Кто ищет, тот всегда найдёт

Когда я, запыхавшись, припёрся ни свет ни заря — без пятнадцати, меня встречала полная ватага наших разукрашенных и возбуждённых женщин, настроенных дарить себе, подругам и, особенно, мужьям счастье и радость.

— Василий! — энергично всплеснула-взмахнула короткими мощными ручками, обнажёнными, как у мясника, по локоть, наша атаманша Коганша. Из крупной головы её во все стороны торчали чёрные негритянские спирали, а серое лицо исказила яркая боевая раскраска: губ — красным, щёк — розовым, а бровей, ресниц и около — жгуче-чёрным. Плотное гладкое синее платье с полу-декольте спереди и сзади целомудренно подчёркивало почти полное отсутствие верхних женских форм и явное преобладание нижних. Непонятно было, как красавчик Лёня попался на удочку такой вобле, и что послужило наживкой. — Какого дьявола ты в праздник припёрся в обносках, когда мы тебе вчера с кровью выколотили костюм? Долго ты нас будешь позорить, являясь без приличных штанов?

Я в ужасе прикрыл обеими руками, уронив трость, то, что было спереди, но, быстро опомнившись, виновато залыбился, не чувствуя вины. Да и с чего? В институте все иногородние ходили в чём попало, имея на несколько комнат общежития один сборный наряд для торжественных выходов на свидание, в ресторан или, если случайно угораздило, в театр. Ленинградские резко отличались от нас, варягов, опрятностью, от них за версту разило маменькиной ухоженностью. А нас спасала форма, которую после смерти Сталина, к сожалению, отменили, но её ещё много лет донашивали, нимало не заботясь о внешнем состоянии. К тому же считалось шиком иметь продранные локти кителя, пузырящиеся на коленях неглаженые штаны и драный свитер, определяющие принадлежность к дедам-старшекурсникам. А вензеля на полупогончиках обозначали институтский клан и позволяли безошибочно узнавать извечных врагов с геолфака Университета. В постоянных сшибках и драках участвовали только экипированные в суконные рыцарские доспехи, но по их виду можно было узнать, кто и как отстаивал интересы настоящей полевой геологии, и потому чистюли вызывали, как минимум, общее презрение. Так что мне, в отличие от наших заботливых женщин, и в голову не приходило, что выгляжу почему-то непрезентабельно. И чужая оболочка для меня была не важна. По мне, Коганша в неизменной серой кофте и коричневой юбке с пятнами выглядела симпатичнее, чем в декольтированном синем саване.

— Если ты немедленно не преобразишься, — продолжала честить дружелюбно настроенная атаманша, — то мы отобьём тебе кое-что похуже ноги, — и угрожающе, как переодетая орангутанша, подняла мой дрын.

Я угроз не боюсь, я их старательно избегаю, поэтому решил скромненько ретироваться.

— А где остальные? — осведомился на всякий-який, если понадобится помощь своей стаи.

Траперша фыркнула, чуть не зафыркав меня помадой.

— Уже квасят, паразиты, по-чёрному.

Я, естественно, рванулся к ним, ухитрившись вырвать свою опору из рук потерявшей бдительность Коганши.

— Тебе там делать нечего, — остановила она властно, — не по силёнкам.

— Да я!! — возмутился слабак и хотел похвастать, как вчера в одиночку принял на грудь почти целый бутылёк выгодного, осилив с полстакана, не оставив и четверти на донышке, но Коганша перебила:

— Вообще-то, — тянет, щурясь по-кошачьи, — приличный мужчина в приличное женское общество приходит с приличной выпивкой, но мы тебя, так и быть, на первый раз прощаем. Ты у нас, за неимением более подходящих мужиков, — хамит открыто, — будешь навроде новогоднего свадебного генерала. Твоя задача всего-то прилично выглядеть, делать нам приличные комплименты и произносить в нашу честь приличные тосты. А мы тебя за это попотчуем слабеньким и сладеньким… — сгущёнкой разбавят, мелькнула у меня запоздалая мысль, я и сам вчера мог бы сварганить такой коктейль, — … и накормим вкусненьким. Топай давай, — приказала неприлично, как будто меня можно заставить, и я потопал, да ещё и торопясь, чтобы доказать раз и навсегда, что не какой-нибудь замухрышка, как она представляет, а настоящий приличный мужчина с приличными манерами.

