Кто есть кто (фрагмент)
Шрифт:
Все!"
Я облегченно вздохнул, разогнул замлевшую спину и взглянул на Аркадия. Он смотрел то на рисунок, то на меня с таким видом, будто я ему Сикстинскую мадонну изобразил прутиком на песке. Он просто глазам своим не верил! Он еще раз поглядел на рисунок, снова перевел взгляд на меня, взгляд этот по-прежнему выражал безграничное изумление, - попытался что-то сказать и не смог.
– В чем дело?
– заботливо спросил я, - Ты чего-нибудь не понял?
Он снова беззвучно раскрыл и закрыл рот, - я искренне любовался этим зрелищем, - потом глубоко вздохнул и помотал головой.
–
– хрипло спросил он, тыча отобранным у меня прутиком в пунктир с точками.
Я скромно кивнул.
– Какого черта... Какого дьявола тебя понесло в прошлое?!
– яростно прошипел Аркадий, - Как ты вообще попал туда?!
– Ну, зачем так грубо?
– с ласковой укоризной возразил я.
– И нечистую силу ты совсем зря поминаешь: Я материалистически перешел, в согласии с законами хронофизики, и руководствовался при этом благородными побуждениями Тебя же, дурашку, спасти хотел":
Аркадий отшатнулся и озадаченно уставился на меня.
– Какого еще меня?
– подозрительно спросил он, - Ах, того:, который умер...
Понятно: хотя это был не я...
Он вдруг почти успокоился, только губы слегка подергивались да в глазах оставалось диковатое выражение, как у камышового кота а неволе.
Вспыльчив Аркадий Левицкий и самолюбив до крайности: иной раз я удивлялся, по каким мелким поводам он злится, бледнеет, багровеет, сжимает кулаки и лезет в драку. Как-то плохо это вяжется с его обычной скептической миной, с надменной и язвительной усмешкой. Темперамент у него буйный - вот и берет верх над рассудком.
Аркадий о чем-то долго и сосредоточенно думал. Потом, видимо, пришел к какому-то решению и ехидно улыбнулся своим мыслям. Я сочувственно глядел на него: пускай потешит душу, ведь последнее слово все равно за мной. Он не знал того, что знаю я. Теперь я был почти уверен, что это здешний Аркадий.
"Несостоявшийся покойник, - думал я, глядя на него, - что ты можешь сказать в свое оправдание, ну что?! Ты у меня в ногах должен валяться за то, что я тебя спас - спер твои таблетки, подпортив свой моральный облик? А ты готовишь мне какую-то пакость... Ведь готовишь, я же вижу.
Аркадий поглядел куда-то через мое плечо и вдруг широко ухмыльнулся. Что он там увидел? Я тоже хотел было повернуться, но Аркадий сдавил мне плечо своей железной лапищей и, глядя на меня в упор, сочувственно сказал:
– Самозванец ты мой несчастный!
– Сам ты самозванец и вообще ошибка природы!
– отпарировал я, - Не забывай, что я тебя спас. Я ведь и назад могу все переделать, мне это раз плюнуть!
– Плюнь, дорогой, плюнь!
– нежно произнес Аркадий, - Плюнь, а потом повернись - и приятно удивишься...
Я не успел ни плюнуть, ни повернуться - за моей спиной чей-то голос спросил:
– В кого это ты вцепился, Аркашенька?
– Да вот, в самозванца одного, - пренебрежительно бросил Аркадий и отпустил мое плечо.
Я быстро повернулся.
За моей спиной стоял - я!!!
И лицо мое у меня на глазах становилось растерянным и глупым.
Линьков почти доволен собой Линьков спрятал свою драгоценную находку, поднял голову и увидел, что черноволосый крепыш в клетчатой ковбойке очень
ловко и напористо прыгает через груды досок и катушки кабелей, приближаясь и нему. Выбравшись на расчищенную площадку у первой хронокамеры, он весело крикнул:– Это вам я понадобился? Так вот он я!
Узнав, что Линьков из прокуратуры, крепыш перестал улыбаться.
– Я Демченко, бригадир. Слушаю вас, - сухо сказал он.
– Не беспокойтесь, у меня вопросы чисто технические, - заверил его Линьков.
– Ни и кому из ваших касательства не имеют. Да я почти все уже и выяснил.
Так, мелочи остались. Эта камера готова, как я понимаю?
– Он тронул рукой огромный куб, рядом с которым они стояли.
– Да, она прошла испытания. Комиссией принята.
– Давно?
– Перед праздниками где-то... Ну, месяц назад.
– С ней уже работали?
– Ну что вы!
– Демченко усмехнулся.
– У нас тут не очень-то поработаешь.
Сами видите, какой кавардак. На консервации стоит камера.
– Понятно... А вот эти щиты, подставки и прочее - это все специально положили в камеру? Чтобы кто-нибудь ненароком туда не сунулся?
– Какие щиты?
– удивился Демченко, поглядел в камеру сквозь стеклянную дверь и даже руками всплеснул.
– У, лопухи! Вот я им! Фомич!
– закричал он яростно.
– А ну, Фомич, давай сюда!
Степенный, полуседой человек в аккуратно пригнанном халате неторопливо подошел к нему и со спокойной укоризной сказал:
– Чего шумишь, бригадир? Я, чай, не глухой. Когда дрель утихает, все нормально слышу.
– Мораль потом читать будешь!
– нетерпеливо отозвался Демченко.
– Ты лучше скажи, кто разрешил в камере свалку устраивать? Мало, что в зале свинюшник развели, не продерешься...
– Я не разрешал, - заявил Фомич, с неодобрением разглядывая камеру. Видать, из нашей молодежи кто-то инициативу проявил.
– Руки оторвать за такую инициативу!
– свирепо сказал Демченко. Моментально пускай все перетащат в комплектовочную. Количество и сохранность проверь, Фомич, и если что - дай им духу. Распустились! Перед людьми стыдно!
Ультрасовременная техника, машина времени, понимать надо! А этим орлам что хронокамера, что мусорный ящик - без разницы!
Линьков еще поговорил с Демченко, выяснил, что работают монтажники действительно до четырех, редко - до пяти и что зал на ключ не запирается, дежурный по корпусу потом запирает. Это обстоятельство, впрочем, не имело существенного значения. Тот человек, о котором думал Линьков, наверняка имел ключ и от зала и от лаборатории "№14. И скорее всего на самых законных основаниях.
Демченко, вдруг что-то сообразив, начал допытываться у Линькова, какое он дело ведет, - может, насчет самоубийства, и если да, то при чем тут монтажники и зал хронокамер? Линьков отвечал вежливо и туманно, Демченко продолжал спрашивать, и так они дошли вместе до выхода из зала. Тут Демченко увидел Фомича и, грозно хмурясь, спросил:
– Выяснили, кто барахолку в хронокамере устроил?
– Да вроде бы и никто, - слегка растерянно сказал Фомич.
– Как один, все говорят: не клали мы туда ничего и близко даже не подходили.