременно подавив в себе тягу к беспорядочным связям и желание действовать больше силой. Женщина также разрывается между двумя резонами. Прежде всего она желает заполучить себе семя наиболее сильного, наиболее мужественного самца, чтобы будущее дитя получило в наследство хорошие гены, – именно это больше всего привлекает самок в жестоких, сильных самцах. А второй резон – получить защиту стабильного, спокойного мужчины, не отличающегося крутым нравом, чтобы младенец рос в тепле и безопасности и чтобы как можно больше ее детей достигли зрелости.

Вся наша история, все, что я узнала за время странствий, пока историком скиталась по Галактике и пока наконец не сорвалась с этого ничего не обещающего в смысле воспроизводства крючка и не обзавелась семьей, – все мои знания можно истолковать так: все без исключения люди слепо исполняют то, что им диктуют гены. Мы разрываемся между доводами рассудка и естественными желаниями организма.

Наши великие цивилизации – не более чем социальные машины по созданию идеальных убежищ для самок, где каждая женщина может рассчитывать на покой и стабильность. Наши юридические и моральные кодексы, созданные как попытка свести к минимуму насилие и обеспечить безопасность собственности, – все они воплощают основную женскую стратегию: заловить себе хорошего самца.

И наоборот, племена кочующих варваров, жившие за пределами цивилизации, следовали в основном самцовой стратегии – стремились распространить семя. Внутри племени наиболее сильные и превосходящие других мужчины, как правило, получали во владение лучших женщин – либо посредством узаконенной полигамии, либо, улучив момент, когда остальные самцы бессильны, просто завладевали подходящей самочкой. Но и такие самцы не могли размножаться до бесконечности – вожди отправляли их воевать, заставляли убивать, вышибать друг другу мозги в стремлении к победе. Они сублимировали свой сексуальный позыв в битве, утверждая себя как мужчин, убивая самцов-соперников и после победы совокупляясь с овдовевшими женщинами. Ужасные, чудовищные мотивы, но именно благодаря спровоцированному ими поведению гены и обеспечивают нам выживание.

Эндер испытывал некоторую неловкость, слушая обличительную речь Валентины. Он знал, каждое слово ее – правда, он и раньше слышал о таком, но каждый раз почему-то ощущал какое-то сопротивление внутри себя, превращался в Сеятеля, который должен узнать о своем народе нечто подобное. Эндер хотел возразить Валентине, сказать, что кое-кто из самцов ведет себя вполне цивилизованно, но разве в своей жизни он не творил насилия, не участвовал в войнах? Разве он не скитался по свету? Так что его решение осесть на Лузитании на самом деле было стремлением преодолеть в себе присущие самцам движущие силы, которые были вколочены в него в ту пору, когда он был юнцом, поступившим в Боевую школу. Он хотел стать цивилизованным человеком и обзавестись семьей.

Но даже тогда он женился на женщине, которая не особо жаждала нарожать побольше детей. На женщине, семейная жизнь с которой в конце концов лишилась всякой цивилизованности. «Если я действительно следую описанной модели самца, то меня можно назвать неудачником. После меня не осталось ребенка, который нес бы мои гены. Женщины не принимали моих законов. Я – яркий представитель отклонения от нормы. Но я так и не воспроизвелся, следовательно мои нетипичные гены умрут вместе со мной и социальным моделям самца и самки больше не будет угрожать опасность от такого промежуточного типа, как я».

Пока Эндер разбирался с собственными мыслями по поводу толкования Валентиной человеческой истории, Сеятель ответил тем, что снова взобрался на стул, – таким образом он демонстрировал презрение и насмешку.

– И что, после того как вы объяснили мне, будто люди тоже являются орудиями какой-то генетической молекулы, я, по-вашему, должен почувствовать себя значительно лучше?

– Вовсе нет, – пожал плечами Эндер. – Мы просто хотели сказать тебе, что практически все наши действия могут быть объяснены с точки зрения воздействия некоего гена. Но это вовсе не означает, что поступки пеквениньос бессмысленны.

– Человеческая история может быть представлена в виде борьбы между нуждами женщин и нуждами мужчин, – сказала Валентина, – но я хотела сказать, что даже в этом свете существуют герои и монстры, великие события и благородные деяния.

– Значит, когда дерево-брат отдает нам древесину, – сделал вывод Сеятель, – оно приносит жертву племени. А не вирусу.

– Если ты отказываешься от понятия племени и обращаешься к вирусу, пойди еще дальше – откажись от вируса и обратись к миру, – сказал Эндер. – Десколада поддерживает существование планеты. Поэтому дерево-брат приносит себя в жертву, чтобы спасти целый мир.

– Очень умно, – заметил Сеятель. – Только ты совсем забыл: ради спасения планеты должно отдать жизнь не какое-то определенное дерево, а большая часть всех лесов.

– Верно, – согласилась Валентина. – Десколаде безразлично, какие деревья погибнут, а какие уцелеют. Но сами деревья-братья не относятся к смерти с подобным равнодушием. Как и вы, маленькие братья, которые забираются в домишки, чтобы согреться. Вы высоко цените благородный жест деревьев, которые идут ради вас на смерть, даже если десколада не может отличить одно дерево от другого.

Сеятель не ответил. Эндер искренне надеялся, что они все-таки немного продвинулись вперед.

– С таким же безразличием относится десколада к вашим войнам, – сказала Валентина. – Ей все равно, кто победит, а кто будет разгромлен, главное – чтобы погибло достаточное количество братьев и чтобы из их трупов выросли деревья. Я права? Но это не меняет дела: какие-то братья благородны и мужественны, тогда как другие – трусливы и жестоки.

– Сеятель, – обратился Эндер, – десколада, может быть, и управляет вами, например заставляет мгновенно вспыхивать от ярости, чтобы обыкновенные споры перерастали в войны, а не улаживались деревьями-отцами, но это не умаляет того факта, что какие-то леса защищаются, а какие-то движимы жаждой крови. Ваши герои остаются прежними героями.

– А мне наплевать на героев, – внезапно вступила Эла. – Герои, как правило, погибают, как мой брат Квим. Где он сейчас, когда мы так нуждаемся в нем? Ведь не соверши он свой подвиг…

Она сглотнула слезы, на нее снова нахлынули воспоминания о недавнем горе.

Сеятель кивнул – этому жесту он выучился у людей, чтобы с ними было удобнее общаться.

– Сейчас мы живем в мире Воителя, – подтвердил он. – Кто он такой, как не дерево-отец, исполняющее повеления десколады? Температура на планете повышается. Нам нужно больше деревьев. Вот он и жаждет насадить побольше новых лесов. Почему? Им просто движет десколада. Поэтому-то к нему и прислушиваются столькие братья и деревья-отцы – он предлагает план, который удовлетворит их жажду распространиться по планете и вырастить побольше деревьев.

– Интересно, а десколада знает о том, что он намеревается посадить эти деревья на других планетах? – задумалась Валентина. – Вряд ли это поможет понизить температуру на Лузитании.

– Десколада вселяет желание, – ответил Сеятель. – Откуда вирусу знать о космических кораблях?

– А откуда какому-то вирусу знать о материнских деревьях и деревьях-отцах, о братьях и женах, о младенцах и маленьких матерях? – в ответ спросил Эндер. – Это очень умный вирус.

– Воитель – наилучшее доказательство моей теории, – сказала Валентина. – Его имя предполагает, что он участвовал и, главное, победил в последней большой войне. И вот снова наступил момент, когда потребовалось увеличить число деревьев. Однако Воитель решил направить свои желания на исполнение другой цели – достигнуть звезд и там насадить новые леса, вместо того чтобы вступать в войну с другими пеквениньос.