Примчавшись домой на своих троих, я торопливо вскрыл пакет в сетке, достал одну бутылку коньяка, отставил в сторону и сосчитал оставшиеся, надеясь на чудо: раз, два, три, четыре… Нет, пять уже не получалось. Придётся Иванычу обойтись четырьмя, а то чёрт-те что: советский хирург, уважаемый специалист, а дошло до того, что курит и пьёт во время ответственных операций, подвергая опасности жизни ценнейших пациентов. Правда, что пьёт, я не видел, но раз курит, то и до этого недолго осталось: одно за другое цепляется, и — раз! — пропал человек, надо спасать.

— Вот, — ворвался я в камералку, победно вздев коньячный бунчук.

— Ура! — задребезжала Коганша, и все захлопали моему замечательному сольному бенефису, а предводительница визжащей оравы в порыве чувств танком надвинулась на меня и верещит, захлёбываясь: — Дай я тебя поцелую! — Ну вот, с огорчением подумал я, сделай людям добро, так они обязательно метят отплатить какой-нибудь гадостью. — Ладно, ладно, не буду, — уловила щедрая дама моё невольное отступательное движение. — Не буду тратить ценную помаду на твою полунедобритую щеку. — И сразу очередь, в которой Сарочка, распихав всех, стояла первой, распалась, а я вздохнул с облегчением, чуть не лишившись жизни от жарких объятий и слюняво-красных чмоканий.

— Садимся, девочки! — скомандовала тамадиха, и все бросились занимать места поближе к середине стола, где красовался пухленький тортик в нахлобученной шоколадной шапке с мармеладными изумрудинами и сапфирами и стоял мой элитный клопиный нектар в окружении трёх скромненьких винных бутылок с бордово-красным пойлом под названием «Мускатель». Мне, естественно, досталось местечко поодаль, в торце стола, где толпились тарелки и миски с отвратными салатами, которых я терпеть не могу, если из них нельзя выковырять хотя бы несколько кусочков мяса.

— Давай, Василий Иванович, действуй, не тяни, — торопит пьянчуга и протягивает мне стаканчик, и все — делай как я — сгрудили свои посудины, по-мужски, в тесную кучу и жадно наблюдают, как я, изрядно помучавшись с пробкой, которую пришлось проталкивать внутрь вилкой — пальцем я поопасался: а вдруг застрянет, а штопора не было, профессионально начал распределять армянский коньячок КВКК дрожащей рукой завзятого алкаша, но почему-то вышло всем по-разному, а себе, что особенно обидно, вообще налилась самая малость — язык смочить и то не весь.

— Да-а, — тянет Коганша критически, — чувствуется у нашего мужчины полное отсутствие навыка, придётся исправлять самим. — Схапала все стаканы, и сама занялась разливкой-доливкой, выравнивая коричневые уровни, как будто кто-нибудь обидится, если ему достанется больше. — Ну, а как у тебя, — ехидничает, — с тостами? Не вздумай вспоминать о «милых дамах».

На тебе! А я только-только навострился отделаться «здоровьем милых дам», заодно был бы и комплимент. Одним выстрелом всех дам как не бывало. Осечка! Теперь думай, трать бесценное серое вещество по пустякам, гоняй почём зря дефицитные шарики.

— Выпьем, — пробуждаю ленивую мысль вслед за торопливым языком, — за уходящий год. — Получилось солидно и ко времени, как у английских лордов, просыпавшихся к концу заседаний палаты. — За то, что было в нём хорошего. — Стал усиленно копаться в памяти, но ничего особенно хорошего для себя не обнаружил. — За то, что нам дано было его прожить. — Вот это куда ни шло, молодец, Василий. Похоже, и милым дамам понравилось. Хотя, как я нечаянно заметил, у нас перед первой любой тост проходит, лишь бы был покороче. А самым популярным и пригодным для любого случая является: «Вздрогнем!»

Коньяк мне не понравился: горький и вонючий, плодово-выгодное и то слаще. А Коганша совсем распоясалась, твердит развинтившимся боталом, что после первой не закусывают — показывает столичный шик и замашки министерских бичей — и разливает, не спрашивая, бутылку мускателя, да так ловко, что всем поровну досталось, и мне тоже.

— Выпьем, — талдычит, — за здоровье всех присутствующих, и чтобы не в последний раз.

Выпили — куда денешься? Рассчитывал, что после этого удастся попробовать торта, а вышла дуля. Все милые дамы словно с голодухи набросились на салаты и на вредную для них картошку с копчёной кетой, и я вместе со всеми за компанию ковыряюсь в тарелке с винегретом, напрасно пытаясь зацепить что-нибудь съедобное. А замаслившаяся Коганша уже подначивает: